За дощатым Старым мостом дорога стала кривой и шла то вверх, то вниз, и я благоразумно снизил скорость до шестидесяти пяти, помня о женщине, которая ждет от меня помощи. Слишком много трагедий выпало на долю бедной миссис Кобб. Несколько лет назад, когда я жил в Центре и писал для «Дневного прибоя», она была моей квартирной хозяйкой. Я снимал в небогатой части города меблированную комнату над её антикварным магазином. После того как убили её мужа, она продала магазин и переехала в Пикакс, где её опыт пригодился в музейной работе. Она стала смотрителем музея «Ферма Гудвинтера» и поселилась там же, в западном крыле старинного здания.
Неудивительно, что в отчаянии она позвонила именно мне. Мы были добрыми друзьями, хотя наши отношения оставались немного официальными – мы всегда обращались друг к другу «миссис Кобб» и «мистер К». Я подозревал, что ей бы хотелось завести со мной более тесную дружбу, но она была не в моём вкусе. Я восхищался ею как деловой женщиной и знатоком антиквариата, но когда дело касалось мужчин, она всегда старалась виться вокруг них плющом, и это порой надоедало. Правда, на кухне она творила чудеса. Признаюсь, перед её тушёным мясом и кокосовым пирогом я не мог устоять, а кошки за её мясной хлебец готовы были на убийство.
Итак, я мчался к Норд-Миддл-Хаммоку в пижаме, чтобы спасти беспомощную женщину, попавшую в беду. На какое-то мгновение мне пришло в голову, что её отчаянный телефонный звонок всего лишь уловка, повод выманить меня посреди ночи. С тех пор как я получил в наследство эти проклятые деньги Клингеншоенов, я остерегаюсь женского расположения. И с того самого момента, как миссис Кобб приехала в Пикакс с целым вагоном кулинарных книг и стала выказывать мне восторженное внимание, я был начеку. Хорошо поесть я люблю, а лучшей хозяйки, чем она, и не пожелаешь, но в остальном она вкусом не отличалась: слишком много розового и слишком много оборочек – не говоря уже об этих очках с оправой, усыпанной поддельными бриллиантами. Кроме того, я встречался с Полли Дункан, интеллигентной, образованной, волнующей, преданной… и ревнивой.
Искать в темноте Норд-Миддл-Хаммок пришлось буквально вслепую. В прежние времена, когда шахты работали, район процветал, но экономический кризис после Первой мировой войны превратил его в мёртвый город, в нагромождение поросших сорняками камней. В безлунную ночь тут не было видно ни зги. Ни уличных фонарей, ни хоть каких-то ориентиров, только деревья и кусты, да и те ночью кажутся совершенно одинаковыми. Наконец фары моей машины выхватили из темноты изгородь фермы Фагтри, и я мысленно поблагодарил тех, кому пришло в голову покрасить её в белый цвет. Проехав ещё немного в темноте, я увидел такой же белый домик, в окне которого мерцал свет, – кто-то смотрел телевизор. Отсюда начиналась улица Чёрного Ручья, которая другим концом упирается во владения Гудвинтеров. Я вздохнул с облегчением.
Старинный дом Гудвинтера достался миссис Кобб в наследство от Герба Флагштока, её третьего мужа, после того как их семейная жизнь так стремительно оборвалась. Она немедленно продала дом Историческому обществу с тем, чтобы в нём открыли музей, – продала за один доллар! Вот такая она – добрая и невероятно щедрая.
Проезжая по гравиевой дорожке, я заметил, что двор, которому полагалось быть залитым светом, погружён в темноту. Дом тоже. В Мускаунти частенько случаются перебои с электричеством… но ведь на ферме Фагтри свет горел, и кто-то смотрел телевизор в доме на углу. У меня привычно закололо на верхней губе.
Обогнув вытянутое здание, я подъехал к западному фасаду, остановился так, чтобы луч света от фар падал на дверь в квартиру смотрителя, и взял из бардачка фонарик. Сперва я постучал в дверь медным молоточком, а когда никто не ответил, потянул её на себя и не удивился, что она оказалась незапертой. В Мускаунти многие так делают. Обведя фонариком прихожую, я нашёл на стене выключатель и решил попробовать – может, и вправду отключили электричество. Но свет был – по крайней мере в прихожей: под потолком в железной люстре зажглись четыре электрические свечки.
– Миссис Кобб! – крикнул я. – Это Квиллер!
Мне никто не ответил – и ни стуков, ни громыхания, ни стонов. И уж подавно никаких криков. Наоборот, в комнатах стояла тревожная тишина. Налево уходил коридор со сводчатым потолком. Он вёл в гостиную, обставленную старинной мебелью, и, как только я отыскал выключатель, стало светло. Почему, спрашивал я себя, перепуганная до смерти женщина вдруг взяла и всюду повыключала свет? Усы предсказывали неладное, бременами меня начинает раздражать их излишняя чувствительность.
