В пятницу утром все причиняло ему боль. Когда его привели в кабинет секретаря суда, Кэрролл не мог смотреть ни на двух адвокатов, ни на жену. Он чувствовал себя раздетым догола.
Кэрролл лишь смутно слышал разговор с клерком, касающийся залога… Внезапно он осознал, что жена платит выкуп за его свободу деньгами Ваноуэнов.
— Нет, Хелена!
Но Кэрролл произнес это мысленно. В следующую минуту они уже выходили из кабинета секретаря.
— Я свободен? — тупо осведомился Кэрролл.
— Свободен, дорогой, — прошептала Хелена.
— Но пятьдесят тысяч… — пробормотал он. — Твои деньги…
— Ради бога, Джон, — сказал Уэст. — Залог вернут в первый день процесса, когда ты вернешься под стражу. Ты отлично это знаешь.
— Джон, дорогой, это всего лишь деньги.
— Хелена, я не делал этого…
— Знаю, дорогой.
Рейфилд быстро вклинил свою объемистую фигуру между ними и репортерами. Каким-то образом ему удалось почти без ущерба провести их под залпами камер и вопросов.
Когда двери лифта закрывались, Кэрролл заметил стоящего в коридоре молодого человека со смышлеными глазами. Это был Эллери Квин, сын полицейского инспектора. Что он здесь делал?
Вопрос не давал ему покоя всю дорогу домой.
Наконец он был в безопасности за серым фасадом на Пятой авеню. В тюрьме Кэрролл лелеял мысль об этом моменте, защищаясь ею от холодной стали и запаха антисептика. Но они преследовали его и здесь. Когда миссис Пул тактично увела детей в парк, Кэрролл поежился и глотнул мартини, который принес ему Уэст.
— Что обычно говорил Мередит о твоих мартини, Талли? Что нужно быть американцем в пятом поколении, чтобы уметь правильно их смешивать.
— Мередит был типичным снобом из среднего класса. — Уэст поднял стакан. — За упокой его души. Может, он так и не узнал, кто его убил.
Хелена поставила свой стакан.
— Талли, что думает мистер Рейфилд?
— Что процесс начнется не раньше октября.
— Я спрашивала не об этом.
— Перевожу, — сказал Кэрролл. — Каковы шансы обвиняемого?
— Этого Рейфилд не говорил. — Уэст залпом допил мартини, чего не делал никогда.
Шелковистые брови Хелены слегка сдвинулись.
— Джон, у тебя есть какой-то враг, о котором ты не знаешь, — внезапно сказала она. — Кто-то, кто ненавидит тебя достаточно, чтобы совершить убийство твоим оружием. Кто это может быть? Подумай, дорогой!
Кэрролл покачал головой.
— Я в это не верю, Хелена, — сказал Уэст, наполняя стакан. — Убийца просто воспользовался удобной возможностью. Он мог взять мое оружие, если бы оно оказалось под рукой. Вопрос в том, кто воспользовался им, чтобы убить Мередита.
— Боюсь, это уже решено, — вздохнул Кэрролл. — Спроси полицию. Спроси этого постоянно причмокивающего недомерка — ассистента окружного прокурора.
Они снова умолкли.
— Правда в том, — пробормотал наконец Джон Кэрролл, — что я действительно должен что-то предпринять…
Талли Уэст на миг встретился взглядом с Хеленой.
— Выпей еще мартини, Джон, — посоветовал он.
* * *
Кэрролл провел уик-энд, не выходя из дома. По телефону и в дверь звонили постоянно, но Хелена не разрешала ему откликаться.
К воскресному вечеру Кэрролл принял решение. Хелена слышала, как он печатает на портативной машинке, но когда она попыталась войти в спальню, дверь оказалась запертой.
— Джон! С тобой все в порядке?
— Я выйду через минуту.
Когда Кэррол отпер дверь, он засовывал во внутренний карман конверт. Выглядел он спокойным, словно одержал победу в тяжкой битве с самим собой.
Кэрролл помог жене сесть в кресло.
— Есть кое-что, о чем я не рассказывал никому — даже тебе, Хелена. Я дал слово молчать.
— О чем ты, дорогой?
— Я принял важное решение. Все, о чем я тебя прошу, — это перестать волноваться и доверять мне, что бы ни случилось.
— О, Джон!..
Он наклонился, чтобы поцеловать ее.
— Я вернусь через несколько минут.
Кэрролл направился к Мэдисон-авеню и вошел в пустую лавку деликатесов. В телефонной будке он набрал номер Мередита Ханта.
— Серафина? Это мистер Кэрролл. Позови миссис Хант.
Акцент Фелисии Хант вибрировал у него в ушах без обычного очарования.
— Ты спятил, Джон! Что, если мой телефон прослушивают? Ты же знаешь, что Мередит написал им!
