По пути он нетерпеливо подглядывал на часы. Рядом с ним на сиденье лежала вечерняя газета. Он взял ее и попытался читать, но не мог сосредоточиться. Судя по всему, на полуночное свидание его ждал вовсе не потенциальный покупатель.
На Двадцать восьмой улице он вышел из поезда, направился на восток по Бродвею и зашел в одно кафе на углу.
Оно было точно таким же, как и тысяча других на этой и соседних улицах. Посетителей было мало, зато табачного дыма — в излишке. Справа была барная стойка. В задней части — ряд помещений за перегородками и дверей, ведущих в другие комнаты. Слева стояли столы и стулья и ряд отгороженных друг от друга кабинетиков с кожаными диванчиками вокруг деревянных столов.
Ноултон быстро огляделся, увидел, что стрелки часов показывают четверть первого, потом медленно прошел мимо кабинетиков, осматривая сидевших там людей.
У пятого он остановился. Расположившийся за столом человек поднял глаза и при виде Ноултона встал, протянув ему руку.
— Опаздываешь, — грубовато заметил он.
Ноултон, ничего не ответив, протиснулся в угол и сел.
Человек удивленно на него посмотрел.
— В чем дело? — спросил он. — Ты что-то бледный.
— Не говори так громко, — сказал Ноултон, поглядывая на группу из трех человек, которые остановились в нескольких футах от них.
— Ладно, — добродушно согласился его собеседник. — Да нам и не о чем долго говорить.
Сунув руку во внутренний карман пальто, он достал оттуда завернутый в коричневую бумагу плоский предмет размером с сигарную коробку.
— Денежки здесь, — сообщил он, кладя сверток на сиденье рядом с Ноултоном. — Забирай быстро. Как обычно — две сотни по десятке.
— Мне они не нужны.
Эти слова Ноултон произносил шепотом и с видимым усилием, но держался он невозмутимо и спокойно.
Его знакомый даже немного привстал.
— Не нужны! — воскликнул он, но рухнул вниз под предупреждающим взглядом Ноултона и продолжил шепотом: — Что случилось? Наложил в штаны? Я всегда думал, что ты мальчишка. Ты должен их взять.
Ноултон с твердой решимостью повторил:
— Мне они не нужны. С меня хватит.
Так они пререкались с четверть часа. Ноултон был спокоен, но тверд; его знакомый нервничал и настаивал.
Ноултон несколько раз просил его говорить потише, так как группа мужчин по-прежнему стояла неподалеку и мимо постоянно проходили другие посетители.
Наконец, убедившись, что Ноултон непоколебим, его приятель безнадежно вздохнул, взял сверток и положил его себе в карман.
— Не хочешь — как хочешь, — буркнул он. — А теперь, приятель, позволь, я тебе кое-что скажу: ты гораздо умнее, чем я думал. Мы на крючке. Я это понял, когда ехал сегодня тридцать первым монреальским.
— И тем не менее… — возмущенно начал Ноултон.
— Нет, все в порядке, — прервал его приятель. — Я бы не дал тебе распространять их здесь. Мне только нужны были две сотни, а потом я бы принес тебе следующие. Но следующих уже не будет.
Ноултон улыбнулся, понимая, что объяснять свои мотивы ему бесполезно, и поднялся, чтобы уйти. Его знакомый, заявив, что ему пора на вокзал, тоже поднялся, и они вместе вышли из кафе. На улице они расстались, улыбнувшись друг другу и тепло попрощавшись. Ноултон зашагал домой с легким сердцем, думая и мечтая о завтрашнем дне.
Двадцать минут спустя, в доме не более чем в двадцати кварталах от того, где мирно спал Ноултон, вполголоса возбужденно беседовали два человека.
Один из них, высокий, с дьявольским огоньком в глазах, сидел, одетый в пижаму, на краю кровати. Второй, держа в руке пальто и шляпу, стоял перед ним.
— Он провел двадцать минут в кафе на углу Двадцать восьмой улицы и Бродвея, беседуя с Рыжим Тимом, — сказал один.
— А кто такой этот Рыжий Тим? — спросил человек в пижаме.
— Фигура, хорошо известная в определенных кругах. Его знают от Фриско[6] до Нью-Йорка. Сейчас он, кажется, заделался фальшивомонетчиком. Он пытался передать вашему человеку сверток, но тот сказал, что с него хватит, и не взял. Очевидно, однако, что у него что-то такое уже есть — я имею в виду, у вашего человека. Я бы мог забрать Рыжего Тима с поличным, но решил подождать, чтобы узнать для вас побольше. По-моему, лучше пока вашего человека не беспокоить.
Мужчина в пижаме был спокоен и задумчив. Он задал несколько вопросов, и, когда получил на них ответы, его глаза удовлетворенно заблестели.
