Если бы м-р Пайк не сидел рядом и не смотрел на него так упорно!
— Записываю… Читайте… «Жинетта завтра уезжает в санаторий. Она вас целует. Сердечный привет». Подписано «Мегрэ»?.. Нет, не обязательно подлог… Я что-то начинаю припоминать… Сейчас поднимусь в картотеку… Приехать к вам?.. Но ведь вы же прекрасно понимаете: это не мое дело…
Он уже собирался повесить трубку, но не удержался и, рискуя удивить м-ра Пайка, задал вопрос:
— А у вас там солнце?.. Мистраль?.. Но все же солнечно?.. Ладно… Если что-нибудь узнаю, сообщу… Договорились…
М-р Пайк почти не задавал вопросов, но зато так смотрел на Мегрэ, что комиссару пришлось заговорить самому.
— Вы знаете остров Поркероль? — спросил он, раскурив наконец трубку. — Утверждают, что там очень красиво, не хуже, чем на Капри или островах Греции.
Сегодня ночью на Поркероле убит человек, но это не мой сектор. У него в лодке нашли мое письмо.
— А оно действительно от вас?
— Вероятно. Имя Жинетта мне что-то неясно напоминает. Подниметесь со мной?
М-р Пайк знал уже все помещения уголовной полиции. Один за другим они поднялись на чердак, где хранятся карточки всех, кто когда-либо имел дело с правосудием. Присутствие англичанина вызывало у Мегрэ почти что комплекс неполноценности, и ему стало вдруг стыдно перед бородатым сотрудником в сером халате, который сосал конфеты, пахнущие фиалками.
— Скажите, Ланглуа… Кстати, жена ваша поправилась?
— Болела у меня, господин Мегрэ, не жена, а теща…
— Да, да, простите. Сделали ей операцию?
— Да. Вчера она уже вернулась домой.
— Не посмотрите, Ланглуа, нет ли у вас сведений о неком Марселе Пако?
Может быть, в Лондоне погода лучше? А тут дождь барабанит по крыше, стекает по желобам.
— Марсель? — переспросил служащий, взобравшись на лестницу.
— Он самый, дайте-ка мне его досье.
Кроме отпечатков пальцев, к учетной карточке были прикреплены две фотографии, одна анфас, другая в профиль. Снимали Пако без воротничка, без галстука, при резком свете, в отделе идентификации.
«Пако, Марсель. Жозеф, Этьен. Родился в Гавре, моряк…»
Нахмурив брови, Мегрэ уставился на фотографию, пытаясь что-то припомнить. На снимках Пако было лет тридцать пять. Он был худ, выглядел плохо. Кровоподтек под правым глазом, казалось, свидетельствовал, что, прежде чем попасть в руки фотографов, он был подвергнут серьезному допросу.
Затем следовал довольно длинный список приводов.
В Гавре, в семнадцать лет — драка и поножовщина. Год спустя — Бордо, снова драка и поножовщина, да еще пьяный дебош в общественном месте. Оказал сопротивление полиции. Снова драка и поножовщина в каком-то злачном месте в Марселе.
Мегрэ держал карточку так, чтобы одновременно с ним ее мог читать и английский коллега. А тот, казалось, всем видом говорил: «Все это есть и у нас, по ту сторону Ла-Манша».
«Бродяжничество со специальной целью…»
Бывает ли у англичан такое? Это означает, что Марсель Пако занимался сутенерством. И, как полагается, был за это послан в африканские войска для прохождения военной службы.
«Драка и поножовщина в Нанте…»
«Драка и поножовщина в Тулоне…»
— Вот задира, — сказал Мегрэ м-ру Пайку.
Дальше пошло сложнее.
«Париж. Кража с приманкой».
Тут уж англичанин поинтересовался:
— А что это означает?
Поди объясни этому джентльмену, представителю нации, которая слывет самой целомудренной во всем мире.
— Ну, как вам сказать. Это особый вид кражи. Кража, совершенная при особых обстоятельствах. Мужчина сопровождает незнакомую женщину в более или менее подозрительную гостиницу, а потом выясняется, что у него пропал бумажник. У девицы почти всегда есть соучастник.
— Понятно.
В досье Марселя Пако имелось три соучастия в подобных кражах, и всякий раз упоминалась девица по имени Жинетта.
Дальше дело становилось еще серьезнее. Речь уже шла о ножевой ране, которую Пако нанес какому-то строптивому господину.
— Я полагаю, это то, что вы называете темной личностью, — вставил м-р Пайк, который настолько отчетливо выговаривал французские слова, что они начинали принимать иронический смысл.
— Вспомнил… Точно… Я ему писал, вспоминаю, — выпалил вдруг Мегрэ. — Интересно, как все это происходит у вас?
— Весьма корректно.
