Сэр Джордж вскипел:
— Прекрати корчить из себя недоумка из комиксов! Тебе не удастся одурачить доктора Тэрлейна, так как он член совета Кембриджа.
— Вот так так! — воскликнул Фрэнсис, вскинув брови. — Потрясающе, скажу я вам!.. Понимаете, я когда-то и сам туда поступал. Меня хотели принять. Экзаменатор пытался сделать все, чтобы я поступил, но так, чтобы он не чувствовал угрызений совести… А вот и двуколка. Осторожно!
— Ну и как, поступили? — спросил Тэрлейн.
— Нет, не повезло… Но-о!.. Вот чертова лошадь!.. Нет, не поступил. Сказали, что зададут мне пару вопросов и, если я отвечу на один из них, меня примут. Ну, первый вопрос был такой чудовищный, что члены приемной комиссии и сами бы на него не ответили. Знаете, вроде того, как на экзамене по истории в школе: «Так, ребята, изложите историю мира в одной фразе». А другой вопрос был такой: «Кто ваш любимый композитор?» Я хотел ответить «Теннисон», но не мог вспомнить, как пишется его фамилия… Вы придумали какие-нибудь новые забавы, сэр Джордж?
— Нет, не придумал, — буркнул тот. Втиснутый в угол двуколки, он пытался раскурить свою трубку. — И перестань молоть всякую чепуху. Как вы тут живете?
— Да все так же! Одним словом, нормально. Матушка жалуется на мигрень, и у нас гостит молодой Лерри Кестеван… Послушайте, сэр. — Он взглянул на Тэрлейна. — Надеюсь, сэр Джордж предупредил вас насчет моего отца. Вы не должны удивляться. Он весьма сдержанный человек и чрезвычайно эрудированный и все такое, но я замечал кое-что за ним, понимаете… Короче, он расхаживает всюду в белом балахоне с капюшоном, и иногда с ним просто невозможно разговаривать.
— Доктор Тэрлейн поймет, — сказал баронет.
Ритмично и монотонно стучали копыта, береговой ветер дул все сильнее. Вдали, за холмами, показалось поле для гольфа, на котором перемещались маленькие точки, далее — отлогое побережье и серо-голубое море, спокойное, живое и загадочное.
Цок-цок, цок-цок! Казалось, будто каждый удар лошадиного копыта подбрасывает двуколку, и она подпрыгивает. В здании на берегу, в котором, видимо, находился отель, горел свет. Зябко набросив на себя пальто, Тэрлейн пытался определить, что собой представляет Фрэнсис, который, то и дело оборачиваясь, выдавал очередную пустяковину. Бездеятельный, язвительный, энергичный, скучающий? Поди знай! Фрэнсис постоянно взмахивал кнутом. Потом ни с того ни с сего он заявил, что хотел бы сыграть в кино роль бен-Гура.
— Этот Лерри Кестеван, — сообщил он доверительным тоном, — завзятый киношник. Это в наше время весьма престижное занятие, как вы знаете. Ему но плечу как Бернард Шоу, так и Микки-Маус. Кроме того, он красив как черт, как говорят мне женщины, потому что способен выглядеть брутальнее всех на студии «Элстри», которая специализируется на производстве сериалов. Вот так! Надо быть брутальным. В старые времена герой доказывал свою возмужалость, нанося удар по кумполу противника, а теперь доказывает это, разбивая в кровь физиономию героини. Мужественность — превыше всего. Эй, там!
Фрэнсис взмахнул кнутом, затем, откинув голову, залился почти беззвучным смехом, который (как позже заметит Тэрлейн) так поразительно напоминал смех его отца.
Доктор Тэрлейн вежливо произнес:
— Похоже, вы не слишком симпатизируете этому мистеру Кестевану.
— Ну что вы! — изумился Фрэнсис. — Он славный малый. И разве я не сказал, что он снимается в кино? Господи, я хотел сказать, какие у него возможности. А вы разве не хотели бы сниматься в кино? Уверен, каждый бы хотел! Вообразите себя в форме офицера Иностранного легиона или бен-Гуром. «Эй, вы, подонки на галерах! Я превращу вас в пыль раньше всякого Антиоха! Клянусь Юпитером!» — произнес он с пафосом.
Тэрлейн подумал, что этот молодой человек имеет обыкновение озвучивать то, о чем все думают, но никто не говорит вслух. Взглянув налево, он увидел совсем близко башни замка, окрашенные закатом в пурпурный цвет, на фоне алеющего неба над купами деревьев.
— Баустринг, — объявил Фрэнсис, взмахнув кнутом. Двуколка благополучно миновала каменные воротные столбы, и лошадиные копыта звонко зацокали по гравию.
— Между прочим, — хохотнул Фрэнсис, — одна кинокомпания намеревалась использовать наш замок для съемок эпических фильмов. Думаю, было бы очень интересно смотреть, как вояки падают со стен. Даже хотели использовать арсенал папаши… У него, знаете ли, видимо-невидимо этого добра. Штук пятьдесят, по меньшей мере, комплектов полного снаряжения и несчетное количество оружия — все в одном зале. Но батюшка и слушать об этом не захотел. Между прочим, сэр, — он взглянул на сэра Джорджа, — у нас тут недавно приключился небольшой переполох. Было довольно забавно. С одной из горничных.
