Вдруг Гарденер сказал:
— Лучше не думать об этом, но будущее семьи Саймсов рисуется мне в самых мрачных тонах.
— Тебе-то что за дело? Расскажи лучше, как идут дела в «Единороге».
— Ты о спектакле? Представляешь, Сэйнт всерьез поговаривает о возобновлении «Крысы и Бобра» — и как можно скорее.
— Что?!
— То, что слышишь. Как только полиция уберется из театра. Конечно, я отказался от роли, и Стефани сделала то же самое. Однако остальные поворчали, согласились. Сэйнт считает, что убийство Сюрбонадье — лучшая реклама для спектакля и народ теперь на него валом повалит.
— А что ты собираешься делать?
— Пока не знаю, там видно будет. Ведь «Единорог» — не единственный театр в Лондоне. Этот несчастный случай послужил и мне отличной рекламой: сочувствие обывателей плюс нездоровый интерес к убийцам и покойникам.
Они перешли в гостиную, расположились у камина, и тут в дверь позвонили. Вошел слуга и подал хозяину письмо.
— Его только что доставил рассыльный, сэр. Ответ не требуется.
Гарденер вскрыл конверт и достал из него сложенный листок.
Найджел, закурив сигарету, стал расхаживать из угла в угол, в задумчивости постоял у фотографии, на которой был изображен брат Гарденера. Его размышления были прерваны неожиданным возгласом Феликса.
— Господи!.. — бормотал он. — Кому это понадобилось?!
Он протянул листок Найджелу: одна-единственная напечатанная на машинке фраза, смысл которой поверг журналиста в трепет:
«Если твоя работа и жизнь тебе дороги, не суйся в чужие дела, иначе будет «бобо» не только ножке!»
Найджел и Гарденер недоуменно уставились друг на друга.
— Ты что-нибудь понимаешь? — наконец спросил журналист.
— Не больше, чем ты.
— У тебя и впрямь болит нога?
— Да, я же говорил, мне кто-то наступил на нее в потемках.
— Кто-то, от кого пахло духами Джекоба Сэйнта?
— Я не ручаюсь, мне так показалось.
— Послушай, это не шутка. Мы должны показать письмо Аллейну.
— Избави Бог!
— Нельзя скрывать от полиции подобные вещи. Позволь, я ему сейчас же позвоню.
— Где можно застать его в такой час?
Найджел задумался: Феликсу, пожалуй, незачем знать, что Аллейн находится в квартире Сюрбонадье.
— Его может не быть дома, — сказал журналист вслух, чтобы утаить от Феликса, куда звонит инспектору. Долгие гудки в трубке — снова в квартире на Джералдз Роу никто не отвечал. Найджелу стало немного не по себе, в душу закралось легкое беспокойство.
— Никто не подходит?
— Можно набрать служебный номер в Скотланд-Ярде, но повременим с этим.
Следующий час они провели, строя самые различные предположения относительно авторства письма. Гарденер не допускал и мысли, что к этому может быть причастен Сэйнт, а Найджел утверждал, что такой человек, как Джекоб способен на все.
— Если убийца он… — начал очередную фразу журналист, но Гарденер перебил его:
— Я не уверен, что это так. Возможно, впрочем, он опасается, что я знаю от Сюрбонадье о его махинациях и могу вывести его на чистую воду.
— Сэйнт знает о вашей кембриджской дружбе?
— Да. Артур тогда представил меня дяде. Потом, когда я решил стать актером, Сэйнт видел меня в одной из первых ролей и взял меня на заметку. Вскоре я получил приглашение в «Единорог». Кстати, Артур, — нехорошо теперь это говорить, — чуть не лопнул тогда от злости. Он всем твердил, что я воспользовался дружбой с ним, его семейными связями. Господи, сколько вокруг грязи! Помнишь, что я говорил об актерах?
— Помню.
— Взять хоть их вчерашнее поведение, когда труп бедняги еще не остыл. Все они были черствы и неискренни — кроме Стефани.
Найджел посмотрел на друга с любопытством, в его ушах звучал язвительный возглас Аллейна, брошенный вслед удалившейся мисс Воэн: «Эффектный уход!» Еще Найджел припомнил кокетливую интонацию, с какой та отвечала на вопросы старшего инспектора. И даже Аллейн как будто поддался ее чарам, задержал ее ладонь в своей дольше, чем следовало. Тут Найджелу вспомнилась его целомудренная Анжела, и при мысли о невесте он испытал чувство торжества.
— Интересно, что она теперь делает, — дошел до его сознания голос хозяина дома. — Хотел навестить ее, но она велела дожидаться ее звонка.
— Чего Стефани бояться? — вырвалось у Найджела, и Гарденер побелел, снова стал таким, каким журналист застал его утром.
— Это естественно, — справился с собой Феликс. — Ей кажется, будто Аллейн догадался о том, что Сюрбонадье не давал ей прохода и даже угрожал. После вчерашней сцены и впрямь догадаться нетрудно. Она все от меня скрывала, и лишь сегодня утром я понял, как ей было несладко. Артур был способен на любую низость! Стефани показала мне синяк: едва я оставил их вдвоем, он ее ударил. Господи, если бы я только знал!
