– Согласитесь, Лэм: Клатмеры отпадают. А это означает, что хронометраж убийства остается прежним. Ладно, давай, Лэм, не будем темнить. Если вы собирались встретиться с девушкой, мы все равно это раскопаем. Вы договорились с девушкой встретиться в Лос-Анджелесе?
– Нет.
– Это запирательство ни к чему хорошему не приведет.
– Все будет о’кей… Жаль только, что вы сняли меня с поезда. Я всего лишь частный сыщик и не собираюсь учить вас, но… надо было позволить мне уехать в Лос-Анджелес, приставить ко мне «хвост», и, если бы я действительно повстречался там с девушкой, у вас кое-что неопровержимое было бы. А сейчас вы не сможете доказать, что я собирался с ней встретиться.
– Это все рассуждения.
– Как бы не так!
– Существует еще одно в высшей степени подозрительное обстоятельство. Когда Клейншмидт спросил вас, не знаете ли вы, где проживает Биган, вы ответили, что не знаете.
– Я не знал.
– Но вы же побывали в квартире!
– Он там не жил.
– Зато его подружка жила.
– Об этом меня лейтенант Клейншмидт не спрашивал.
– Не слишком ли вы пунктуальны?
– Он спросил меня, не знаю ли я, где проживает Биган. И вот теперь, потому что я не сказал Клейншмидту адреса мисс Фрамли, вы думаете, что я впал в грех сознательного сокрытия нужных полиции сведений?
– Ну да!
– Зачем мне было втягивать в свое дело эту девушку, мисс Фрамли?
Молчание. Довольно долгое. Ластер наконец сказал:
– Пока все, Лэм.
– Я могу идти?
– Да.
– Я хочу отправиться в отель «Сал-Сагев».
– Что ж, пожалуйста.
– Не вижу оснований, по которым я должен идти пешком. Напоминаю, меня сняли с поезда, следовавшего в Лос-Анджелес. У меня было средство передвижения и постель. За все уплачено. Вы собираетесь что-либо предпринять в связи с этим?
Ластер подумал с минуту, потом сказал:
– Ничего.
– Я хочу вернуться в Лос-Анджелес.
– Вы не можете уехать, пока мы не закончим расследование!
– Когда это произойдет?
– Не знаю.
– Я сообщу обо всем этом хозяину агентства Берте Кул. Если она пошлет меня в Лос-Анджелес, я поеду.
– Не разрешаю.
– Если меня запрут, я не поеду. Если же меня не запрут, я поеду… Да, и как насчет того, чтобы лейтенант подбросил меня до отеля «Сал-Сагев»?
– Не ломайте комедию, Лэм. Отсюда всего лишь два-три квартала. А вы нахал, Лэм. Клейншмидт так мне и рассказывал про вас, но… – сказал Ластер.
– Знаете что, Ластер? Я даю вам шанс. Я мог бы заставить вас отправить меня в Лос-Анджелес. Может, я и сделаю это, переговорив с Бертой Кул. А сейчас, сейчас я хочу, чтоб меня отвезли в отель «Сал-Сагев».
Клейншмидт встал со стула.
– Пошли, Лэм, – сказал он.
У входа в управление стояла полицейская машина. Клейншмидт ухмылялся, пока я забирался в нее.
– Ну?
– Я предложил ему отпустить тебя в Лос-Анджелес, приставить «хвост» из полиции Лос-Анджелеса, выяснить, не встречаешься ли ты с девушкой, и если встречаешься – забрать вас обоих. В противном случае – оставить тебя в покое. Он меня и слушать не стал. Он твердил, что это наверняка ты застрелил Бигана и что ты, слабак, сразу расколешься, как только тебя снимут с поезда и привезут сюда. А в пути – ни о чем с тобой не разговаривать.
Я зевнул.
Машина доставила меня к отелю.
– А как насчет вас, лейтенант?
– Что ты имеешь в виду?
– А что вы делали вчера в промежутке между восемью сорока пятью и девятью двадцатью пятью вечера?
– Я охотился за Биганом.
– И не нашел его, точно?
– Иди ты к черту, – ответил Клейншмидт и ухмыльнулся.
Берта Кул дремала. Одета она была с иголочки. Дверь в ее номер не заперта. Отворив ее, я встал на пороге. Берта не шелохнулась, развалясь в кресле – голова набок, ритмично похрапывает.
Я громко кашлянул…
– Ты ждала кого-то и заснула? Или поднялась с постели, а затем оделась?
Она открыла глаза, выпрямилась в кресле.
Никакого перехода между сном и бодрствованием. Только что сладко похрапывала, и губы слегка раскрывались с каждым выдохом, и сразу же на меня уставились острые блестящие глазки.
– Ох, боже мой, Дональд, какой же это паршивый городишко! Они сняли тебя с поезда?
– Да.
– Они мне сообщили, что собираются это предпринять. Я сказала, что тогда вручу им иск о возмещении ущерба… Что ты им рассказал?