— Я в этом не сомневался. А вот мы не всегда с ними Церемонимся. Но удивительно, что они очень редко нас за это ненавидят. Понимают, что такова наша профессия. И так, от допроса к допросу, мы постепенно знакомимся.
— Марсель называл вас своим другом?
— Да. И я уверен, что говорил он это вполне искренне. Особенно ясно помню девушку — о ней мне напоминает почтовая бумага с грифом. Если представится случай, я свожу вас в эту пивную на площади Терн. Там очень уютно, а кислая капуста просто великолепна. Кстати, вы любите кислую капусту?
— Иногда не отказываюсь, — без энтузиазма ответил англичанин.
— В середине дня и вечером в пивной всегда можно видеть несколько девиц за круглым столиком. Там подвизалась и Жинетта. Бретонка из деревни близ Сен-Мало, она приехала в Париж и начала с того, что нанялась служанкой к мяснику. Пако она обожала, а тот просто плакал, говоря о ней. Вас это удивляет?
М-ра Пайка ничто не удивляло. Лицо его не выражало никаких чувств.
— Я случайно им немного помог. Жинетта была чахоточная, но ни за что не хотела лечиться, чтобы не разлучаться со своим Марселем. Когда его посадили в тюрьму, я решил поговорить с одним из своих друзей, врачом-фтизиатром, и тот устроил ее в санаторий в Савойю. Вот и все.
— Об этом вы и написали Пако?
— Да. Именно об этом. Пако в то время сидел во Френе[1], и мне некогда было к нему съездить.
Мегрэ вернул Ланглуа карточку и вышел на лестницу.
— Не пойти ли нам позавтракать?
Это тоже было проблемой, почти делом чести. Пригласить м-ра Пайка в какой-нибудь роскошный ресторан? Но тогда у коллеги с другой стороны Ла-Манша может создаться впечатление, что французская полиция тратит лучшие часы дня на пирушки. С другой стороны, если выбрать дешевый, Мегрэ могут обвинить в скупости.
То же самое и с аперитивами. Пить их или не пить?
— Вы собираетесь съездить на Поркероль?
Может быть, м-ру Пайку захотелось прокатиться на Юг?
— Это от меня не зависит. Официально за пределами Парижа и департамента Сены мне делать нечего.
Небо было сырое, противного серого цвета, и даже слово «мистраль» звучало соблазнительно.
— Вы любите потроха?
Комиссар повел англичанина в один из ресторанчиков Центрального рынка и угостил его потрохами по-нормандски.
— Такие дни мы называем пустыми.
— Мы тоже.
Что мог о нем подумать представитель Скотленд-Ярда? Он приехал, чтобы изучить «методы Мегрэ», а у Мегрэ не было никаких методов. Он увидел толстого увальня, который мог служить прототипом французского чиновника. И сколько времени он будет так ходить за ним следом?
В два часа они вернулись на набережную Орфевр.
Караччи по-прежнему был там. Он сидел в каморке, похожей на стеклянную клетку, в которой свидетели ждали допроса. Это означало, что из него до сих пор ничего не удалось вытянуть и скоро его начнут допрашивать снова.
— Он что-нибудь ел? — спросил м-р Пайк.
— Не знаю. Возможно. Иногда им приносят сандвичи.
— А иногда не приносят?
— Бывает и так. Иногда дают попоститься, чтобы помочь им поскорее вспомнить.
— Господин комиссар, вас вызывает начальник.
— Вы позволите, мистер Пайк? — спросил Мегрэ.
Хоть в этом повезло. Не потащится же англичанин за ним в кабинет начальника.
— Входите, Мегрэ. Мне только что звонили из Драгиньяна.
— Догадываюсь, о чем идет речь.
— Да, Леша уже с нами связался. Много у вас сейчас работы?
— Не слишком. Не считая моего гостя…
— Он вам порядком надоел?
— Мистер Пайк самый корректный человек на свете.
— Вы припоминаете некоего Пако?
— Вспомнил, когда ознакомился с его карточкой.
— Не правда ли, любопытная история?
— Я знаю лишь то, о чем мне говорил по телефону Леша, а ему так хотелось объяснить все получше, что я не слишком много понял.
— Звонил главный комиссар и долго со мной разговаривал. Он настаивает, чтобы вы туда выехали. По его мнению, Пако убили из-за вас.
— Из-за меня?
— Другого объяснения убийству он не находит. Вот уже много лет, как Пако, известный под именем Марселена, жил на Поркероле в своей лодке. Там он стал довольно популярной личностью. Насколько я понял из слов комиссара, Пако скорее был бродягой, чем рыбаком. Зимой бездельничал, летом возил туристов на рыбную ловлю. Никто не был заинтересован в его смерти.
У него не было врагов. Он ни с кем не ссорился. У него ничего не украли. Впрочем, и красть-то было нечего.
— Каким образом он был убит?
— Как раз этот вопрос больше всего интересует комиссара.
