У м-ра Пайка, так же как у Мегрэ, захватило дух. Они словно попали в другой мир и стеснялись своей темной одежды, в которой еще накануне вечером ходили под дождем по улицам Парижа. Надо было бы, как инспектор Леша, надеть костюм цвета резеды, рубашку с открытым воротом. Мегрэ не сразу узнал его: он помнил только фамилию и плохо представлял себе внешность инспектора. Леша, который прокладывал себе путь сквозь толпу носильщиков, с виду походил на мальчишку: маленький, худощавый, без шляпы, в легких летних туфлях.
— Сюда, шеф!
Было ли и это очком в пользу Мегрэ? Ведь если этот чертов м-р Пайк учитывает все, то невозможно узнать, что он записывает в столбике хороших отметок и что регистрирует как плохое. Официально Леша полагалось бы назвать Мегрэ г-ном комиссаром, потому что он не был у него в прямом подчинении. Но во Франции немного нашлось бы полицейских, которые устояли бы перед искушением с дружеской фамильярностью назвать его просто шефом.
— Мистер Пайк, вы уже заочно знакомы с инспектором Леша. Леша, это мистер Пайк из Скотленд-Ярда.
— Они тоже интересуются этим делом?
Леша был настолько поглощен историей с Марселеном, что нисколько не удивился бы, если бы ее сочли делом международного значения.
— Мистер Пайк приехал во Францию, чтобы изучать наши методы работы.
Пока они выбирались из толпы, Мегрэ удивлялся, почему это Леша идет как-то странно, боком, вывертывая себе шею.
— Пошли быстрее, — сказал он. — Моя машина у входа.
Это была маленькая служебная машина. Только усевшись в нее, инспектор облегченно вздохнул.
— По-моему, вам надо быть настороже. Все того мнения, что на вас точат зубы.
Значит, несколько секунд назад, в толпе, этот крошечный Леша готовился защищать Мегрэ!
— Поедем на остров сейчас же? У вас нет никаких дел в И ере?
И они покатили.
Местность была плоская, пустынная, дорога обсажена тамариском, кое-где высились пальмы, потом справа показались белые солончаки. Все было настолько непривычно, словно они перенеслись в Африку, — небо голубое, как фарфор, воздух совершенно неподвижный.
— А что же мистраль? — спросил Мегрэ с чуть заметной иронией.
— Вчера вечером вдруг прекратился. Пора уже было.
Он дул девять дней подряд, а этого достаточно, чтобы любого довести до белого каления.
Мегрэ был настроен скептически. Северяне, а Север начинается в окрестностях Лиона, никогда не принимают мистраль всерьез. Так что равнодушие, проявленное м-ром Пайком, тоже было вполне извинительным.
— С острова никто не уезжал. Вы можете допросить всех, кто находился на нем, когда убили Марселена.
Рыбаки в ту ночь не выходили в море из-за шторма.
Но один миноносец из Тулона и несколько подводных лодок маневрировали на рейде острова. Я звонил в адмиралтейство. Ответ был совершенно определенный.
Ни одно судно не пересекало фарватер.
— Следовательно, убийца все еще на острове?
— Там увидите.
Леша играл роль старожила, знающего и остров, и его обитателей. Мегрэ был здесь новичком, а это всегда довольно неприятная роль. После получаса езды машина остановилась на скалистом мысу, где не было ничего, кроме гостиницы в провансальском стиле и нескольких рыбачьих домиков, выкрашенных в розовый и светло-голубой цвет.
Это было очко в пользу Франции, потому что все разинули рты от восхищения. Море было невероятно синего цвета, какой обычно приходится видеть только на открытках, а на горизонте, среди радужных далей, лениво раскинулся остров с очень зелеными холмами, с красными и желтыми скалами.
У конца дощатых мостков ждала рыбачья лодка, выкрашенная в светло-зеленый цвет, с белым бортиком.
— Это наша лодка. Я попросил Габриэля привезти меня и подождать вас. Почтовый катер «Баклан» бывает здесь только в восемь утра и в пять вечера. Фамилия Габриэля — Галли. Я вам объясню. Здесь есть Галли и есть Морены. Почти все на острове носят одну из этих двух фамилий.
Леша тащил чемоданы гостей, которые в его руках казались очень большими. Мотор был уже запущен. Все это представлялось немного нереальным; не верилось, что они приехали сюда для того, чтобы заниматься расследованием убийства.
— Я не предложил вам посмотреть труп. Он в Йере.
Вскрытие произведено вчера утром.
Между мысом Жьен и Поркеролем примерно три мили. По мере того как они продвигались по шелковистой воде, контуры острова становились резче, яснее проступали мысы, бухты, старые форты, утонувшие в зелени, и, как раз посередине, маленькая группа светлых домов и белая колокольня церкви, словно выстроенные ребенком из кубиков.