– Ничего.
– Они от тебя ничего не добились?
– Не думаю, что добились чего-то путного.
– Этот лейтенант – молодчага, – сказала она. – А вот шеф полиции отвратительный тип. Входи, присаживайся. Подай мне вон ту пачку сигарет и дай прикурить. А что, если попросить снизу прислать нам кофе?
Я вручил ей сигареты, зажег спичку, подошел к телефону, вызвал «обслуживание» и попросил их прислать мне наверх пару кофейников с большим количеством сахара и сливок.
– Ты пьешь черный, не так ли, дружок? – спросила Берта.
– Да.
– Так вот, не беспокойся о сахаре и сливках для меня.
Я посмотрел на нее с изумлением.
– Я пришла к мысли, что они портят… аромат кофе.
Я в трубку сказал: «Простите, мы обойдемся без сахара и сливок. Пошлите пару кофейников с черным кофе, пожалуйста, и побыстрее».
– Есть ли какие-нибудь новости? – спросил я у Берты.
– Не знаю, что сказать. Представление началось в половине первого. Они обнаружили тело около полуночи. Подняли страшный шум. Заодно хотели узнать все о нашем деле: кто наш клиент и где его найти.
– Ты им это сказала?
– Конечно нет.
– Трудно было держаться?
– Не очень. Я сказала им, что это профессиональная тайна. У меня могли бы возникнуть кое-какие затруднения, но они обнаружили, что ты рванул в Лос-Анджелес. Тут-то им и представилась возможность развернуться. Они сказали, что собираются догнать поезд на самолете и привезти тебя обратно.
– Долго ли они продержали тебя на ногах?
– Почти всю эту ночь.
– Они что, не догадались, что наш клиент Уайтвелл?
– Немного погодя.
– Когда вернулся Уайтвелл? Вчера поздним вечером, когда я уехал?
– В том-то и дело, дружок: он не возвращался!
– Ты хочешь сказать, что его не видела?
– Нет. Вчера – нет. Лишь сегодня утром. Часа в четыре.
– Где?
– Он заглянул сюда после допроса в полиции. Очень извинялся, что втянул нас в такие передряги. Он очень, очень милый человек, Дональд.
– Чего он хотел, когда «заглянул сюда», да еще в четыре часа утра?
– Ну, просто… он хотел узнать, как я вынесла испытание, и извиниться за то, что навязал мне дело, которое поставило меня в подобное положение.
– А после того как он все это проделал, что еще ему понадобилось?
– Да ничего.
– Он ни о чем больше не упоминал, как бы мимоходом?
– Поинтересовался тем, что мы собираемся рассказать полиции, а я сказала, что ему не о чем беспокоиться и что ты не разгласишь ничего… Он тогда заметил, что особенно надеется, что ты ничего не расскажешь о характере дела, которым занимаешься, или о каких-либо письмах… Я уверила его, что он может отправляться в постель досыпать без всяких тревожных мыслей.
– А Филипп? Он был у тебя вместе с отцом?
– Нет. Вот почему отец сюда и не вернулся. У него с Филиппом, как выяснилось, несколько разошлись точки зрения.
– Насчет чего?
– Точно не знаю, дружок, но думаю, что насчет тебя.
– Это еще почему, шеф?
– Кажется, Филипп стал твоим восторженным поклонником. Он требовал от отца предоставить тебе полную свободу действий и во всем помогать; в том, что ты сочтешь нужным для отыскания Корлы. Отец возразил, что расходы могут оказаться слишком большими, что его вполне устраивает, если ты обнаружишь доказательство того, что Корла уехала по собственной воле. Это будет максимум, повторял он, максимум. Тогда Филипп Уайтвелл предположил: возможно, Корла уехала, потому что ее шантажировали, а Уайтвелл Артур на это возразил, что, если это и так, значит, она не того сорта девушка, которую они желали бы видеть в своей семье; тут, я думаю, у Филиппа сдали нервы, они поссорились. Артур ушел, оставив Филиппа одного в казино.
Я прикрыл глаза, обдумывая услышанное.
– И все это должно было произойти в восемь часов или несколькими минутами позже, да?
– Я думаю, что да.
– Ты ничего не сказала полиции про эти разногласия?
– Я сказала полиции, дружок, чтобы они занимались своим делом, а я займусь своим, – отрезала Берта. – Эти грубияны пожелали узнать, какие доказательства я могу им представить, что все время находилась в отеле… Невежды! Я их отбрила!.. Ну а утром я ждала… ждала, когда появится мистер Уайтвелл-старший, а он так и не появился из-за своей стычки с младшим…
– Куда же он направился, Уайтвелл А., как ты думаешь?
– Он был очень расстроен. Знаешь, он действительно привязан к этому мальчику, в самом деле, как и говорится, боготворит землю, по которой тот ступает, и вот теперь Уайтвелл А. ужасно расстроен. Он даже забыл позвонить мне и предупредить, что не придет.
– Но куда же он все-таки направился?
