— Что представляет собой Мюриэль Хэллиген?
— Она американка. — В устах этого человека слово «американка» имело весь смысл, который можно в него вложить. — Я не знаю, почему полковник попросил развод именно в Швейцарии. Разве что у него были другие причины поселиться здесь. В любом случае развод тянется уже два года. Мюриэль наняла двух лучших адвокатов нашей страны и должна знать, сколько это ей будет стоить. Она выдвинула тезис, который, кажется, признают некоторые американские суды: что раз муж приучил ее к определенному образу жизни, он должен обеспечить ей тот же образ жизни до конца ее дней…
— Полковник не уступил?
— У него тоже отличные адвокаты. Три или четыре раза возникал слух, что достигнуто соглашение, но я не думаю, что последние бумаги уже подписаны.
— Я полагаю, пока продолжается процесс, эта женщина воздерживается от любовных приключений?
Полицейский из Лозанны налил вина в бокалы, и было заметно, что он наполняет их слишком медленно, словно хочет хорошо обдумать ответ.
— Приключений? Нет, этого нет. Как правило, у этих дам из клуба нет открытых любовных увлечений. Вы, я думаю, уже встречались с Джоном Т. Арнольдом?
— Он первый примчался в «Георг Пятый».
— Он холост, — лаконично сказал начальник полиции.
— И?..
— И одно время говорили, что у него нетрадиционные вкусы в этом отношении. Но от людей из обслуги тех гостиниц, где он живет, мне известно, что это совершенно не так.
— Что еще вы знаете?
— Он очень близок с полковником с давних пор. Он был для полковника доверенным лицом, секретарем, поверенным в делах. Полковник кроме законных жен всегда имел любовные приключения, достаточно короткие, чаще всего очень короткие, а случалось — всего на одну ночь или на один час. Так как полковник ленился ухаживать за женщинами, а при его положении в обществе ему было неудобно делать подобные предложения, например, танцовщице из кабаре или продавщице цветов, то этим занимался Джон Т. Арнольд…
— Понимаю.
— Тогда вы угадываете остальное. Арнольд брал комиссионные натурой. Утверждают, хотя у меня нет формальных доказательств, что он брал такой же сбор и с законных жен Уорда.
— Мюриэль?
— Он два раза приезжал к ней один в Лозанну. Но нет никаких доказательств, что приезжал не по поручению Уорда.
— Графиня?
— Несомненно! Он и другие. Когда она выпьет достаточно много шампанского, у нее часто возникает потребность поплакать на груди спутника-мужчины…
— Уорд об этом знал?
— Я был не настолько близко знаком с полковником Уордом. Вы забываете, что я всего лишь полицейский.
Оба улыбнулись. Забавный это был разговор: одни половинки фраз, и в каждой им двоим многое было понятно без слов.
— По-моему, Уорд знал много, но это его не очень волновало. Вы — я это узнал из сегодняшних утренних газет — встречались в Монте-Карло с господином ван Меленом, еще одним нашим подопечным. Он и Уорд были большими друзьями; они оба много прожили и не требовали от людей, в том числе от женщин, больше, чем те могут им дать. Оба были личности примерно одного масштаба с той только разницей, что ван Мелен хладнокровнее и лучше себя контролирует, а полковник позволял себе пить… Я полагаю, вы выпьете кофе?
Мегрэ чувствовал, что, наверно, долго будет помнить этот завтрак в маленьком ресторанчике, который напомнил ему закусочные на берегу Марны, но выглядел по-швейцарски солидно. Возможно, здесь меньше яркого своеобразия, зато больше уюта и уединения.
— Графиня полетит тем же самолетом, что и вы?
— Я ей это запретил.
— Все будет зависеть от того, сколько она выпьет в ближайшие четыре часа. Вы не хотите, чтобы она летела этим рейсом?
— Она достаточно заметная и достаточно неудобная спутница.
— Она не сядет в этот самолет, — пообещал начальник полиции. — Вас не очень затруднит провести несколько минут в наших кабинетах? Мои подчиненные так хотят познакомиться с вами.
Комиссару Мегрэ устроили радушный прием в сыскной полиции, в новом здании, на одном этаже с частным банком, над дамской парикмахерской. Мегрэ пожимал руки, улыбался, десять раз повторил одни и те же любезные слова, благодушный и довольный жизнью благодаря легкому вину из Во.
— А теперь вам пора в машину. Если вы задержитесь, нам придется всю дорогу ехать с включенной сиреной…
Мегрэ снова оказался в уже знакомой атмосфере аэровокзала. Опять призывы из громкоговорителя и бары, где пилоты в форме и стюардессы торопливо пьют кофе.
