– Да, но он этого не одобряет. Он считает мое желание оставить ребенка у себя глупостью. Ведь о детях есть определенные законы и, согласно им, я могу держать у себя ребенка лишь временно. Но именно поэтому я настояла на своем. Найти мать – мое дело. Его дело – закон.
Не зная того, она попала в самую точку. Даже Вульф с его запасом слов не выразил бы лучше свое отношение к адвокатам. Выражение его лица стало более учтивым.
– Мне кажется, – сказал он, – что вы не совсем учли все трудности. Расследование наверняка займет много времени, будет нелегким, дорогим и, возможно, безрезультатным.
– Я ведь говорила, что понимаю – вы не волшебник.
– Мои услуги стоят дорого. Можете ли вы себе это позволить?
– Я получила наследство от бабушки и имею доход от книг мужа. У меня собственный дом. – Она усмехнулась. – Если хотите взглянуть на сумму моих налогов с доходов, обратитесь к моему адвокату.
– Не стоит. Дело может занять неделю, месяц, год.
– Для меня это не имеет значения. Но мой адвокат утверждает, что временное содержание незаконнорожденных может продолжаться не более месяца.
Вульф взял листок, изучил и посмотрел на миссис Вэлдон.
– Если уж вам вздумалось придти, вы должны были сделать это раньше.
– Окончательно я решила только вчера.
– Это, возможно, слишком поздно. С воскресенья двадцатого прошло шестнадцать дней. Звонок был днем?
– Нет, вечером. Вскоре после десяти.
– Голос был мужской или женский?
– Трудно сказать. Думаю, это мог быть мужчина, подражавший голосу женщины, или женщина, старающаяся подражать мужчине.
– У вас есть какие-нибудь предположения?
– Никаких.
– Что было сказано? Дословно.
– Я была одна. Служанка ушла. Я сняла трубку сама и ответила: «Дом миссис Вэлдон». Голос спросил: «Это миссис Вэлдон?» Я ответила «да», и голос сказал: «Посмотрите, в вашем вестибюле кое-что есть,» и короткие гудки. Я спустилась, увидела сверток, в нем ребенка, поднялась с ним в комнату и позвонила доктору…
– Вы были дома весь тот день и вечер?
– Нет. Я провела уик-энд за городом и вернулась домой около восьми.
– Где это «за городом»?
– Около Вестпорта. В доме Юлиана Хафта – он издает книги моего мужа.
– Где находится Вестпорт?
Ее глаза расширились от удивления. Мои – нисколько. Незнание Вульфом центрального района легко восполнялось атласом.
– Это Коннектикут, – сказала она. – Округ Фэрфилд.
– Когда вы оттуда уехали?
– В начале седьмого.
– На машине? На собственной?
– Да.
– С шофером?
– Нет. У меня нет шофера.
– Был ли кто-нибудь с вами в машине?
– Нет. – Она снова сделала характерный жест рукой с обручальным кольцом. – Я понимаю, детектив вы, мистер Вульф. Но я не вижу смысла в ваших вопросах.
– В таком случае вы все-таки не умеете мыслить логически, – он повернулся ко мне. – Объясни ей, Арчи.
Он хотел как-то задеть ее. И объяснять столь очевидное было ниже его достоинства. Он предоставлял это мне. И я подчинился.
– Должно быть, вы были слишком заняты ребенком, чтобы вникнуть во все подробности, – сказал я. – Представим, что это я положил в вестибюле ребенка, прежде, чем позвонить вам. Ведь я не сделал бы этого, если бы не знал, что вы дома и подойдете к телефону. Я был бы где-нибудь поблизости от вашего дома, пока не увидел бы, что вы вернулись, а в доме зажегся свет. Но скорее всего, я заранее знал бы, что вы уехали и вернетесь к вечеру. Вспомним последний вопрос: был ли кто-нибудь с вами в машине? Самым простым способом узнать, когда вы вернетесь, было бы для меня находиться в вашей машине. Если бы вы ответили «я ехала не одна», то следующий вопрос был бы «с кем?».
– Боже, – она смотрела на меня с удивлением. – Конечно, есть кое-кто, кого я знаю достаточно… – она помедлила и обратилась к Вульфу. – Спрашивайте, что хотите.
Он проворчал:
– Не хочу, а должен, если я берусь за эту работу. У вас есть дом. Где он находится?
– Одиннадцатая улица, возле Пятой авеню. Его построил мой прадед. Когда я сказала, что мне надоело быть Армстед, я не просто болтала, это действительно так. Но родовой дом я люблю и Дику он тоже нравился.
– Вы единственная наследница? У вас есть жильцы?
– Нет, но я могла бы… как вам сказать…
– Служанка и кухарка живут в доме?
– Да.
– А еще кто?
– Пять раз в неделю приходит одна женщина помогать по дому, но она не живет со мной.
– Служанка или кухарка могли родить в январе?
– Кухарка вряд ли, – она улыбнулась, – и служанка тоже.
– А родственница одной из них? Скажем, сестра. Ведь это идеальное устройство судьбы никому не нужного крошки-племянника. Обычная история, – он постучал по записке пальцем. – Булавка была английская?
