— Позвольте, — резко перебил его Вулф. — Если погибшая не приходится вам родственницей и вообще человек не близкий, в какое положение вы ставите сыщика, которого пригласили? И потом: если вы не убедили Макнейра приехать ко мне, где гарантия, что он пожелает разговаривать со мной, если я приеду к нему?
— Будет, обязательно будет. Я объясню…
— И последнее. Я беру высокую плату.
— Это я знаю. — Молодой человек сильно покраснел и подался вперед. — Послушайте, мистер Вулф, я давно вырос из коротких штанишек и денежек отцовских потратил дай бог, особенно в последние два года, когда взялся финансировать театральные постановки. Все с треском проваливались. Но вот наш новый спектакль — гвоздь сезона! Премьера была две недели назад. «Пули на завтрак» называется, не видели? Билеты распроданы на два месяца вперед. Денег у меня хватит. Только бы докопаться, откуда взялся этот проклятый яд, и найти способ… — Фрост умолк.
— Способ… продолжайте, сэр!
— Способ выманить из этой смертоубийственной дыры мою ортокузину… то есть двоюродную сестру, дочь брата моего отца.
— Вот как! — Вулф пристально посмотрел на посетителя. — Вы что — антрополог?
— Да нет же. — Фрост снова покраснел. — Говорю вам, я работаю в шоу-бизнесе. И готов заплатить вам в разумных пределах любую сумму, даже сверх того. Давайте сразу и об этом договоримся. Конечно, вы вправе сами назначить гонорар, но мне бы хотелось выплатить его двумя равными частями. Одну, когда вы узнаете, откуда взялись отравленные конфеты, другую — когда мы уломаем мою кузину расстаться с Макнейром. Елена упряма, может, похлеще вас, и вам, наверное, придется отработать первую часть гонорара, чтобы получить шанс на вторую. Мне, впрочем, безразлично, отработаете вы или нет. Даже если и не распутаете обстоятельства смерти Молли Лок, но убедите Елену уйти из фирмы, половина назначенной суммы — ваша. Учтите, на испуг Елену не возьмешь, она не робкого десятка. Кроме того, она вбила себе в голову дурацкую привязанность к Бойдену Макнейру. Знаете, как она его зовет? Дядя Бойд! Хотя никакой он ей не дядя, а просто старый знакомый тетушки Кэлли, Елениной матери. Она его знает всю жизнь. Потом этот недоумок Джебер… Нет, лучше с самого начала… Куда же вы?
Вулф отодвинул кресло, поднялся и неторопливой твердой походкой, не лишенной даже некоторого изящества, вышел из-за стола:
— Сидите, сидите, мистер Фрост. Кажется, уже четыре, я в это время суток провожу два часа в оранжерее. Мистер Гудвин запишет подробности смерти Молли Лок, а также все ваши семейные обстоятельства, если они имеют отношение к делу. Мне остается только пожелать вам — кажется, четвертый раз — всего хорошего.
С этими словами Ниро Вулф направился к дверям. Фрост вскочил и крикнул, с усилием выдавливая слова:
— Но вы приедете?!
Вулф обернулся:
— Фантастика! Вы же прекрасно знаете, что приеду! Но я вот что скажу: если бы на этой идиотской, возмутительной бумаге стояла подпись Элика Мартина — быть бы ей в мусорной корзине. Он делит клубни орхидей, понимаете? Фантастика!.. Арчи, мы встретимся с мистером Фростом в конторе Макнейра завтра в десять минут двенадцатого.
Фрост начал было кипятиться, уверяя, что дело не терпит отлагательств, но Вулф вышел, не обращая на него внимания. Я услышал урчание лифта и лязг дверцы.
Луэллин Фрост повернулся ко мне — то ли радостный от успешного окончания разговора, то ли возмущенный вынужденной задержкой. Поскольку он стал нашим клиентом, я решил присмотреться к нему: светлый шатен, немного вьющиеся волосы зачесаны назад, широко раскрытые карие глаза, мало что говорящие о мыслительных способностях, крупный нос и широкий подбородок, тяжеловатый даже для его шестифутового роста.
— В любом случае я вам премного обязан, мистер Гудвин. — Фрост опустился в кресло. — Насчет Мартина вы здорово придумали. Большую услугу мне оказали, я этого не забуду, уверяю вас…
— Чепуха, — отмахнулся я. — Услуги я сам себе оказываю. А идея нашего коллективного прошения — заполучить стоящего клиента и заодно поставить научный эксперимент: сколько эргов[2] потребуется, чтобы вывести моего шефа из состояния неподвижности. У нас три месяца интересной работы не было. — Я взял блокнот, карандаш и выдвинул боковую столешницу. — Кстати, мистер Фрост, не забудьте, что письмо вы сами придумали. Мне тут думать не положено.