Потом — самолет, горы, не такие высокие, как утром, луга и фермы, которые он видел в разрывы между облаками.
В Орли его ждал Лапуэнт в одной из черных машин уголовной полиции.
— Поездка получилась хорошая, шеф?
Мегрэ вновь увидел парижские пригороды, а потом Париж под ясным предвечерним небом.
— Дождя не было?
— Ни капли. Я подумал, что будет лучше приехать встретить вас.
— Что нового?
— Я не все знаю: информацию собирает Люка. Я объездил часть ночной обслуги, и расстояние в результате получилось приличное, потому что большинство этих людей живут в пригородах.
— Что ты узнал?
— Ничего конкретного. Я попытался составить график прихода и ухода для всех. Это было трудно. В отеле живут, кажется, триста десять человек, и похоже, все они постоянно ходят то туда, то сюда, звонят по телефону, вызывают коридорного или горничную, такси, посыльного, маникюршу и не знаю, кого еще. Кроме того, служащие отеля боятся сказать лишнее, и многие отвечают уклончиво…
Продолжая вести машину, он вытащил из кармана листок бумаги и протянул его Мегрэ.
«Восемь часов вечера. Горничная третьего этажа входит в номер 332, где живет графиня, и видит графиню в пеньюаре, которой обрабатывает руки маникюрша.
— Вы пришли по поводу одеяла, Аннетта?
— Да, госпожа графиня.
— Зайдите, пожалуйста, через полчаса.
Восемь десять. Полковник Уорд находится в баре отеля вместе с Джоном Т. Арнольдом. Полковник, посмотрев на часы, расстается со спутником и поднимается в свой номер. Арнольд заказывает сандвич.
Восемь двадцать две. Полковник из своего номера заказывает телефонный разговор с Кембриджем и около десяти минут говорит с сыном. Похоже, он регулярно звонил сыну два раза в неделю, всегда примерно в одно и то же время.
Около восьми тридцати. Арнольд в баре входит в телефонную кабинку. Звонил он, видимо, в Париж, потому что телефснистка на коммутаторе не зарегистрировала этот звонок.
Восемь сорок пять. Полковник из номера 347 звонит в номер 332, несомненно, чтобы узнать, готова ли графиня.
Около девяти часов. Полковник и графиня выходят из лифта, по пути оставляют ключи. Портье вызывает им такси. Уорд называет адрес ресторана на площади Мадлен».
Лапуэнт следил за тем, как продвигается чтение листка.
— Я сходил в этот ресторан, — пояснил он. — Тут зацепиться не за что. Они там обедали часто, и им всегда давали один и тот же столик. Три или четыре человека подошли к полковнику и пожали ему руку. Полковник и графиня, похоже, не ссорились. Пока графиня ела десерт, полковник, который его никогда не заказывает, зажег сигару и просмотрел вечерние газеты.
«Около одиннадцати тридцати. Полковник и графиня входят в кабаре „Монсиньор“.
— Там, — сказал Лапуэнт, — они тоже постоянные посетители, и цыганский оркестр автоматически начинает играть всегда одну и ту же мелодию, когда входит графиня. Шампанское и виски. Полковник никогда не танцует.
Мегрэ представил себе полковника сначала в ресторане, где тот воспользовался тем, что не ел десерты, чтобы прочесть газету, а потом на обитой красным бархатом скамье без спинки в «Монсиньоре». Он не танцевал и не ухаживал за своей спутницей, потому что близко знал ее уже давно. Музыканты подошли к его столику и сыграли для него.
«Там они тоже постоянные посетители», — так сказал Лапуэнт.
Три вечера, четыре вечера в неделю? И в других городах — в Лондоне, Каннах, Риме, Лозанне — он ходил в кабаре, похожие на это почти как близнецы; там, должно быть, играли тот же мотив, когда графиня входила в дверь, и там полковник тоже не танцевал.
У него был в Кембридже взрослый шестнадцатилетний сын, с которым он раз в три дня несколько минут разговаривал по телефону, а в Швейцарии дочь, которой он, конечно, тоже звонил. И были три жены. Первая снова вышла замуж и вела жизнь, похожую на его собственную.
Затем Алиса Перрен, которая часть времени жила в Лондоне, а часть — в Париже, и, наконец, Мюриэль Хэллиген — та, что входит в клуб одиноких дам.
На улицах люди, закончившие работу, спешили ко входам в метро и автобусным остановкам.
— Мы приехали, шеф…
— Знаю…
Набережная Орфевр — двор, где уже начинает темнеть, лестница, погруженная в сероватый полумрак, несмотря на уже зажженные лампы.
Мегрэ не пошел сразу к Люка, а направился в свой кабинет, включил свет и сел на привычное место, держа перед собой записку Лапуэнта.
