— Разве есть такие, кто не любит?
— Нет, — сказал Тил, — я думаю, желание выигрыша вообще свойственно человеческой натуре, хотя проявляется у всех в разной степени. Ну, а для меня это страсть. Если хотите, я одержим игрой. Я люблю рисковать и хочу выигрывать. Ненавижу проигрыши. Проигрывая, я улыбаюсь, так как понимаю, что это составная часть игры, и знаю — я не брошу играть и смогу выиграть в следующий раз. Я презирал бы себя, если бы хоть на секунду усомнился в том, что смогу возместить потери, удвоив ставку.
— Вот уж во что не следует посвящать окружного прокурора, — вставил Карр.
— Но это правда, а я пришел сюда, чтобы говорить только правду. Я придерживаюсь правила: если кто-то принял твою ставку, карты на стол. Ладно, ляжем на нужный курс, Селби. Я люблю играть и обожаю выигрывать. Я сделал ставку на миссис Гролли. Естественно, я хотел выиграть и постарался застраховаться от всех тех случайностей, которые я был способен себе представить.
— В чем заключалась ваша ставка?
— Я обеспечивал миссис Гролли средствами и согласился помочь ей.
— В чем?
— Получить справедливую долю собственности мужа.
— Но разве муж отказывался содержать ее?
— Содержание казалось мне недостаточным.
— Сколько же, по вашему мнению, он должен был платить?
Тил хихикнул:
— Вы задали мне вопрос, мистер Селби, на который я могу ответить однозначно… Я рассчитывал лишь на одну сумму.
— Какую?
— Да самую большую, какую ухитрюсь выжать из старого, доброго Эзры Гролли. — Это было произнесено с обезоруживающей улыбкой. — Да, мистер Селби, сэр, так уж я устроен. Если удается, я выжимаю столько, сколько могу, — все до последнего цента. Если я выигрываю, то выигрываю много.
— Вы сказали, что приняли меры предосторожности? — напомнил Селби.
— Правильно. Прежде чем вложить средства, я всегда пытаюсь застраховаться от любых случайностей. В данном случае меня беспокоила возможность того, что, пока я добиваюсь соглашения с ее мужем, миссис Гролли в кого-нибудь влюбится. Я защитил себя, взяв с нее документ о том, что она не станет предпринимать никаких шагов к разводу с мужем без моего разрешения… Конечно, она не поняла, зачем это условие… но мы-то знаем, что нельзя выйти замуж, уже находясь замужем.
Толстый живот Тила заколебался от довольного смешка.
Карр, кажется, вновь начал слегка беспокоиться. Он скосил глаза на кончик сигары, но все же не разомкнул плотно сжатых губ.
— Продолжайте, — сказал Селби.
— Естественно, я сообразил, что Гролли может умереть, прежде чем мы достигнем финансового урегулирования, и подумал про себя: «Будет очень скверно, если я, вложив кучу денег и достигнув соглашения, окажусь обманутым. Гролли возьмет и помрет в самый ответственный момент». Конечно, в этом случае что-то перепадет миссис Гролли, но я останусь за дверью, на морозе. Я принял меры и против такой возможности.
— Каким образом?
— Она осуществила частичную передачу своих прав мне и составила завещание, в котором сказано, что мне оставляется сумма, равная той, которая будет унаследована ее дочерью. Одновременно я становлюсь опекуном девочки. Это положение завещания действует в течение тридцати дней после смерти ее мужа.
— Иными словами, — решил уточнить Селби, — если дочь наследует половину состояния Гролли, вы получаете вторую половину, согласно завещанию миссис Гролли, не так ли?
— Верно. Это — обратите внимание — должно было случиться в том случае, если миссис Гролли умрет до того, как будет достигнуто соглашение с мужем. Она считала — и совершенно справедливо, заметьте, что подобное завещание заставит меня лучше защищать права ребенка. В том случае, если Гролли покинет этот мир до того, как будет достигнуто финансовое соглашение, миссис Гролли передает мне половину своего наследства… Понимаете? Если она переживет своего мужа, я должен получить четверть всего наследства, предполагая, что половина идет ребенку и половина — жене. Я получаю половину ее половины, то есть одну четверть.
— А если она умрет где-то в течение тридцати дней, вы получаете ее долю полностью? — спросил Селби.
Лицо Тила просияло радостью.
— Именно, мой мальчик. Вот так Джексон Тил защищает свои интересы.
— Вы получаете значительную долю наследства, — сказал прокурор.
— Конечно, — признал Тил и добавил важно: — Я так и планировал.
Он расхохотался, чрезвычайно довольный собой.