— Конечно, — кивнул он. — Строго между нами. Никому ни слова, обещаю.
— Хорошо. — Я перелистал блокнот, нашел чистую страницу. — Ну а теперь примемся за отравление, раз уж вам хочется потратить денежки. Выкладывайте все по порядку.
Итак, я все-таки вынудил Ниро Вулфа бросить вызов стихиям. Самой страшной из них в этот день оказалось яркое, теплое мартовское солнце. Да, это я нашел приманку, заставившую его нарушить свои правила. Он вышел на улицу мрачный, оскорбленный в лучших чувствах, одетый в пальто, поверх которого был повязан шарф, с какими-то несусветными штуковинами поверх ботинок — он их называл гамашами, — в черной фетровой пиратской шляпе немыслимого размера, надвинутой на самые уши, в перчатках и с тростью в руке. И вытащило его на улицу имя Уинолда Глюкнера, чья подпись открывала список цветоводов в злополучном письме. Того самого Глюкнера, который получил от своего агента в Сараваке, что на острове Калимантан, четыре клубня розоватой Coeloquyne Pandurata — небывалого в наших краях вида орхидеи, и презрительно фыркнул, когда Вулф предложил ему три тысячи зеленых за два из них. Я знал, какая старая задница этот Глюкнер, и потому сомневался, что он расстанется со своими клубнями, даже если Вулф раскроет по его просьбе сотню самых загадочных убийств. Но так или иначе, запал я поджег.
Всю дорогу, пока мы ехали от дома на Тридцать пятой улице, где Вулф безвыездно прожил более двадцати лет (а почти половину этого срока вместе с ним и ваш покорный слуга), до указанного адреса, на Пятьдесят второй, я вел наш седан с предельной осторожностью. И только один-единственный раз не удержался. На Пятой авеню около Сорок третьей улицы я высмотрел яму диаметром фута два — очевидно, какой-то предприимчивый тип именно здесь разыскивал те самые двадцать шесть долларов, которые в незапамятные времена уплатили индейцы за Манхэттен. И я так вывернул автомобиль, что на полной скорости попал в эту рытвину задним колесом. Мельком глянув в зеркальце, я увидел взбешенное лицо Вулфа.
— Прошу прощения, сэр, все улицы раскопали!
Он ничего не ответил.
То, что поведал мне накануне Луэллин Фрост о помещении фирмы «Бойден Макнейр инкорпорейтед», подробно записанное в моем блокноте и вечером в понедельник прочитанное Ниро Вулфу, мягко говоря, не давало представления о размахе ее хозяина. Фрост встретил нас в холле и повел к лифту. Первое, что бросилось в глаза, была продавщица, напоминавшая то ли французскую графиню, то ли итальянку из Техаса, которая настойчиво внушала покупательнице, что прелестный, «на каждый день», костюмчик зеленого цвета сшит по эскизу самого мистера Макнейра из ткани ручной выделки и его можно приобрести всего за три сотни. Я подумал о бедном муже покупательницы и, вздрогнув, мысленно произнес: «Чур меня!» А вслух сказал, входя в лифт:
— Веселенькое местечко, доложу я вам.
На втором этаже, где располагались служебные кабинеты и примерочные, царила все та же роскошь, но было поспокойнее: ни продавщиц, ни покупателей — вообще никаких следов торговой деятельности.
По обе стороны длинного просторного коридора, обшитого деревянными панелями и увешанного офортами и эстампами на охотничьи темы, тянулся ряд дверей. Выйдя из лифта, мы сразу же очутились перед входом в большую комнату, устланную темными пушистыми коврами и заставленную обитыми шелком креслами и позолоченными пепельницами на длинных ножках. Я сразу же оценил обстановку и сосредоточил внимание на крошечном канапе, где восседали две юные богини. Одна из них, блондинка с голубыми глазами, была такой персик, что я едва не зажмурился. Другая, стройненькая шатенка, хотя слегка и уступала ей, однако явно была первой претенденткой на звание «Мисс Пятьдесят вторая улица».
Блондинка кивнула нам, а стройненькая бросила:
— Привет, Лу!
— Привет, Елена! Еще увидимся, — откликнулся Луэллин Фрост.
Пока мы шли по коридору, я сказал Вулфу:
— Видели? Надо сюда почаще заглядывать. Что ваши орхидеи по сравнению с этими бутонами!
Он пробормотал в ответ что-то неопределенное.
Фрост постучал в последнюю по правой стороне дверь, открыл ее и пропустил нас вперед. Мы вошли в просторную, хотя и немного узковатую комнату, изысканную ровно настолько, насколько подобает служебному кабинету. Пол устилали пушистые ковры, мебель была из гарнитура «Мечта декоратора», на окнах — желтые шторы из плотного шелка, ниспадающие тяжелыми складками до самого пола. Освещали комнату большие, как бочонки, стеклянные люстры.