— Хорошо поработал, Харден, — наконец сказал он. — Я это подозревал, а теперь, думаю, мы его прижмем к ногтю. Приходи завтра с утра пораньше. Возможно, ты мне понадобишься. Здесь десятка. Доброй ночи.
Второй, повернувшись, чтобы уйти, остановился в дверях и сказал:
— Доброй ночи, мистер Шерман.
Странные Рыцари в течение двух месяцев были разделены на два лагеря в соответствии с двумя разными доктринами.
Одну группу составили Дюмэн, Дрискол и Дженнингс. Они считали, что незачем защищать Лилю от самой себя. Если она не хочет внимать их серьезным предупреждениям относительно Ноултона, пусть поступает как знает.
Другая группа, в которую входили Догерти, Бут и Шерман, заявляла, что они имеют моральный долг перед мисс Уильямс и что Ноултона надо сбросить с небоскреба, или разрезать его на мелкие кусочки, или привязать его к скале на дне нью-йоркской бухты.
Все они оживленно между собой беседовали, много времени провели в спорах, которые возобновлялись всякий раз, когда Ноултон появлялся в вестибюле и уводил Лилю с собой. Они разработали множество стратегий и однажды даже начали склоняться к тому, чтобы принять предложение Шермана и обратиться за помощью к одной из местных банд.
Но на практике они никогда ничего не делали — только очень много говорили.
Это, однако, не было совершенно бесполезным — своей болтовней они доставляли массу удовольствия красотке из табачного ларька.
Как только Догерти приближался к ней, чтобы купить сигару или прикурить, она таинственно шептала:
«Он уже мертв?» — и изображала радость, когда слышала, что ему подарен еще один день жизни. А для того чтобы вызвать у Дюмэна очередной поток красноречия, ей нужно было всего лишь мрачно промолвить:
«О, у наш француз есть такой крепкий нервы!»
Наибольшего успеха она добилась, когда задала им головоломку: «Почему это Странные Рыцари любят Республиканскую партию?»
Ответ, который удалось выжать из нее после нескольких дней дьявольских усилий и угроз, гласил: «Потому что и у тех, и у других система защиты — как в немецкой армии».
Но самим Странным Рыцарям было не до шуток.
Они спорили, выдвигали аргументы, строили планы.
Дюмэн и Дрискол проявляли выдержку и старались удерживать остальных в рамках приличия. Временами, когда остальные становились совсем безрассудными, дело доходило даже до того, что они угрожали выступить в поддержку Ноултона. Но агрессивность Бута и Догерти, а особенно Шермана, не убывала, и решимость их антагонистов стала слабеть.
Утром дня, последовавшего за событиями, изложенными в предыдущей главе, Догерти вошел в вестибюль раньше обычного и увидел, что Дюмэн и Дженнингс беседуют с мисс Хьюджес. Подойдя к табачному ларьку, он приветственно хрюкнул, кивнул красотке за прилавком и указал пальцем на свой любимый сорт сигар.
— Что-то здесь не так, — покачала головой мисс Хьюджес, ставя коробку с сигарами перед ним на прилавок.
— Конечно, не так, но это лучшее, что у тебя есть! — осклабился Догерти, выбирая сигару.
— Я имела в виду тебя! — усмехнулась мисс Хьюджес. — С сигарами все в порядке. А ты выглядишь так, будто всю ночь боролся за титул в бильярдном турнире.
— Ха! — выдохнул Догерти.
— Оставь его в покой, — улыбнулся Дюмэн. — У него есть такой темперамент! Он может быть очень опасный.
Догерти от этих слов чуть не подпрыгнул.
— Заткнись! — взорвался он. — Когда я такой, как сейчас, со мной лучше не шутить.
Дюмэн хихикнул, и Дженнингс тоже что-то пробурчал. Догерти набросился было на них, но они ретировались в направлении кожаного дивана в углу.
Вскоре появился Дрискол. Увидев, что Догерти уныло смотрит в окно, он позвал его с собой, и они пошли к своим приятелям, приостановившись по пути, чтобы сказать «доброе утро» Лиле.
— Нарядилась! — заметил Догерти, кивнув в сторону телеграфного столика, когда они присоединились к Дюмэну и Дженнингсу.
— Кто?
— Мисс Уильямс. Вся сияет как купол кафедрального собора. Вы понимаете, что это значит?
Услышав, что никто ничего не понимает, он продолжил:
— Она ждет Ноултона. И ничего мне не говорите.
Я это вижу. А если этот тип сегодня или на днях тут появится, я начну действовать. Поверьте, он меня достал.
Это произвело на них впечатление. Одного слова «Ноултон» было достаточно. Когда через десять минут пришел Бут, он обнаружил, что Догерти мужественно сдерживает натиск Дюмэна, Дрискола и Дженнингса.