— Как по-вашему, смогу я достать купальный костюм? — обратился к Леша англичанин.
Мегрэ не подумал об этом; перегнувшись через борт, он разглядывал морское дно, скользившее под лодкой.
Глубина достигала, по крайней мере, десяти метров, но вода в то утро была настолько прозрачна, что малейшие подробности подводного пейзажа просматривались без труда. И это был настоящий пейзаж — с равнинами, покрытыми зеленью, со скалистыми холмами, с ущельями и пропастями, между которыми, словно стада, проплывали стаи рыб.
Немного смущенный, как будто его застали за детской игрой, Мегрэ посмотрел на м-ра Пайка, но тут же поставил себе еще одно очко: инспектор Скотленд-Ярда, не менее взволнованный, чем он, тоже не отрывал глаз от морского дна.
Когда приезжаешь куда-нибудь впервые, трудно сразу представить себе, где что расположено. Сначала все кажется необычным. Гавань была крошечной, с молом слева, со скалистым мысом, покрытым зонтичными соснами, — справа. В глубине — красные крыши, белые и розовые дома среди пальм, мимоз и тамарисков.
Видел ли Мегрэ когда-нибудь мимозы, кроме как в корзинках маленьких продавщиц в Париже? Он уже не помнил, цвели ли они, когда он несколько лет назад вел следствие в Антибе и в Канне.
На молу их ждала горстка людей. Были также рыбаки в лодках, выкрашенных, словно елочные игрушки.
Люди смотрели, как Мегрэ и Пайк сходили на берег. Может быть, эти люди образовали какие-то группы? Только позже Мегрэ стал обращать внимание на такие подробности. Например, один человек, одетый в белое, с белой фуражкой на голове, поздоровался с ним, поднеся руку к виску, а комиссар не узнал его.
Это Шарло! — шепнул ему на ухо Леша.
В тот момент это имя ничего не сказало Мегрэ.
Какой-го великан с босыми ногами, не говоря ни слова, сложил багаж на тачку и повез ее на деревенскую площадь.
Мегрэ, Пайк и Леша пошли за ним. А вслед им направились местные жители; все это время царило какое-то необычное молчание.
Площадь была обширна и пуста; вокруг росли эвкалипты, стояли разноцветные дома, а повыше — маленькая желтая церковь с белой колокольней. Кое-где виднелись кафе с тенистыми террасами.
Я мог бы оставить за вами комнаты в «Гранд-отеле». Он уже две недели как открылся. Но подумал, что вам лучше остановиться в «Ноевом ковчеге». Я вам объясню.
Набралось уже много такого, что требовало объяснений. Терраса «Ковчега», выходившая на площадь, была побольше, чем у других кафе; ее ограничивали каменная стенка и зеленые растения. Внутри оказалось прохладно, немного темновато, но приятно; в нос сразу ударил запах кухни и белого вина.
Еще один человек в наряде повара, но без колпака на голове. Он приближался с протянутой рукой, с сияющей улыбкой на лице.
— Счастлив принять вас, господин Мегрэ. Я отвел вам лучшую комнату. Выпьете нашего белого вина?
Леша подсказал:
— Это Поль, хозяин.
Пол был вымощен красными плитками. Бар — такой, какие бывают в бистро. Белое вино — холодное, зеленоватое, вкусное.
— Ваше здоровье, господин Мегрэ. Я не смел надеяться, что буду когда-нибудь иметь честь принять вас у себя.
Поль и не подумал о том, что этим он был обязан преступлению. Никто, казалось, не вспоминал о смерти Марселена. Группы людей, которые Мегрэ только что видел возле мола, были теперь уже на площади и незаметно приближались к «Ноеву ковчегу». Несколько человек даже усаживались на террасе.
В общем, интересовал их главным образом приезд Мегрэ, живого Мегрэ, словно он был кинозвездой.
Достаточно ли уверенно он держится? Быть может, у полицейских Скотленд-Ярда больше самоуверенности уже в самом начале расследования? М-р Пайк смотрел на все и не произносил ни слова.
— Я хотел бы немного освежиться, — вздохнул наконец Мегрэ, после того как выпил два стакана белого.
— Жожо, покажи господину Мегрэ его комнату! Ваш друг тоже поднимется, господин комиссар?
Жожо оказалась молоденькой чернявой служанкой, одетой в черное, с широкой улыбкой и маленькими остроконечными грудями.
Весь дом пропах провансальской рыбной похлебкой и шафраном. На верхнюю площадку лестницы, выложенную, как и пол в кафе, красными плитками, выходили только три-четыре комнаты, и комиссару действительно отвели лучшую из них, одно окно которой выходило на площадь, а другое на море. Может быть, следовало предложить ее м-ру Пайку? Теперь поздно.
