— Было очень приятно, — сказал я. — Поднимитесь вечером ко мне, в семнадцатую квартиру, и мы продолжим знакомство.
— Непременно, — согласился Роман. — Только не сегодня, мне через два часа на дежурство. Но завтра — ждите в гости.
— Дежурства, — спросил я, — уже стоя в дверях, беспокойные? Я имею в виду — часто ли случаются… э-э… уголовные преступления?
— Хватает, — неопределенно отозвался комиссар. — В основном, рутина, но бывают очень интересные случаи, которые требуют для расследования хорошей работы этого…
Бутлер постучал себя по макушке и по взгляду моему понял, что при очередной встрече я непременно попрошу рассказать хотя бы одну историю из практики.
— До завтра, — сказал Бутлер, и мы понимающе кивнули друг другу.
* * *
Так я познакомился с Романом Бутлером, комиссаром уголовной полиции. Прошло месяца три прежде, чем я решился рассказать Роману о своих ощущениях в тот момент, когда, заглушив двигатель, увидел перед собой представителя власти. К тому времени наши субботние встречи стали уже традицией — ровно в пять раздавался звонок, и я пропускал Романа в гостиную, где на журнальном столике уже кипел электрический чайник. В остальные дни недели, если у Романа выдавался свободный вечер, он звал меня к себе, и тогда за качество кофе отвечал он.
Рина с Леей не стали столь дружны, наши с Романом разговоры казались им излишне серьезными для субботних бесед и излишне профессиональными для разговоров в остальные дни недели, когда хочется отвлечься после суматохи на работе. Рина предпочитала, если не нужно было готовить обед, сидеть перед телевизором и смотреть кассеты с сентиментальными американскими мелодрамами, а у Леи, жены Романа, было немало хлопот с дочерью, девицей достаточно своенравной и не желавшей учиться.
Впрочем, иногда мы собирались вчетвером, и тогда всякие упоминания о преступлениях, расследованиях, исторических изысканиях и политике были запрещены. Это были вечера воспоминаний — легкие, как надутый теплым газом воздушный шар…
Роман никогда не любил, как он говорит, «высовываться», иными словами, он терпеть не мог рассказывать о том, как раскрывает преступления. Будь у Романа другой характер, я вполне мог бы выполнять роль доктора Ватсона или капитана Гастингса. На деле же мне с трудом удавалось разговорить Романа настолько, чтобы услышать чуть больше, чем я мог прочитать в газетах. Так, во всяком случае, было в первые месяца нашего знакомства — не то, чтобы Роман не доверял мне какие-то служебные тайны, просто ему казалось, что расследование — процесс достаточно занудный и интересный только в сочинениях Кристи, Гарднера или Стаута.
Я его вполне понимал, мне тоже порой казалось, что постороннему не интересны мои рассказы о том, как я изучал архивные материалы о месяцах, предшествовавших Шестидневной войне. На самом деле все было с точностью до наоборот — всегда интересно слушать рассказы о чужой работе, даже если это всего лишь архивный поиск. И тем более — если это поиск преступника.
О деле Кацора Роман рассказывал мне несколько вечеров, из чего не следует, что он все это время не закрывал рта. Скорее наоборот, подробности мне приходилось выпытывать с помощью методов, используемых самим Бутлером во время перекрестных допросов.
Глава 2
Встреча со смертельным исходом
В прошлом году Шай Кацор был избран заместителем генерального директора экспортно-импортной фирмы «Природные продукты». Он считался человеком жестким — во всяком случае, когда корреспонденты спрашивали его, как он обычно разговаривает с конкурентами, Шай Кацор отвечал, вздернув свой квадратный подбородок:
— Условия ставим мы. Фирма достаточно сильна, чтобы заставлять конкурентов плясали под нашу дудку.
Весной Шаю Кацору исполнилось 43 года. Он был женат, его единственный сын Гай проходил службу в ЦАХАЛе. Хая, жена, не работала.
Что еще мог знать о Шае Кацоре читатель «Маарива» или «Едиот ахронот»? Он собирался в этом году прибрать к рукам для «Природных продуктов» еще и дочернюю компанию «Роксан» — так считали все, но к тому дню, с которого мой рассказ начинается, положение было уже иным, о чем знал очень узкий круг лиц.
* * *
В салоне беседовали пятеро мужчин. Один из них был хозяином виллы, четверо — его гостями. Они сидели в глубоких креслах вокруг низкого журнального столика и говорили о бизнесе.
