Она подняла голову и взглянула на меня в упор. Глазищи темно-синие, умные.
— Да, вы крепкий орешек, — согласилась она. — Мне бы понадобился целый час, чтобы расколоть вас.
Тут нашу беседу прервали — кофе уже сварился. По пути к лифту я придумал сокрушительный отпор, но в лифте было столько народу, что пришлось держать язык за зубами, а уж в комнате, где томились наши коллеги, и подавно. Салли предложила кофе Ниро Вулфу, а я угостил Дол Боннер. После того как и остальные разобрали принесенные нами чашечки, я подсел к дамам в углу комнаты. Конечно, я не собирался разбивать Салли в пух и прах в присутствии ее непосредственного начальника, поэтому мы начали просто болтать о том, сколько еще нам здесь предстоит прождать. Впрочем, для меня это скоро прояснилось. Я еще не успел допить свой кофе, когда в комнату вошел какой-то замухрышка и объявил, что приглашаются Ниро Вулф и Арчи Гудвин. Вулф тяжело вздохнул, отставил чашечку, поднялся и затопал к двери. Я засеменил следом, и мы вышли, провожаемые приглушенным гулом голосов. Вместе с сопровождающим мы спустились вниз на двадцать ступенек, пересекли холл и подошли к какой-то двери. Замухрышка открыл ее, вошел и пальцем показал нам, чтобы мы последовали за ним. Да, служащим госдепартамента явно не мешало поучиться хорошим манерам.
Комната была не очень просторная. Три окна, все в потеках от тающего снега. В центре большой ореховый стол, вокруг расставлены кресла; к стенам придвинуты еще два стола, письменный и такой же, но поменьше, и несколько стульев. На дальнем конце большого стола, около кипы папок, восседал какой-то человек. Увидев нас, он жестом указал на кресла слева от него. Тот, кто нас привел, закрыл дверь и присел на стул около стены.
Сидевший за столом посмотрел на нас без особой враждебности, но и не приветливо.
— Кто из вас есть кто, понятно без пояснений, — обратился он к Вулфу, то ли подразумевая широкую известность Вулфа, то ли намекая на то, что таких толстяков днем с огнем не сыскать, — как хотите, так и истолкуйте, что именно он имел в виду. Он бросил взгляд в раскрытую папку.
— У меня имеется ваш отчет, — продолжал он, — ваш и мистера Гудвина. Думаю, если разговаривать с вами одновременно, это ускорит дело. Меня зовут Альберт Хайетт, я полномочный заместитель госсекретаря штата, и я отвечаю за проводимое разбирательство. Работа комиссии проводится без формальностей, а протокол заводится лишь в том случае, если обнаруживаются какие-то нарушения законности.
Я внимательно изучал его. Лет под сорок или чуть больше, гладенький и прилизанный — гладкая кожа со здоровым румянцем, приглаженные темные волосы, вкрадчивый голос, проворные бесшумные движения и тщательно отутюженный серый габардиновый костюм.
Я, конечно, постарался еще раньше навести справки о той парочке, которая проводила это дознание. Хайетт, как я докладывал Вулфу, был компаньоном в одной из крупных юридических контор, расположенной в центре Нью-Йорка. Я узнал также, что он активно занимается политикой и пользуется репутацией судейского крючка, а значит, любит задавать вопросы, кроме того — необычайно важно — он холост.
Хайетт снова заглянул в лежащую перед ним папку.
— В апреле прошлого, тысяча девятьсот пятьдесят пятого года, вы заключили договор на прослушивание частного квартирного телефона некоего Отиса Росса, проживающего в Манхэттене, на Западной Восемьдесят третьей улице. Правильно?
— Я же написал об этом в своем отчете; — сварливо отозвался Вулф.
— Да, написали. При каких обстоятельствах вы заключили соглашение?
Вулф пальцем указал на папку.
— Если перед вами наши с мистером Гудвином отчеты, то вы найдете в них все, что вас интересует.
— Вы правы, но я хочу выслушать вас лично. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.
Вулф начал было корчить недовольную гримасу, но, сообразив, что это ему ничем не поможет, сдержался и начал рассказывать:
— Пятого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года мне позвонил человек, назвавшийся Отисом Россом. Он сказал, что хочет организовать прослушивание своего домашнего телефона. Я ответил, что не занимаюсь супружескими изменами. Он ответил, что супружеские измены тут ни при чем, так как он вдовец, а дело, которое привело его ко мне, касается финансовых интересов его бизнеса. Он заявил, что после вложения в свое предприятие капитала заправляет делами из дома, а не так давно заподозрил своего секретаря в двурушничестве. Он добавил также, что ему часто приходится быть в отлучке день или два, и потому он желает убедиться, справедливы ли его подозрения относительно секретаря, и, чтобы проверить это, хочет организовать прослушивание своего телефона.