Доктору Тэрлейну показалось, что сэр Джордж пристально посмотрел перед собой, прежде чем поднял глаза. Но в извилистой аллее под дубами было темно, и доктор не был в этом уверен.
— Да? — спросил сэр Джордж. — И что же это за горничная?
— Это Дорис. Она из Уэссекса, а если точнее — из Сомерсета. Хорошенькая малышка, но суеверная до жути, как все они на западе. Она мне как-то сказала, что если пристально смотреть в зеркало в темноте, то можно увидеть за своей спиной дьявола. — Фрэнсис хмыкнул. — Короче говоря, она до смерти испугалась.
— Что же ее так напугало?
— Понимаете, ей показалось, будто экспонат папашиного музея — посреди лестницы, то есть там, где его не должно быть. Вот так.
Сэр Джордж посмотрел на него. Потом уткнул лицо в воротник.
— Ну и ну! — сказал он. — Это весьма занятно. И что эта фигура в доспехах делала?
— Ничего. Просто стояла там и смотрела на нее, как она сказала. Дорис была страшно напугана. Конечно, все это весьма сомнительно, но она уверена, что видела длинные острия на пальцах латной рукавицы, похожие на ногти.
Майкл Тэрлейн задумался.
— А в Баустринге, случайно, не водятся привидения, мистер Стайн? — неожиданно спросил он.
— В том-то и дело, что не водятся! — вздохнул Фрэнсис. — Даже обидно, черт возьми! Не обзавестись привидением за пять сотен лет — недальновидность какая-то! Мой папаша подробно расскажет вам об этом замке, если захотите… Но, скажу я вам…
— Да ладно, хватит об этом! — прервал его сэр Джордж, в то время как Тэрлейн смотрел на Фрэнсиса во все глаза.
— Я исследовал перила лестницы, — продолжал Фрэнсис. — Той, парадной, которая в конце Большого зала, у нее еще поручень шириной со ступню.
— И что? — спросил Тэрлейн.
— Я покажу вам кое-что, когда приедем, — ответил Фрэнсис, глубокомысленно хмыкнув. — Ну а потом, когда кто-то стянул тетиву…
— Какую тетиву? — встрепенулся сэр Джордж.
— Сейчас объясню. У моего папаши есть особый зал — футов девяносто длиной и высотой в два этажа, — где к тому же дьявольски холодно… Там у него рыцарские доспехи, снаряжение и все такое. В стеклянных шкафах и витринах… Один парень из Британского музея помог ему все там обустроить. Слева от входа вдоль стены стоит пара стеклянных шкафов со всякими арбалетами. Арбалет, как вы, конечно, знаете, — это такое метательное оружие. Забавная штуковина, скажу я вам. Стальной лук укреплен на деревянном станке или ложе, тетива натягивается поворотом ворота, рычага такого. Короче, берете короткую стрелу, помещаете ее на тетиву, оттягиваете тетиву до упора, то бишь до вращающейся гайки на середине ложа… — Фрэнсис нахмурился и пощипал переносицу. — На чем я остановился?
— На вращающейся гайке, — сказал сэр Джордж. — Но будь добр, не продолжай, мы поняли. Между прочим, у твоего отца весьма редкие экземпляры арбалета и абсолютно подлинные, включая тетиву. И что же произошло?
— Кто-то залез в такой стеклянный шкаф. Их ведь никогда не запирают и, понимаете ли… Н-да! — Фрэнсис покачал головой. — И украли…
— Хочешь сказать, кто-то отцепил тетиву?
— Совершенно верно. А для чего, как вы думаете? Впрочем, это не важно. Я так папаше и сказал. Он и сам это знает. Тетива ведь не подлинная. Когда-то была… Дело в том, когда я был ребенком, я всегда хотел посмотреть, как пуляют эти штуковины. Короче, мне хотелось прострелить дыры в оконных стеклах. А уж о том, чтобы всадить стрелу кому-нибудь в задницу, как это делают в кино, я и не мечтал. Кстати, по поводу кино, я вспоминаю…
— Оставь это! — прервал его сэр Джордж. — И что с тем арбалетом?
— Ну, я утащил арбалет и попытался выстрелить, но тетива оказалась совершенно гнилой. Я слегка повернул ворот, и… она порвалась. Папаша пришел в ярость, чуть не убил меня. В общем заменили тетиву на новую, крепкую, XX столетия, так что на самом деле не имеет никакого значения, что ее теперь украли. Я прав?
Тэрлейн взглянул в сгущавшихся сумерках на сэра Джорджа, и ему показалось, что тот дремлет. Спустя какое-то время его внимание привлек новый звук, сопровождавший дребезжание двуколки. Он прислушался: звук этот становился все громче и мелодичней.