— Твое решение вызовет раскол в правлении, не думаю, что ты поступаешь верно, — сказал один из гостей, повторив эти слова в третий раз.
На что хозяин в третий раз ответил:
— Фирма, в которой можно вызвать раскол, вполне этого достойна.
Второй гость сказал примирительно:
— Мы начали повторяться. Давайте сделаем перерыв и поговорим о футболе.
Воздух, действительно, будто сгустился, напряжение, возникшее в разговоре, тяжелыми нитями протянулось от одного собеседника к другому.
— Выпьем кофе, — предложил хозяин дома. — Я сделаю по-турецки. В ожидании любителя.
Кипящий кофейник появился на столике через несколько минут. Все это время гости сидели молча — каждый из них думал о том, что миссия их провалилась, хозяин виллы не собирается менять своего решения, и для фирмы могут настать сложные времена. Не то, чтобы этот человек был незаменим на своем месте, но он глубже кого бы то ни было вник в состояние дел в фирме, его внезапное решение уйти выглядело не столько даже нелогичным, сколько просто нелепым — кто же оставляет дело, в которое вложил деньги, время и силы? И ради чего?
Перед каждым из пяти мужчин стояла фарфоровая чашечка на блюдце и лежала маленькая красивая ложка.
— Наливайте себе сами, — сказал хозяин. — Вот молоко — кто желает.
Он не смотрел в глаза своим гостям, он не хотел говорить больше о делах, тем более, что общих дел, с его точки зрения, у них больше не было.
Разлили кофе по чашкам, хозяин сделал это последним.
— «Маккаби» Хайфа в этом сезоне сплоховала, — сказал один из гостей, отпив кофе и поставив чашечку на блюдце.
Остальные сделали по глотку и задумались о перспективах израильского футбола. Хозяин дома привстал и выронил свою чашечку. Кофе разлилось — на белой рубашке появилось темное пятно.
— А-а… — прохрипел хозяин и повалился лицом на столик.
* * *
Когда бригада, возглавляемая комиссаром Бутлером, прибыла на место трагедии, врач скорой уже констатировал смерть известного бизнесмена Шая Кацора.
Хозяин виллы лежал на полу, раскинув руки — в той позе, в какой оставили его медики скорой, пытавшиеся привести Кацора в чувство, поскольку кардиоскоп показывал сначала слабые и редкие импульсы. Лицо Кацора было белым до синевы, глаза смотрели удивленно и беззащитно.
В углу салона, бледные и растерянные, стояли гости — Рони Полански, Даниэль Кудрин, Бени Офер и Нахман Астлунг. Все были членами совета директоров компании «Природные продукты». Гости молчали — все, что они могли сказать друг другу, было сказано до приезда скорой и полиции.
Полицейский врач, прибывший вместе с Бутлером, осмотрел тело, разрешил его увезти и сказал комиссару:
— Без всяких сомнений — убийство. Отравление цианидом.
— Все чашки и кофейник — на экспертизу, — распорядился Бутлер.
Случай был классическим. Пятеро в закрытой комнате. Жертва и четверо гостей, один из которых наверняка убийца. Смысла в этом убийстве Бутлер не видел (давние друзья, общее дело), но разве в убийствах бывает смысл? Мотив — да, причина, повод… Но — смысл?
— Простая формальность, — сказал Роман извиняющимся тоном. — Вы все важные свидетели, и я хочу допросить каждого прямо сейчас. Конечно, вы можете вызвать своих адвокатов.
— Да что там, — мрачно сказал Дани Кудрин, щуплый мужчина лет пятидесяти, с огромной родинкой на правой щеке, делавшей его лицо отталкивающе-неприятным, — мы не свидетели. Мы подозреваемые.
Бутлер ничего не ответил и выбрал для допроса небольшой салон на втором этаже виллы. Здесь никогда не принимали гостей, и обстановка казалась более уютной, чем внизу. Раздвижная стеклянная дверь вела на балкон, где стояло единственное кресло под большим разноцветным зонтом. Наверняка хозяин любил сидеть здесь в одиночестве, глядя на море, до которого было не так уж далеко — два ряда вилл и прибрежная песчаная полоса.
Первым Роман пригласил Бени Офера.
— Садитесь сюда, — сказал Роман, придвигая журнальный столик к дивану, — так вам будет удобнее сидеть, а мне удобнее слушать. Показания ваши записываются на диктофон, это официальный допрос свидетеля, и после того, как мы запишем формальные данные, я попрошу вас быть предельно внимательным к каждому сказанному слову. Может, вы все же предпочитаете говорить в присутствии адвоката.