Вулф поджал губы. Он терпеть не мог даже вспоминать об этом деле, а тем более — рассказывать о нем. Секунду-другую я даже думал, что он заартачится и не станет продолжать, но он снова заговорил:
— Я, конечно, знал, что законом не возбраняется прослушивать телефон с согласия самого абонента, но я отклонил его предложение, так как не имею ни малейшего опыта в подобной работе. Однако мистер Гудвин, который, как водится, присутствовал при том разговоре в моем кабинете, вмешался и сказал, что он знает одного человека, который мог бы помочь в данном деле с технической стороны. Он вмешался по двум причинам: во-первых, этим делом занимался бы он сам, а оно было ново и сулило некоторое развлечение; во-вторых, он считает необходимым изводить меня просьбами о прибавке к жалованию, и для этого берется за работу, от которой я предпочитаю отказаться. Я признаю, что иногда его требования справедливы. Не хотите ли, чтобы он и сейчас вмешался и подтвердил вам мои слова?
Хайетт покачал головой:
— Сначала вы расскажите все до конца. Итак?
— Отлично. Итак, мистер Росс положил на мой стол тысячу долларов наличными — в качестве аванса и на текущие расходы. Он сказал, что чека не выписывает, так как его секретарь не должен знать о том, что он меня нанял. По той же причине он заявил, чтобы ему не посылали по почте никаких отчетов или чего-нибудь подобного. Он сказал, что будет звонить мне сам или как-то иначе договариваться, чтобы поддерживать связь. И еще он добавил, что мне не следует звонить ему домой, так как он сомневается, не выдаст ли его секретарь себя за него, разговаривая по телефону. Поэтому он желал получать и те отчеты о прослушивании его телефона, когда предполагалось, что говорил он сам, так как вполне могло оказаться, что это был новее не он, но его секретарь.
Вулф снова сжал губы. Да, как ни крути, а приходится каяться в своих грешках.
— Разумеется, все это не только подогрело мое любопытство, но и возбудило известные подозрения. Было бы бессмысленно попросить его показать документы, удостоверяющие его личность, — ведь он мог их подделать либо украсть, — а потому я ответил, что мне придется проверить — тот ли он, за кого себя выдает, и я предложил, чтобы мистер Гудвин зашел к нему домой. Можете не говорить мне, насколько это было неразумно, я и сам все прекрасно понимаю. Он сразу и безропотно согласился, поскольку был готов к такому повороту. Он лишь заметил, что следует заранее оговорить время, когда его секретаря не будет, поскольку тот может узнать мистера Гудвина. На том и порешили. В девять вечера мистер Гудвин отправился на Западную Восемьдесят третью улицу в квартиру мистера Росса. Он представился горничной вымышленным именем, которое они подобрали заранее, и сказал, что хочет видеть мистера Росса. Его провели в комнату, где мой клиент сидел с книгой около торшера и курил сигару.
Вулф принялся стучать по столу кончиком пальца.
— Я умышленно называю этого человека «мой клиент», потому что — черт бы его побрал! — он в самом деле был моим клиентом! Мистер Гудвин переговорил с ним минут десять и, вернувшись домой, доложил, что решено приступить к делу. Мистер Гудвин в тот же вечер связался со своим знакомым и договорился с ним о встрече на следующий день. Вас интересуют какие-нибудь подробности?
— Нет, можете на них не останавливаться. — Хайетт провел ладонью по своим прилизанным темным волосам. — Все это есть в отчете Гудвина.
— Впрочем, я все равно мало что смыслю в технических деталях. Итак, прослушивание началось, и у мистера Гудвина появилось новое занятие. Однако времени на то, чтобы прослушивать все разговоры, у него не хватало, так как он то и дело был нужен мне самому, а потому вынужден был немало времени проводить в моем кабинете. Прослушивание вел главным образом его знакомый. Я даже не читал отчетов, за которыми мистер Росс каждый день заходил ко мне в контору, — как раз в то время, когда я работал наверху, в оранжерее, и, понятно, его самого тоже не видел ни разу. Спустя пять дней мистер Гудвин попросил у него еще тысячу долларов, и тут же их получил, наличными. Мне от этих денег осталось очень немного, почти все ушло на оплату наружного прослушивания и слежки. Вы сами знаете, что такое наружное прослушивание телефонной линии.
