— Черт подери, зачем столько об этом говорить?
Арчер хранил терпение:
— Потому что больше нам говорить просто не о чем. Кроме заявления вашей дочери, у нас нет для следствия буквально ничего — никто ничего не видел и не слышал. Показания мистера Гудвина — чисто отрицательные. Он уехал отсюда без десяти десять… — Арчер взглянул на меня: — Надеюсь, вы точно назвали время?
— Да, сэр. У меня есть привычка: когда сажусь в машину, всегда сверяю часы на панели с наручными. Было ровно девять пятьдесят.
Арчер снова повернулся к Сперлингу:
— Итак, в девять пятьдесят он поехал в Чаппакуа, чтобы позвонить, и на дороге ничего не заметил. Через тридцать или тридцать пять минут он вернулся и опять-таки ничего не заметил — следовательно, его показания чисто отрицательные. Кстати, его машину ваша дочь также не слышала — по крайней мере, она этого не помнит.
Сперлинг хмуро смотрел на него:
— Я все равно не понимаю, зачем столько внимания уделять моей дочери?
— Я здесь ни при чем, — возразил Арчер. — Таковы обстоятельства.
— Какие обстоятельства?
— Она была близкой приятельницей Рони. По ее словам, они не были обручены, но… виделись часто. Их отношения были темой… семейных споров. Именно поэтому вы обратились к услугам Ниро Вулфа, а он мелкими делами не занимается. Именно поэтому он вчера приехал сюда, он и его…
— Не поэтому. Он хотел, чтобы я оплатил ущерб, нанесенный его оранжерее.
— Да, он считал, что между его работой на вас и разгромом оранжереи есть связь. Всем известно, что из дома его калачом не выманишь. Вся семья долго совещалась…
— Никто не совещался. Говорил все время он. Настаивал, чтобы я оплатил ущерб.
Арчер кивнул:
— Да, в этом все сходятся. Кстати, до чего вы договорились? Будете платить?
— Разве это имеет значение? — поинтересовался Вулф.
— Может и нет, — признал Арчер. — Просто раз вам было предложено провести расследование по второму делу… ладно, этот вопрос я снимаю, если вы считаете его неуместным.
— Я могу ответить, — заявил Сперлинг. — Ущерб я оплачу, но не потому, что считаю себя обязанным. Лично я этот разгром со мной или с моими делами никак не связываю.
— Меня это вообще не касается, — еще раз признал Арчер. — Но факт остается фактом: вчера произошло нечто, заставившее вызвать сюда Рони и сказать ему, что между ними все кончено. Она объясняет все тем, что их дружба приносила ей слишком много неудобств и она решила положить этому конец. Возможно, что так все и было. Даже не могу сказать, что к такому объяснению я отношусь с недоверием. Но имеется крайне неудачное стечение обстоятельств, крайне неудачное: она приняла это решение в тот самый день, когда Рони было суждено умереть насильственной смертью, при необъяснимых обстоятельствах и при полном отсутствии виновного.
Арчер наклонился вперед и заговорил со всей сердечностью, на которую был способен:
— Послушайте, мистер Сперлинг. Вы прекрасно знаете, что я не хочу вам докучать. Но я выполняю свой долг, несу определенную ответственность, к тому же работаю отнюдь не в вакууме! Не знаю, многим ли известно, что Рони приехал сюда по приглашению вашей дочери, но кому-то это известно наверняка. В доме сейчас три гостя, один из них известный радиокомментатор. Люди обязательно будут думать, что между этим приглашением и смертью Рони есть связь, и, если я закрою на это глаза, стул подо мной может здорово закачаться. Это убийство я должен раскрыть, и я его раскрою. Я выясню, кто убил Рони и почему. Если окажется, что произошел несчастный случай, никто не будет так рад, как я, но я должен знать имя виновного. Нас ждут неприятные… — Арчер остановился, потому что широко распахнулась дверь. Все дружно повернули головы на вошедшего. Им оказался Бен Дайкс, глава детективов округа, а, за спиной его стоял экземпляр, которого угораздило родиться не в той стране, — лейтенант Кон Нунан из полиции штата. Выражение его лица мне не понравилось, впрочем, оно мне не нравилось никогда.
— Да, Бен? — нетерпеливо вопросил Арчер. Понятное дело, он был раздражен: его прервали в середине ответственной речи.
— Должен вам кое-что сказать, — объявил Бен, приближаясь.
— Что?
— Может, лучше наедине?
— Зачем? Нам нечего скрывать от мистера Сперлинга, а Вулф работает на него. Что случилось?
Дайкс пожал плечами:
— Мы закончили осмотр машин и обнаружили ту, что совершила наезд. Ее осматривали последней, она запаркована сзади. Это машина Ниро Вулфа.
