– Говорила.
– И вам даже после этого не показалось, что это капкан, в который вас заманивают? Другими словами, вы не почувствовали некоторого недоверия к тому, что вам предлагалось посетить незнакомый дом и войти в него так запросто в два часа ночи, включить свет и располагаться как дома?
– Я же говорю, что в то время – нет. Позже – да.
– Насколько позже?
– Когда я добралась до дома, то стала думать о том, что мне предстоит сделать. Эта женщина сказала, что парадная дверь не будет заперта. Я решила посмотреть, была ли дверь открытой. Если да, то я вошла бы. Иначе – даже не хотела звонить…
– И когда вы дернули дверь, она была отперта?
– Да, и я вошла. В доме, казалось, никого не было. Я подумала, что надо найти ванную комнату.
– В чем хотела признаться миссис Пэрлин?
– Она ничего не говорила… То есть та, которая звонила мне, ничего по этому поводу не сказала. Она просто поставила меня в известность, что Сара велела передать мне: мол, она хочет признаться и попросить прощения.
– Попросить у вас прощения?
– Да.
– И вам совершенно неизвестна та женщина, которая звонила?
– Нет. Она сказала, что Сара занята и…
– Да. Вы об этом уже говорили… Но не намекала ли эта женщина вам о том, кто она сама?
– Нет. У меня сложилось такое впечатление, что она работает официанткой в каком-то ресторане, где Сара устроила наблюдательный пункт. Ну, знаете, где бы она могла стоять у двери и подсматривать, ожидая. Вот и по телефону она сказала, что Сара стоит у окна и смотрит, не обманет ли ее тот человек, которому она звонила перед тем, как связаться со мной.
– У вас есть своя машина?
– Да. То есть… нет, она не моя. Просто машина, которой я пользуюсь, когда мне надо.
– И вы оставили ее в полуквартале от этого дома, выше по склону?
– Да.
– Она вам ясно сказала – поставить ее за домом, выше по склону, так?
– Да, так.
– Смерть наступила мгновенно после выстрела, – констатировал Мейсон. – Пульс совершенно не прощупывается. По расположению раны и направлению пули можно сказать, что она не мучилась, даже не успела осознать… Но почему она совершила это самоубийство?
– Я же говорю, мистер, что не знаю.
– А почему вы не можете рассказать всей правды полиции?
– Потому что… потому что у меня ужасный сумбур в голове, мистер Мейсон. Сара была единственной, кто мог бы поручиться за меня в случае… ну, в случае, если бы полиции удалось что-то раскрыть.
– И вы хотите, чтобы я сделал вид, будто ничего не произошло. – Мейсон широким жестом обвел комнату, посмотрел на труп миссис Пэрлин. – Только ради того, чтобы оградить вас от допроса полиции?
– Это ничему не послужит помехой, мистер Мейсон, если вы сделаете для меня благое дело, – сказала она. – Все равно уже ничем не помочь случившемуся, не изменить ничего.
Мейсон, задумавшись, изучающе посмотрел на Опал. Наконец спросил ее:
– А эта миссис Пэрлин, у нее что – солидный опыт работы в качестве экономки? Или когда-то у нее, возможно, были свои деньги, а потом ее постигла неудача и ей после этого пришлось идти работать экономкой?..
– Нет, насколько я знаю, она долгие годы работала экономкой. Помню, я заглядывала в ее профессиональную учетную карточку, когда мистер Хоксли нанимал ее на работу.
Мейсон вернулся по коридору обратно в столовую. Руки – глубоко в карманах, голова – вперед. Санли последовала за ним с опаской и немой мольбой в глазах. Неожиданно Мейсон обернулся.
– Понимаете ли, о чем просите? – сурово спросил он.
Она ничего не ответила.
– Вы просите о невозможном – замолчать преступление! – возмущался Мейсон. – Чтобы я подставил свою шею в петлю!.. И вы это делаете с таким невинным видом, будто спрашиваете, могу ли я купить вам мороженого или поставить свой автограф в вашем альбоме!
Она продолжала смотреть на него с немой мольбой. Ее руки потянулись, чтобы коснуться рукава его пальто.
– Если я выйду из этого дома, – сказал Мейсон, – и не позвоню в полицию, то сяду в большую лужу. Вы просто берете меня за глотку. Так скажите хотя бы, насколько глубоко вы замешаны в этом деле?
Она отрицательно покачала головой.
– Ну, говорите же!
– Я вообще не имею к нему ни малейшего отношения.
– Это вы так думаете. Вы ведь звонили вчера утром в полицию, так?
– Нельзя ли поговорить в другом месте?
– Нет, нельзя, потому что нам надо поговорить сейчас же!
– Но ведь здесь опасно находиться.
– Опасно как раз другое – уйти.