— Твое счастье, что ты ничего не знал, — возразил Найджел. — Теперь, Феликс, его больше нет, он мертв.
— Стефани сказала, что и следователь видел синяк. Ей кажется, что Аллейн подозревает ее в убийстве Артура. Она в ужасном состоянии!..
— Ты из-за нее так расстроен?
— О да! До сегодняшнего утра я был бездумным эгоистом, меня интересовала только собственная персона. Но сама мысль, что подозрение может пасть на нее, чудовищна!
— Не тревожься. Я не слышал, чтобы хоть один полицейский высказал подобное предположение. Каждый из них разрабатывает свою версию, однако большего я сказать не могу, поскольку связан словом. А теперь, Феликс, мне пора. После предыдущей ужасной ночи тебе надо отдохнуть. Прими пару таблеток аспирина, запей глотком виски и отбрось все заботы. Спокойной ночи!
— Спокойной ночи, Найджел. Мы не были с тобой особенно близки, но надеюсь, теперь наша дружба окрепнет. Я тебе очень благодарен за все.
— Да не за что! Доброй ночи!
Когда Найджел вошел в свою квартиру на Честер Террес, была уже половина одиннадцатого. Он вдруг ощутил смертельную усталость, однако необходимо было засесть за очередной репортаж для газеты.
Он едва доплелся до пишущей машинки, вставил в каретку чистый лист бумаги и, подумав с минуту, застучал по клавишам:
«Убийство в «Единороге» Новые факты. Дело о клевете на Сэйнта извлекается из архивов».Работая, он все время неотступно думал об Аллейне. Инспектору необходимо знать, что добавил к своим воспоминаниям Феликс. Наконец Найджел потянулся к телефону — Аллейн наверняка уже дома. Он набрал номер, и подперев щеку, стал ждать ответа.
Найджел и Фокс вышли из комнаты, в прихожей хлопнула дверь. Инспектор Аллейн стоял недвижно, прислушиваясь к их удаляющимся шагам. До него донесся голос Фокса, отсылавшего дежурившего внизу констебля, и наконец все стихло.
Стороннему наблюдателю могло показаться, что Аллейн хмур от невеселых мыслей. Уголки его рта опустились, кустистые брови тяжело нависли над глазами, на лбу прорезались складки. Когда Аллейн оставался один, его лицо делалось на редкость выразительным. Порой на нем читалось крайнее отвращение; так бывало, когда ему приходилось в каком-то деле превозмогать себя и поступать против собственной воли, либо же предстояло нечто такое, от чего заранее делалось тошно.
Взглянув на часы, Аллейн вздохнул и выключил все лампы, потом подошел к окну и, прячась за портьеру, выглянул на улицу. По Джералдз Роу беспорядочно катили машины. Прошло не более двух минут после ухода Найджела и Фокса, когда Аллейн заметил медленно движущееся вдоль кромки тротуара такси, оно будто плыло мимо жилища Сюрбонадье. Аллейн наблюдал за машиной сверху, как бы с высоты птичьего полета, и ему почудилось, будто пассажир на заднем сиденье скрючился в крайне неудобной позе, стоя на коленях на полу кабины, и заглядывает в окна верхнего этажа, стараясь при этом никому не попасться на глаза. Инспектор, заметив все это, ухмыльнулся, припоминая, где находится ближайший телефон-автомат. Такси исчезло из виду, он отошел от окна, достал было портсигар, но передумал и снова сунул его в карман. Прошло минуты три-четыре, и его размышления прервали резкие звонки телефонного аппарата, установленного на тумбочке у изголовья. Инспектор насчитал двадцать звонков, прежде чем аппарат затих.
Аллейн вернулся к окну. На улице теперь все стихло, движение транспорта почти прекратилось, так что еще издали он услышал чьи-то торопливые шаги со стороны Элизабет-стрит. Аллейн отпрянул от окна и, скорбно кряхтя, полез под кровать. Она была довольно низкой, и ему пришлось буквально распластаться на животе. Он раздвинул оборки покрывала, сшитого из пошлой розовой тафты, и затаился.
Вскоре кто-то вставил ключ в замок входной двери. Неизвестный, судя по всему, проник в квартиру, снял в прихожей обувь и почти неслышно стал красться по коридору. Затем Аллейн услышал, как поворачивается ручка в двери спальни, и разглядел сквозь прозрачный подзор, что и сама дверь медленно поворачивается на петлях. В сгущавшемся мраке мелькнула тень, раздался легкий шорох и позвякивание портьерных колец. Теперь в спальню свет с улицы не проникал. Тишина сделалась совсем невыносимой, но тут над головой Аллейна вновь задребезжал телефон, звонки были долгие и настойчивые. Матрас опустился, мягко коснувшись плеч Аллейна — кто-то сел на кровать. Аллейн догадался, что телефон накрыли подушкой, режущий ухо звон превратился в глухие гудки. И снова Аллейн насчитал ровно двадцать звонков.
