– У нее все в порядке?
– Все, за исключением самой клиентки.
– Как это понимать?
– Она была очень благодарна за все, что я для нее делаю.
– Она и должна быть вам благодарна.
– Когда я пришел, она была в постели, – сказал Мейсон, – накинула лишь халатик.
– А потом? – спросила Делла.
– Потом начала хвастаться своим загаром и показывать мне свои смуглые ноги, – улыбнулся Мейсон, – говоря, что для девушки, работающей в офисе, у нее необычайно красивый загар. Это звучало как увертка от моих прямых вопросов.
– Ну а что здесь такого? – возразила Делла. – Разве она не имеет права гордиться своим красивым загаром?
– Это еще не все. Когда я уходил, – продолжал Мейсон, – она подошла, чтобы открыть дверь, и ее «спокойной ночи» было чуть более нежным, чем я мог ожидать.
Делла Стрит рассмеялась:
– Вероятно, бедняжка думает, что этим она может оказать влияние на размер вашего гонорара.
– Вполне логичное умозаключение, исходя из всех этих обстоятельств.
– Вы имеете в виду – из фактов или из вопроса о гонораре?
– Сегодня ты с утра что-то слишком колюча в отношении меня. Тебе удалось поспать?
– После двух таблеток аспирина и двух часов ворочания с боку на бок.
– А Дрейк пока еще ничего не разузнал относительно Кармен Монтеррей?
– Он что-то узнал, но не официально, а через какие-то свои связи.
– Что именно?
– Про почтовый ящик номер 123 Дж: «Дж» оказался Джордж С. Олдер.
Мейсон помолчал, обдумывая слова Деллы, потом задумчиво кивнул:
– Конечно. Это был вполне естественный ход с его стороны. Он понял, что ему предстоит, едва увидел то письмо из бутылки. И решил, что необходимо найти Кармен Монтеррей. А через нее – возможность найти каким-нибудь образом способ дискредитировать некоторые из заявлений Минервы Дэнби. О’кей, Делла, веди сюда Дорлея Олдера, посмотрим, что понадобилось ему.
Дорлей Олдер вошел, а Делла Стрит придержала для него дверь. Он не стал тратить время на пустые разговоры.
– Мистер Мейсон, – заявил он, – это дьявольски скверное дело.
– Безусловно.
– Мой племянник был холостяком, – продолжал Олдер. – Я его ближайший кровный родственник, и теперь вся ответственность за его бизнес ложится на меня.
Мейсон, сохраняя непроницаемое выражение лица, утвердительно кивнул.
Дорлей Олдер уселся в большое кресло для клиентов.
– Что теперь будет с этим делом против Дороти Феннер, мистер Мейсон?
– Полагаю, оно будет прекращено. Истца уже нет в живых, и нет никого, кто бы показал под клятвой, каких именно драгоценностей не хватает и не хватает ли их вообще.
– А вам не приходит в голову, мистер Мейсон, что власти, может быть, попытаются впутать Дороти Феннер в убийство?
– Такая возможность существует, – кивнул Мейсон, изобразив беспечный вид. – Ведь мы имеем дело с выборным шерифом графства, так что случиться может всякое. Однако, если окружной прокурор попытается заподозрить Дороти Феннер, он рискует оказаться в смешном положении.
Дорлей Олдер вынул из кармана записную книжку в кожаном переплете.
– Я вам обещал в прошлый раз, что в моем лице вы обрели союзника, – сказал он. – Сейчас я вам это докажу. Револьвер, из которого был застрелен мой племянник, – его собственный.
– Черт возьми! – только и мог сказать адвокат.
– Да, это так: один из новейших «смит-и-вессонов», со стволом в два дюйма. Тридцать восьмой «специальный» калибр.
– Вы уверены?
– Вполне. Я не только проверил по накладной, где он купил это оружие, но и сделал заключение, что оружие, по-видимому, было при нем, когда он погиб. Шериф, как я понимаю, в данный момент старается скрыть этот факт от прессы.
– Значит, это могло быть и самоубийством?
– Не берусь утверждать это. Разумеется, существуют такие доказательства, как следы пороха на коже, которые должны приниматься во внимание следствием. Технический эксперт высказал предположение, что револьвер в момент выстрела находился слишком далеко от потенциальной раны и что на самоубийство это не похоже.
– Но из револьвера был сделан выстрел? – спросил Мейсон.
– Не только был разряжен один патрон, но и, как я понимаю, было доказано, что мой племянник держал револьвер в руке, когда стрелял. Он был левша, и анализ очень убедительно показал, что на левой руке у него остались пятна нитрата… и пять часов тому назад шериф взял Дороти Феннер под стражу.
Мейсон задумался.
– Я боялся, что случится что-то в этом роде, – сказал он. – А бутылку с письмом вы нашли?
– Я – нет, но власти очень тщательно обыскали письменный стол и кабинет, прежде чем допустить туда меня. Может быть, они и нашли ее, но решили пока ничего не говорить об этом.