– Вчера я пришла, как всегда, на работу, – нехотя начала Опал Санли. – В квартире Хоксли никого не было. Обычно миссис Пэрлин находится там почти всегда, готовит к моему приходу записи на пластинках.
– Пластинках? – переспросил Мейсон.
– Да, знаете, такие восковые пластинки, на которые наговаривается текст.
– А-а!
– На этот раз я ничего не нашла. И самой миссис Пэрлин тоже не было дома.
– А Хоксли?
– Ах, я так редко его видела! Он большую часть дня спит. Работает по ночам.
– Но все же вы видели его вчера?
– О да.
– Продолжайте.
– Я сначала никак не могла понять, как это случилось, что он не оставил мне никакой работы. Даже записки! Потом я осмотрелась и, немного подождав, увидела вдруг, что дверь в комнату мистера Хоксли открыта. Я заглянула туда, потом вошла и – о, ужас! – увидела сейф, перед которым была большая лужа крови. Не помню, как добралась до гаража, где у нас стоит машина.
– Это в доме по соседству?
– Да, Джентри сдали Хоксли внаем гараж.
– И там стояла машина?
– Да, но в ней я обнаружила кровавые пятна по всему заднему сиденью… Это правда, мистер Мейсон, и это все, что я знаю. Потом я позвонила в полицию.
– А почему сейчас не хотите сделать этого?
– Да потому, что никак не смогу объяснить свое присутствие здесь. Не смогу объяснить… многое.
– Чего, например?
– Вообще… все эти сложности, которые возникли после того, что здесь произошло. Вы разве не понимаете? Ведь мы с миссис Пэрлин вместе работали, и они, там в полиции, станут подозревать нас в том, что мы сообща решили убрать мистера Хоксли.
– Зачем вам было его убирать?
– Не знаю. Я только знаю, что они скажут именно так. Дело выглядит так, будто у меня была какая-то связь с миссис Пэрлин, будто она связывалась со мной сегодня, а я не уведомила полицию.
– Но она же и в самом деле связывалась с вами, ведь так?
– Ну, в некотором роде – да.
– И вы не сообщили полиции…
– Она же меня предупредила.
Мейсон взглянул на часы и после некоторых колебаний предложил:
– А что, если я это сделаю вместо вас? Как поступите?
Она выдержала его взгляд.
– Что вы от меня хотите? – спросила она.
– Я не хочу, чтобы вы, когда дело примет серьезный оборот, – озадаченно вздохнул Мейсон, – стали бы валить все на меня.
– Хорошо, я не буду.
– Не подведете?
– Нет… только… не надо меня обманывать, как ребенка.
– Что вы имеете в виду?
– Скажете, что отпустите, а потом, когда я уйду, позвоните в полицию.
– Что касается самой процедуры, – заметил Мейсон, – хочу предложить вам вариант получше. Я знаю тут одну придорожную закусочную, которая еще работает. Я куплю вам какой-нибудь напиток и бутерброды, и вы сами убедитесь, что я даже близко не подойду к телефону.
Она крепко сжала его руку.
– Вы не представляете, мистер Мейсон, как много для меня это значит! Это… это значит – все!
– Хорошо, – сказал Мейсон, – тогда пошли.
– Может быть, нам лучше выключить свет?
– Нет, – сказал Мейсон. – Оставьте все как есть.
– Но свет включила я.
– Ничего, пусть останется.
– А дверь запереть?
– Нет, оставьте все!
– Почему?
– Предположим, что-то произойдет. Нас может подобрать патрульная машина. А вдруг нас кто-то увидит, как мы выходим отсюда? Мы начнем рассказывать все, что тут произошло, а полиция обнаружит запертые двери.
– Понимаю. Послушайте, у нас же две машины. Не можем же мы…
– Вы поедете в моей машине, – решил Мейсон. – Но сначала я подвезу вас к вашей. Вы сядете в нее, включите фары и проедете за мной четыре или пять кварталов. Потом поставите свою машину, выйдете, и мы вместе зайдем в ночной клуб. Я провожу вас до места стоянки вашего автомобиля. Таким образом вы убедитесь, что я никуда не звонил.
– По-моему, – подняла она голову, – вы все придумали просто замечательно. Не могу только представить себе, что вы делаете это все ради меня.
– Я тоже не могу, – согласился Мейсон.
Пол Дрейк, серый от усталости и волнения, посмотрел на сидящего напротив за столом Перри Мейсона и сказал:
– В следующий раз, когда задумаешь обращаться со мной как с сосунком, я сорвусь с тормозов, честное слово!
Адвокат удивленно поднял брови.
– Но, Пол, – оправдывался он, – о чем ты говоришь?
– Ты отлично знаешь о чем! – и впрямь негодовал Дрейк.