— Я также знаю, что он понял все абсолютно неправильно, — сказал Кэрролл. — Фелисия, мне нужно повидаться с тобой. Завтра я отправлюсь в офис помогать Талли спасать обломки кораблекрушения, а по дороге домой загляну к тебе кое с кем, скажем, в половине седьмого. Ты будешь дома?
— Ты отлично знаешь, что я никуда не могу выходить так скоро после похорон, — сердито отозвалась она. — С кем ты придешь?
— Ни с кем, кого бы ты знала.
— Джон, лучше не надо…
Но он уже положил трубку.
* * *
Горничная с индейским лицом открыла дверь.
— После вас, Рудин, — сказал Кэрролл.
Мужчина, пришедший с ним, нервно шагнул в дом Ханта. Это был румяный субъект в пенсне и с розовой лысиной. В руке он держал маленький кожаный портфель.
— Сеньора ждет наверху, — угрюмо сообщила Серафина.
— Принесите мистеру Рудину журнал или что-нибудь, — попросил Кэрролл. — Это не займет много времени, Рудин.
Мужчина в пенсне опустился на край стула в прихожей. Кэрролл поднялся по лестнице со своим портфелем.
Фелисия Хант была во всем черном — даже в черных чулках. Она выглядела как персонаж карикатуры Чарлза Эддамса. На ней не было не только макияжа, но впервые за все время с тех пор, как Кэрролл познакомился с ней, драгоценностей и даже медальона. Холеные ногти были бесцветными. Пальцы машинально ощупывали место на груди, где обычно болтался медальон.
— Не хочу проявлять неуважение к старинным испанским обычаям, — заговорил Кэрролл, — но неужели этот глубокий траур так необходим, Фелисия? Ты похожа на привидение.
— Спасибо, — злобно отозвалась Фелисия. — Ты настоящий кабальеро. Там, откуда я прибыла, Джон, в определенных обстоятельствах ведут себя соответственно. К тому же я не смею и носа высунуть на улицу. Черт бы побрал этих репортеров! Что тебе нужно?
Кэрролл поставил портфель возле секретера, подошел к двери и бесшумно закрыл ее. Фелисия наблюдала за ним с внезапно пробудившимся интересом. Он огляделся вокруг и удовлетворенно кивнул при виде зашторенных окон.
— Как таинственно! — усмехнулась вдова. — Ты собираешься убить меня или поцеловать?
Кэрролл рассмеялся:
— Ты лакомый кусочек, Фелисия, но, если у меня не было на тебя аппетита год назад, он едва ли мог появиться теперь.
Фелисия бросилась на диван.
— Убирайся! Я тебя ненавижу!
— Почему? Потому что тебе понадобилось так много времени, чтобы осознать, как бы прореагировал сеньор посол — твой отец, — если бы авансы, которые ты мне делала, попали в газеты? Ты не ненавидела меня, когда преследовала по всему городу и подстерегала в ресторанах, заставляя Мередита подозревать, что я оскверняю его супружеское ложе. Ты уже забыла страстные billets-doux,[22] которые посылала мне, Фелисия?
— И то, как благородно ты защищал меня, ничего о них не упоминая. — Она плюнула в него. — Убирайся!
— Да, я защищал тебя, — медленно произнес Кэрролл, — но, похоже, больше не смогу этого делать. Я сказал всем — полиции, окружному прокурору, Хелене, Талли, Сэмюэлу Рейфилду, — что большую часть ночи, когда застрелили Мередита, бродил по улицам под дождем. В результате у меня нет алиби на два часа, с двух до четырех, когда, как утверждает полиция, Мередит был убит.
Судя по лицу Фелисии, она начала что-то понимать.
— Но теперь, боюсь, мне придется сказать, что с часу до половины пятого мы с тобой были вдвоем в этой комнате, Фелисия. Что у меня есть алиби в твоем лице и что я держал язык за зубами только потому, что не хотел подставить тебя.
— Ты этого не сделаешь! — хрипло сказала Фелисия.
— Нет, если смогу этого избежать. — Кэрролл пожал плечами. — Прежде всего, потому, что никто, даже Хелена, не поверит, что я провел той ночью три с половиной часа наедине с тобой, умоляя тебя уговорить Мередита не разрушать мою жизнь. А если станет известно, как ты бегала за мной и писала эти любовные послания…
Кожа Фелисии побелела как мел.
— Тогда они придут к худшему из всех возможных выводов относительно той ночи. Мне этого хочется не больше, чем тебе, Фелисия, хотя и по другой причине. Женщина в таком физическом состоянии, в каком находится Хелена, не может быть полностью уверена в своем муже, как бы он ни был ей предан. И такая история… — Кэрролл выпятил подбородок. — Я люблю Хелену, но у меня может не оказаться выбора. Ведь я не литературный герой, Фелисия. Передо мной маячит электрический стул. Это алиби — мой страховой полис. Мертвым я буду бесполезен и для Хелены, и для детей.