Распахнутая дверь в дальнем углу комнаты вела в спальню. На кровати стояла наполовину собранная сумка. Дверь в ванную была закрыта.
– Миссис Кобб! – крикнул я ещё раз, немного помешкав, открыл дверь и заставил себя заглянуть в душевую.
Продолжая звать её, я прошёл через гостиную в старомодную кухню с камином, большим обеденным столом и сосновыми шкафами. Я включил свет и в ту самую секунду уже знал, что увижу. На кухонном столе стоял пакет молока, а на полу неподвижно лежала женщина в розовой юбке и розовом свитере, глаза её были широко раскрыты, круглое лицо искажено болью. Она не подавала признаков жизни.
Когда Квиллер обнаружил безжизненное тело миссис Кобб, он был скорее опечален, чем удивлён. Он предчувствовал худшее, ещё когда свернул на улицу Чёрного Ручья и увидел, что дом и двор погружены в темноту. Сейчас, глядя на фигуру в розовом, – опять этот вечный розовый цвет! – он с грустью и бессильной злобой проводил рукой по усам. Разум не соглашался с тем, что эта добрая женщина ушла в расцвете лет, в разгар своей деятельности, в момент, когда жизнь наконец приносила ей только радости. Она завоевала любовь всего города; её последний муж оставил её состоятельной женщиной; в возрасте пятидесяти пяти лет она впервые стала бабушкой. Но, напомнил себе Квиллер, Судьба, как известно, не умеет выбирать подходящий момент.
Найдя на кухне телефон, он набрал номер полиции и сообщил о случившемся – кратко, без эмоций, только необходимые детали. Аппарат стоял на деревянной парте с чугунным основанием – реликт, отыскавшийся в здании старой школы откидная крышка, желобок для ручек и карандашей, подставка для чернильницы. Вся поверхность была изрезана инициалами нескольких поколений учеников. Рядом с телефоном на парте лежала записная книжка с номерами телефонов, открытая на букве Э. Квиллер позвонил Сьюзан Эксбридж в Индейскую Деревню, и она подняла трубку после первого же гудка.
– Сьюзан, это Квилл, – хмуро сказал он. – Айрис тебе сейчас не звонила?
– Да, бедняжка была чем-то до безумия напугана. С трудом можно было разобрать её лепет, но я поняла, что ты привезешь Айрис сюда ко мне переночевать, Я только что постелила розовые простыни в комнате для гостей.
– Так мы с ней и договаривались. И я сейчас на ферме. Только она не приедет.
– Почему? Что случилось, Квилл?
– Я нашёл её в кухне на полу. Не дышит. Пульса нет. Я вызвал полицию.
Сьюзан зарыдала в трубку.
– Ужасно! Ужасно! Как же мы без неё? Я в отчаянии! – Она порой переигрывала, но сейчас у неё имелась причина быть безутешной. Они с миссис Кобб начали собственное дело, и на витрине нового магазина в центре Пикакса только что выведенная золотой краской надпись гласила: «Эксбридж и Кобб. Антиквариат». Официальное открытие было назначено на субботу.
– Поговорим завтра, Сьюзан, – сказал Квиллер. – Шериф будет здесь с минуты на минуту.
– Я могу что-нибудь сделать?
– Отдохни; завтра будет тяжёлый день. Я сейчас позвоню Ларри. Вот ему наверняка потребуется твоя помощь.
Ларри Ланспик был президентом Исторического общества и директором музея «Ферма Гудвинтера», а также владельцем местного супермаркета. Коммерсант, один из влиятельных людей города и талантливый актер, член Пикакского театрального клуба, он привносил кипучую энергию во всё, за что брался. Квиллер набрал номер загородного дома Ланспика в модном районе Вест-Миддл-Хаммока, и, хотя было почти два часа ночи, Ларри ответил бодро, как в разгар рабочего дня.
– Ларри, это Квилл. Извини, что побеспокоил. У нас беда. Я звоню из музея. Некоторое время назад мне позвонила Айрис. Она была просто в истерике, и я помчался сюда. Ты ведь знаешь, что у неё неважно с сердцем. Я приехал слишком поздно. Я нашел её в кухне на полу. Её больше нет. В полицию я уже позвонил.
На другом конце провода последовало долгое молчание.
– Ларри?..
– Этого не может быть! – глухо проговорил Ларри. – Она нужна нам! И ведь она ещё совсем не старая!
– Ей было столько же лет, сколько нам с тобой, – мрачно произнёс Квиллер. Ларри можно было понять.
– Сейчас я что-нибудь на себя наброшу и постараюсь поскорее приехать к тебе. Боже! Ужасная новость. Кэрол будет потрясена!