— Таким образом, это делает вас лицом, прямо заинтересованным в смерти миссис Гролли?
— Вы совершенно правы, — охотно согласился Тил. — Бесполезно вступать в спор с элементарной арифметикой. Я не убивал ее, но тот, кто это сделал, положил деньги мне в карман — разницу между четвертью и половиной от того, что оставил Гролли.
— Предположим, в своем завещании Гролли лишает наследства дочь и жену.
— Неудача в войне, — ответил Тил. — Но не думайте, что я покорно соглашусь с ней. Я продолжу битву в судах всех инстанций. А когда бьется Джексон Тил, поверьте мне, это настоящее сражение. Мой лозунг — не начинай драку без необходимости, но, начав сражение, доводи его до конца. Слабый духом никогда не завоюет сердце прекрасной дамы.
Селби повернулся лицом к Карру и быстро спросил:
— Вы предпринимали поиски завещания в доме Гролли, Карр?
Было заметно, что неожиданно поставленный вопрос застал адвоката несколько врасплох. Погруженный в свою роль в развертывающемся спектакле, он не сразу сумел среагировать.
— Я не уверен, что понимаю, куда вы гнете, Селби, — сказал Карр.
— Вас видели у хижины Гролли вместе с женщиной, одетой в бежевый костюм и розовую блузку. У женщины был грудной ребенок.
— Когда? — спросил адвокат.
— Утром в четверг.
Карр нахмурился, как человек, пытающийся припомнить что-то.
— А… — начал он с просветлевшим лицом. — Понимаю, о чем вы… Я мимолетно встречался с миссис Гролли утром в четверг. Незадолго до этого мне стало известно, что ее супруг в больнице. Мы полагали, что миссис Гролли нецелесообразно встречаться с ним, пока его состояние не улучшится. Кроме того, мне пришлось объяснить моей клиентке, что ей следует немного по-иному взглянуть на своего мужа. Ведь она знала его как прекрасно одетого, свежевыбритого, обаятельного человека. Мы приехали к тому месту, где ютился Гролли, чтобы она могла бросить взгляд на его лачугу.
— Вы не входили в нее? — спросил Селби.
— Нет, — последовал быстрый ответ, — в помещение мы не входили.
— Вам известно что-нибудь о завещании?
— Нет. Я думаю, он не оставил такового. Практически я в этом уверен.
— На чем зиждется ваша уверенность?
— На письмах Гролли, адресованных жене.
— Насколько мне помнится, письма у вас?
— Да. Я прихватил их с собой, решил, что вам захочется на них взглянуть.
Карр раскрыл портфель и бросил на стол перед Селби пачку писем.
Селби, развязывая стягивающую их бечевку, увидел знакомые каракули с наклоном влево, начертанные, бесспорно, рукой Гролли.
Он одно за другим начал читать письма.
Вне всякого сомнения, письма могли послужить ценным свидетельством во время суда. В типичном для него коряво-безличном стиле Гролли признавал, что оказался никудышным мужем, который оставил свою жену. Поскольку все произошло по его вине, он намеревался выплачивать ей девяносто долларов в месяц — щедрость поистине королевская для скаредного затворника.
В другом письме, датированном одиннадцатью месяцами позже, говорилось, что у Гролли нет родственников, которые что-то значили бы для него, что у него где-то есть сестра, которая много лет не дает о себе знать, с которой они всегда были далеки друг от друга, и что у него нет причин оставлять ей даже часть своего состояния. Гролли намеревался все оставить своей жене с осторожной оговоркой: если, конечно, не произойдет ничего такого, что заставит его изменить данное решение.
Размеры его состояния, пытался уверить Гролли жену, не особенно велики, но позволят ей свить свое гнездышко. Он объяснял ей, что трудно много заработать на кроликах, особенно учитывая их прожорливость и текущие цены на корма.
Селби не смог скрыть улыбки, дойдя до места, где Гролли, явно испугавшись, что выдал себя, упомянув о «гнездышке» для жены в том случае, «если он уйдет», пытался в свойственной ему манере затуманить смысл.
— Ну как? — поинтересовался Карр, когда Селби закончил чтение.
— Очень интересно, — ответил прокурор.
— Вы понимаете, конечно, что эти письма послужат важным доказательством, если возникнет спор вокруг наследства?
— Естественно.
— Я их показал только для того, чтобы содействовать расследованию преступления. Прошу рассматривать их как совершенно конфиденциальные документы.
— Да, я понимаю.
— Возможно, мистер Селби, вам будет небезынтересно узнать, откуда мне стало известно об истинном размере состояния Гролли, размере, которой оправдывает затраченные мною усилия? — проговорил Джексон Тил.
