подавляющее большинство людей думают, что Ахиллес — имя скаковой лошади или один из видов ревматизма. И к тому же — это такие красивые названия для детективных повестей! Так что я сочетаю приятное с полезным…
— Боюсь, — сказала Каролина, — что приятность и полезность в этом деле сочетаются лишь для тебя одного. Но не будем об этом говорить! В доме повешенного не следует упоминать…
— …о серьезной литературе. — Алекс покивал головой. — А может, когда-нибудь напишу настоящую книгу?.. — продолжал он мечтательно. — Эпохальное произведение, большой, прекрасный роман, который буду каждый вечер доставать из-под подушки и сосредоточенно читать, чтобы потом с почтением поцеловать собственную руку… Боюсь только, что никто другой этого не будет читать и все станут меня ругать за то, что теряю время, вместо того чтобы сочинять хорошие, идеально выстроенные загадки для доморощенных детективов, которыми становятся мои читатели, заплатив несколько пенсов за экземпляр какого-нибудь моего романа о преступлении… — Джо рассмеялся и процитировал: — «О, лебединый пух мечтаний! Быть может, время вам дарует ту свободу, которую мне старость принесет…» Прости за еще одну цитату. Но если уж мы заговорили обо мне — должен признать, что минуту назад не слушал тебя с тем вниманием, на которое заслуживает каждое твое изящное слово. Угадай, о чем я думал.
— Вероятнее всего, о каком-нибудь покойнике, которого кто-то отправил к Господу Всемогущему.
Каролина допила кофе и осмотрелась. Далеко внизу в пропасти за окном вспыхнули первые вечерние огни реклам.
— Ничего подобного! Я думал о чем-то тихом и спокойном, например, о… — Он умолк, потом, прищурив глаз, глянул на Каролину. — Я всегда знал, что не принадлежу к людям с неизменными привычками и взглядами. Но зато, как мне казалось, я отлично знаю, чего я не люблю…
— С первым утверждением я согласна, — кивнула Каролина. Неоновая реклама, вспыхнувшая на крыше здания напротив, зажгла в ее глазах фиолетовые искорки.
— Между прочим, — продолжал Джо, не обескураженный ее едким замечанием, — до сих пор был убежден, что не люблю жизни в деревне. Я родился в Лондоне, и хотя много путешествую, а иногда даже принимаю приглашения от знакомых, живущих в деревне, но несмотря на это, мне всегда казалось, что не смог бы жить вдали от города…
— Какой красивый фрагмент автобиографии… — иронически вздохнула Каролина. — Мне даже на секунду показалось, что ты умер и я читаю о тебе в газете… Так и представляю себе похоронную процессию за твоим гробом: все городские полицейские и все самые серьезные преступники Лондона, идущие вместе в такт… кажется, ты как-то говорил, что любишь траурную музыку Шопена, не правда ли?
— Совершенно верно! Но думаю, что в этой процессии шла бы также и одна моя знакомая дама, если бы, конечно, она не находилась именно в это время в каком-нибудь Богом забытом уголке Земли, занимаясь ковырянием в носу у мумии какого-то Аменхотепа Среднего. А ты бы плакала обо мне?
Вопрос был задан так легко и непринужденно, что Каролина уже открыла было рот, чтобы поведать, как бы ее рассмешило такое известие, но ничего не сказала. Потом опустила глаза.
— Ну, ты ведь знаешь, Джо, как сильно я бы плакала, — сказала она тихо и серьезно.
— Гм… — Алекс откашлялся. — Действительно. Не следует говорить о смерти после сытного ужина, потому что тогда человек становится сентиментальным. Однако, возвращаясь к теме: вижу, что ты не угадаешь, о чем я думал.
— Нет… — Каролина покачала головой. Слишком часто она боялась за Джо, когда он вдруг надолго исчезал с такой вот иронической улыбкой, после какого-нибудь непонятного телефонного разговора, в котором речь шла чаще всего о том, что найдено чье-то мертвое тело…
— Так вот — я решил переехать в деревню.
— В деревню? — глаза Каролины расширились до предела. — Как это — в деревню? То есть, ты же не хочешь сказать, что…
— Нет, не совсем. То есть, я не отправляюсь куда-то к черту на кулички. Просто купил вчера домик с большим тенистым садом с северной стороны и с выстриженной, как корт, травяной лужайкой с южной. У меня там розы, жасмин, магнолии и… еще не запомнил всех названий. Если честно, то я люблю одни циннии. А вообще, я никогда не был силен в ботанике. У меня даже в связи с этим возникали некоторые проблемы в школе, а потом…
— Нет, подожди! То есть как — ты хочешь сказать, что теперь будешь жить вдали от Лондона?
— Нет. Мой домик находится практически в Лондоне. Точнее говоря, недалеко от Ричмонд-парка.
— А-а, ну тогда это еще не так страшно, — Каролина облегченно вздохнула, но тут же взглянула на него с любопытством. — Послушай, случайно не там, где произошла эта трагедия?
Джо кивнул.
— Да, теперь буду, если можно так выразиться, соседом того дома, в котором разыгралась таинственная история «Мертвой головы». И именно туда я намерен пригласить вас всех, чтобы после ужина, в атмосфере, идеально соответствующей трагедии, видя перед собой тот сад, представить вам мой отчет о проведенном расследовании.
— Ну хорошо, но ты ведь купил этот дом не только ради того, чтобы прочесть нам в нем свою новую повесть?
— Разумеется, нет! Я намерен там остаться. Там очень красиво, Каролина, и если тебе вдруг когда-нибудь захочется меня навестить, ты сама убедишься, что…
— А что будет с твоей нынешней квартирой? Ты ведь целый год мечтал о ней, полгода планировал, несколько месяцев меблировал, а теперь хочешь ее просто так бросить?
— Нет, — покачал головой Джо. — Видишь ли, у меня есть один план.
Я хотел бы… Нет, правда, хочу покончить с писанием этих… ну, ты знаешь… Ты ведь сама не очень уважительно к ним относишься. Мне хотелось бы написать что-то не просто ради денег. И вот думаю, что такой домик идеально подходит для этого.
— Да уж наверно… — сказала Каролина, но в ее голосе прозвучала нотка сомнения. Дело в том, что примерно раз в год Джо вдруг проникался ненавистью к одному лишь виду своей пишущей машинки «Оливетти» и вставленному в нее чистому листу бумаги. Тогда он ходил по комнатам и планировал написание потрясающего эпохального шедевра. Обычно это продолжалось неделю-две и заканчивалось неожиданным заказом билетов на борт одного из судов или самолетов, направляющихся в экзотические страны. Джо возвращался оттуда загоревший, веселый и примирившийся с судьбой. Снова звонили издатели, и снова он садился описывать приключения героя, которым был он сам. Кроме того, тогда обычно звонил или заходил Бенжамин Паркер, поскольку в таком большом городе, как Лондон, люди непрерывно умирают по необъяснимым причинам либо попросту гибнут