– Послушайте-ка, если Джордж Олдер выстрелил из этого револьвера и пуля не вошла в его тело, так где же она тогда?
– Ее не нашли. Можно предположить, что она вылетела через одно-единственное место, где, правда, не оставила никакого следа: через застекленную дверь-окно. Медицинское свидетельство говорит, что Джордж упал на ходу. Он упал вперед, лицом вниз. Когда в него выстрелили, он сидел, очевидно, лицом к письменному столу, а спиной к стеклянным дверям.
– Во что он был одет?
– В свободные спортивные брюки и мягкий спортивный пиджак, в которых он обычно ходил дома. За несколько дней до случившегося несчастья он рисовал у себя на яхте, и на пиджаке осталось несколько пятен от масляной краски, а также очень маленький треугольный разрез на левом рукаве возле манжета. Если он ждал посетителя – а он, по-видимому, ждал, – то это, скорее всего, был не слишком важный гость, чтобы для него переодеваться. Это был кто-то, кого он принимал по-домашнему.
– Как члена семьи? – подсказал Мейсон.
Дорлей Олдер сухо улыбнулся:
– Я готов был употребить это же самое выражение, мистер Мейсон, пока не сообразил, что, за исключением Коррин, которая исчезла при таких обстоятельствах, что я не надеюсь увидеть ее живой, единственным членом семьи остаюсь… я.
– У вас есть алиби? – тоном беззаботной светской болтовни осведомился Мейсон.
– Вы хитрый адвокат, мистер Мейсон, – серьезно сказал Дорлей Олдер. – Мягко стелете, но жестко спать…
– Ну-с, так как же с алиби?
– Я холостяк, мистер Мейсон, и уже не служу. Мое любимое и главное занятие – чтение. Мне шестьдесят три года, и я надеялся продолжать получать проценты с моей части капитала, находящегося под опекой, и вести спокойный, размеренный образ жизни.
Два других наследника были намного моложе меня. Я, разумеется, предполагал, что уйду из жизни, когда суждено, и оставлю богатство двум юным существам – они должны были унаследовать его. Теперь я оказываюсь единственным наследником, ответственным за капиталовложения, и это мне совсем не нравится.
Мне некому оставить состояние, а ответственность за управление капиталом, боюсь, не даст мне возможности жить, как я собирался. У меня весьма шаткое алиби – свидетельство человека, который вчера во второй половине дня чистил мою машину. Или показания спидометра, исключающие возможность моей поездки к дому моего племянника, а также состояние спидометра, которое свидетельствует о том, что с ним не было проделано никаких манипуляций.
И я не настолько глуп, мистер Мейсон, чтобы не понимать, что власти относятся ко мне с подозрением и проверят каждый мой шаг, каждое мое движение с особым тщанием.
Вы понимаете, что я очень занят сегодня утром. У меня тысяча дел на руках. Наша корпорация управляет огромной, широко разветвленной империей. И признаюсь, я не очень хорошо знаком со многими деталями нашего управления. И вдруг на меня сваливается страшная ответственность. Вдобавок я прекрасно понимаю и то, что за моей спиной шепчутся люди. Положение, прямо скажу, незавидное.
Мейсон понимающе кивнул.
– Но я зашел к вам, чтобы заверить вас, мистер Мейсон, что сказанное мною вчера остается в силе: вы приобрели друга и союзника не только во мне лично, но и во мне как единственном оставшемся в живых представителе корпорации «Олдер ассошиэйшнс, инк.».
– Благодарю вас.
– Среди бумаг моего племянника я нашел небольшую информацию, которая, полагаю, может представлять для вас некоторую ценность.
– Что это за информация? – спросил Мейсон.
– Я обнаружил, что, узнав содержание того письма, мой племянник неистово старался разыскать Кармен Монтеррей, связаться с ней.
– Это вполне естественно.
– Он поместил объявления в нескольких газетах, и у меня есть основания полагать, что Кармен Монтеррей откликнулась на них по телефону. Я нашел в его записной книжке записку с инициалами К. М. и адрес. Адрес, кажется, какого-то мексиканского ресторана, посещаемого туристами. Мне больше ничего об этом не известно, но я принес вам этот адрес, подумав, что вы, возможно, заинтересуетесь им.
Мейсон кивнул.
– Я чувствую, – продолжал Дорлей, – что интересы вашей клиентки потребуют расследования, связанного с этим письмом. Думаю, что вы используете его с большим успехом, чем это сделал бы я, но я надеюсь также, что вы поделитесь со мной всякой информацией, которую сумеете получить. Полагаю, мы с вами оба будем чувствовать себя более удовлетворенными, если загадка смерти моего племянника будет разгадана. Если это самоубийство, давайте ограничимся этим объяснением. Если это была случайная смерть от внезапно выстрелившего револьвера, давайте докажем это. Если же это было убийство, давайте разоблачим и накажем убийцу.