— Никаких сомнений нет — это она! — исторг радостный вопль Нунан.
Ощущения мои были странно противоречивыми. Да, я был удивлен, даже ошарашен, верно. Но в то же время удивление было вытеснено своей противоположностью: подсознательно именно этого я все время ждал. Говорят, верхний слой нашего сознания — лишь десятая часть айсберга, все остальное глубоко внизу. Не знаю, как ученые вывели этот процент, но, если они правы, наверное, девять десятых моего айсберга ждали как раз этого, и ожидание вырвалось на поверхность, когда Бен Дайкс произнес свои слова.
Вулф метнул на меня взгляд. Я приподнял брови и покачал головой. Он кивнул и поднял стакан, в котором плескались остатки пива.
— Это меняет дело, — сказал Сперлинг, отнюдь не убитый горем. — Все как бы становится на свои места.
— Мистер Арчер, — обратился к нему лейтенант Нунан. — Это самый обычный наезд и бегство с места происшествия. Вы человек занятой, Дайкс тоже. Этот Гудвин считает себя крепким орешком. Давайте я отвезу его в участок, а там разберемся?
Не обращая на него внимания, Арчер спросил Дайкса:
— Улики достоверные? На них можно опереться?
— Безусловно, — заявил Дайкс. — Парни из лаборатории еще поработают, но под крылом обнаружены следы крови, между осью и рессорой зацепилась пуговица с его пиджака и так далее. Улик достаточно.
Арчер посмотрел на меня:
— Что скажете?
Я улыбнулся:
— Лучше вас я все равно не скажу. Мои показания — чисто отрицательные. Если Рони задавила эта машина, я во время убийства в ней не сидел. Я бы рад помочь следствию, но, к сожалению, добавить мне нечего.
— Я отвезу его в участок, — снова вызвался Нунан.
И снова его слова остались без внимания. Арчер повернулся к Вулфу:
— Машина принадлежит вам, так? Вам есть что сказать?
— Только то, что водить машину я не умею и, если мистера Гудвина заберут в участок, как предлагает этот самодовольный олух, я поеду вместе с ним.
Окружной прокурор снова повернулся ко мне:
— Не лучше ли выложить все начистоту? Через десять минут мы сможем все здесь свернуть и уехать.
— Извините, — вежливо сказал я, — но если я буду подсовывать вам липу, да еще без всякой подготовки, могу на чем-нибудь проколоться, и вы сразу уличите меня во лжи.
— Вы расскажете, как все произошло?
— Нет. Мне просто нечего рассказывать.
Арчер поднялся и обратился к Сперлингу:
— Здесь есть комната, куда я его могу отвести? В два часа мне надо быть в суде, и я бы хотел по возможности с этим делом закончить.
— Вы можете остаться здесь, — поднимаясь с кресла, явно готовый помочь. Он взглянул на Вулфа: — Я вижу, вы допили пиво. Идемте…
Вулф уперся в подлокотники кресла, выпрямился, сделал три шага и остановился прямо перед Арчером:
— Как вы верно заметили, машина принадлежит мне. И если мистера Гудвина увезут, не поставив меня в известность, а также без ордера на арест, история эта станет еще более прискорбной. Ваше желание поговорить с ним вполне естественно: вы знаете его гораздо хуже, чем я. Но считаю своим долгом сказать: вы будете тратить свое драгоценное время впустую.
Сопровождаемый Сперлингом, он прошагал к двери и скрылся.
— Я вам понадоблюсь? — спросил Дайкс.
— Возможно, — сказал Арчер. — Посидите здесь.
Дайкс шагнул к креслу, которое только что освободил Вулф, сел, достал блокнот и карандаш, внимательно осмотрел грифель и удобно откинулся на спинку кресла. Нунан тем временем прошел в другой конец библиотеки и разместился в кресле, где сидел Сперлинг. Никакого приглашения сесть он не получал, не спрашивал, нужен ли он? Естественно, такое его поведение меня обрадовало: поведи он себя как-то иначе, мне, чего доброго, пришлось бы менять о нем свое мнение.
Арчер, подергивая губами, окинул меня пристальным взглядом, потом сказал:
— Я вас не понимаю, Гудвин. Почему вы не видите, что ваше положение — безвыходное?
— Ну это вопрос легкий, — сказал я ему. — По той же самой причине, по какой этого не видите вы.
— Чего я не вижу? Что ваше положение безвыходное? Еще как вижу.
— Ничего вы не видите. В противном случае вы бы уже отсюда уехали, оставив разбираться со мной Бена Дайкса или одного из ваших помощников. У вас весь день расписан по минутам, а вы еще здесь. Я могу сделать заявление?