– Нет, обычная.
– Вы сказали, что записка была приколота к одеялу. В каком месте? У ног?
– Думаю, да, но я не уверена. Я достала ребенка из одеяла до того, как заметила записку. Вульф повернулся ко мне.
– Арчи, сколько бы ты дал за то, что это была женщина, если учесть, что ребенок подвергался опасности уколоться булавкой?
Я думал три секунды.
– Не хватает данных. Где именно была булавка? Во что был одет младенец? Насколько опасно местонахождение булавки? Грубо говоря – десять к одному, что это была женщина. Вряд ли кто-то даст десять за мужчину. Но я только отвечаю, а не бьюсь об заклад.
– Я тоже, – он повернулся к миссис. – Я не думаю, что ребенок лежал в одеяле голым.
– О, нет. На нем было даже слишком много одежды: свитерок, плисовая шапочка, такой же комбинезончик, рубашка, нижняя рубашка, прорезиненные штанишки, пеленка. И еще ботиночки.
– А булавки еще были?
– В мокрой пеленке. По-моему, он был в ней несколько часов. Я сменила ее до прихода доктора – мне пришлось для этого воспользоваться наволочкой.
Я прервал ее:
– Готов держать пари, если вас интересует мое мнение. Могу дать двадцать за то, что булавку к одеялу прикалывала женщина, но одевала его не она.
Никаких комментариев со стороны Вульфа не было. Он повернул голову, чтобы взглянуть на часы. До ленча оставался час. Затем, по-моему, он втянул носом весь воздух, который был в комнате – а воздуха тут было достаточно много – выдохнул его ртом и сказал:
– От вас потребуется получить больше информации, гораздо больше, и мистер Гудвин сделает это так же хорошо, как и я. Мое дело – выяснить личность матери. Но не доказывать с максимальной долей вероятности, что ваш муж был отцом ребенка. Так?
– Но… конечно, если вы… нет, я просто скажу «да».
– Прекрасно. Есть еще одна формальность – задаток.
– Конечно, – она протянула руку к сумочке. – Сколько?
– Не имеет значения, – он отодвинул от стола стул и встал, – доллар, сотня, тысяча. У мистера Гудвина будет к вам много вопросов. Прошу меня извинить.
Он миновал дверь, ведущую в холл, и повернул налево к кухне. На ленч предполагалось мясо косули, запеченное в горшочках – одно из небольшого количества яств, из-за которого у него с нашим поваром Фрицем существовали постоянные разногласия. Они были едины в вопросе использования свиного сала, анчоусного масла, кервеля, петрушки, лаврового листа, майонеза и сливок, а спор разгорался из-за лука. Фриц был за него, а Вульф категорически против. Все шансы были за то, что их беседа пройдет на повышенных тонах и, прежде чем перейти к разговору с миссис Вэлдон, я закрыл и без того звуконепроницаемую дверь, а когда вернулся к моему письменному столу, Люси Вэлдон протянула мне тысячу долларов.
В тот же день без четверти пять я находился на совещании в кухне Люси Вэлдон на Западной Одиннадцатой улице. Я стоял, опираясь на холодильник, и держал стакан молока. Миссис Вера Доуд – кухарка, которая, судя по ее габаритам, съедала все, что готовила, сидела на стуле. Это она снизошла к моей просьбе о молоке. Мисс Мэри Фолтц – служанка в форменном платье – была, несомненно, весьма привлекательна лет десять назад, но и теперь еще не оскорбляла глаз. Она стояла напротив меня, спиной к раковине.
– Нуждаюсь в помощи, – сказал я и отпил молоко.
Я не пренебрег разговором с Люси Вэлдон перед ленчем, но нет необходимости вспоминать обо всем, что я записал – приведу лишь некоторые записи, которые я сделал с ее слов: нет ни одного человека, который ненавидел бы ее или имел повод, чтобы подстроить грязную шутку – обременить подкидышем. Ее отец и мать были на Гавайях – остановились там во время кругосветного путешествия. Ее женатый брат жил в Бостоне, а замужняя сестра в Вашингтоне. Ее лучшая подруга – Лена Гютри, которой она показывала записку (двумя другими были доктор и адвокат) считала, что ребенок похож на Ричарда Вэлдона, но у Люси было свое мнение. Она не собиралась давать младенцу имя, пока окончательно не решится его оставить. Может быть, она назовет его Моисеем, ибо никто так и не ведал, кто был отцом Моисея – при этом она улыбнулась. Ну и так далее. Я узнал имена пяти гостей, которые были на уик-энде в доме Хафта в Вестпорте двадцатого мая. Еще я вытянул из нее имена четырех женщин, с которыми ее муж мог иметь связь в апреле прошлого года. И еще дюжину мужчин, которые могли знать о развлечениях Дика больше, чем его вдова. Троих я отметил особо: Лео Бингхем – продюсер на телевидении, владелец ТВ-компании, Вилли Крэг – литературный агент и Юлиан Хафт – издатель, глава «Парфенон-Пресс». Этого вполне достаточно для начала.
