— Естественно, — проворчал Джо. — Ведь все мужчины — идиоты, как ты сама сказала минуту назад.
Они вошли в дом. Желая спокойной ночи, Каролина легко поцеловала Джо в губы и улыбнулась. Идя по коридору к своей комнате, она обернулась и помахала ему рукой. Джо кивнул в ответ и направился в отведенную ему комнату. Поскольку перед ужином он не запер дверь на ключ, то просто повернул ручку и вошел в комнату. Он был убежден, что, уходя, погасил свет. А сейчас в комнате около камина горела низкая лампа с зеленым абажуром.
Алекс закрыл дверь.
— Было бы преувеличением, если бы я сказал, что предполагал встретиться с вами еще сегодня, — сказал он, подойдя к камину и опускаясь в глубокое кресло. — Но у меня было неясное предчувствие, что наш разговор не окончен, — он достал из кармана пачку сигарет. — Вы курите?
— Да, благодарю.
Чанда взял предложенную сигарету.
— Прежде всего я хочу искренне извиниться за неожиданное вторжение, — он посмотрел на часы, — впрочем, мне уже надо идти. Нужно запереть входные двери, проверить, все ли в порядке, и подать генералу какао… — он слегка улыбнулся. — Он всегда пьет какао перед сном, точно в половине одиннадцатого. И всегда подаю его я… то есть, вот уже десять лет, ибо раньше он выпивал стаканчик виски. Но доктор запретил… — Чанда оборвал себя. — Разумеется, я пришел сюда не затем, чтобы рассказать вам о столь малозначительных делах. Я в глубочайшем смятении, мистер Алекс. Впервые за пятьдесят лет я готов предать сейчас то доверие, с каким ко мне относится генерал Сомервилль. Но пусть извинят меня страх за него и моя, надеюсь, оправданная вера в ваше умение находить выход там, где другие люди его не могут заметить…
Джо загасил сигарету, машинально вытащил следующую и закурил.
— Прошу вас, продолжайте, мистер Чанда.
— Излишне добавлять, что генерал никогда бы не простил меня, узнай он, что я раскрыл кому-то его тайну…
— Постараюсь не обмануть ваше доверие, — спокойно ответил Алекс. — Чтобы несколько облегчить вашу совесть, разрешите сначала сказать, что я знаю, кто писал письма в Скотланд-Ярд и кто их отправлял. Писал их генерал Сомервилль, а посылали вы, не так ли?
Чанда подтвердил его слова кивком головы.
— Я допускал, что вы догадаетесь, мистер Алекс. Потому-то вы и спросили днем, бываю ли я в Лондоне и кто еще в Мандалай-хауз в последнее время ездил туда. Я сразу понял, что вы знаете. Но я понял, что вы знаете мало. Кроме того, вы могли предположить, что раз генерал сам писал письма, значит, нет причин для опасений. Но генерал Сомервилль написал эти письма не ради шутки. Они являются частью одной его концепции. Ими он хотел обратить внимание полиции на Мандалай-хауз и создать атмосферу опасности вокруг себя. По этой же причине он написал и мисс Бекон. Из газет он узнал, что вы — друг Паркера из Скотланд-Ярда, а… из сплетен, что мисс Бекон и вы, мистер… что вас часто видят вместе. Генерал Сомервилль любит детективы. Он их всегда читает в постели перед сном и радуется, как дитя, когда ему удается раскрыть убийцу раньше, чем это сделает автор. Что касается ваших книг, то тут у него не всегда так легко получается. Я думаю, что это явилось главной причиной, по которой он пожелал увидеть вас здесь. Впрочем, если быть откровенным до конца, я должен вам признаться, что посетил мисс Бекон в тот день, когда генерал отправил вам письмо, и упросил Каролину организовать ваш, мистер, приезд до одиннадцати часов пополудни следующего дня. Мисс Бекон дала мне слово, что вы не узнаете о моем вмешательстве. И, кажется, слово она сдержала.
— Да. Сдержала, — Алекс кивнул головой. — О, коварная женская хитрость! Ни слова не сказала!
— Я знал, что могу ей доверять. Но перейду к сути дела. Итак, недавно я был в Германии. Туда я поехал по приглашению некоего коллекционера, который прислал генералу секретное письмо. В нем говорилось о совершенно бесценной статуе Будды. Некогда она находилась на моей родине, в городе Моулмейне и украшала ту самую пагоду, о которой Киплинг написал стихи: «Где стоит на самом взморье обветшалый старый храм»… Вы, конечно, знаете это стихотворение?
— Знаю, — Алекс задумчиво улыбнулся. — В силу странного стечения обстоятельств я назвал свою последнюю книгу строчкой из этого именно стихотворения. Но не хочу вас прерывать. Продолжайте, пожалуйста.
— Так вот, эта статуя пропала во время последней войны, когда японцы заняли Бирму. Она исчезла в ходе боев в городе, и с тех пор никто уже ее никогда не видел. То есть, о ней ничего не было известно и считалось, что она разделила ту судьбу произведений искусства, которая тысячелетиями является уделом скульптур и статуй, выполненных из драгоценного металла: была переплавлена укравшими ее людьми. И вот три недели назад генерал получает письмо. Естественно, его отправитель не признается в том, что владеет статуей, но сообщает, что может оказать помощь в ее приобретении, а также предупреждает, что дело совершенно секретное, и любые попытки разглашения или уведомления властей приведут к исчезновению статуи «на века», как он выразился. Я сразу же отправился в Германию и после сложных маневров наконец-то добрался до статуи. Несомненно, это был подлинник. Я располагал полномочиями от генерала и купил статую.
— И сколько вы заплатили?
— Сто пятьдесят тысяч фунтов, — спокойно произнес Чанда, — и даже немного больше. Я заплатил двести семьдесят тысяч долларов в американских банкнотах, а не чеком, так как на этом настаивал анонимный продавец. До сих пор не знаю, кто им был. Я узнал только, что Будда из Моулмейна в ходе войны попал в частные коллекции Геринга. Что было со статуей потом, я не знаю. Знаю только, что она подлинная.
— Вы перевезли ее сюда?
— Да, конечно. Я был застрахован от всяких неожиданностей и деньги вручил только после того, как статуя была доставлена на борт моторной лодки у берегов Англии. Спустя пять дней пришло письмо из Лондона. Его автор писал, что сообщит английским властям о приобретении генералом ценного произведения искусства, считающегося утраченным и являющегося национальным достоянием Бирмы. Понятно, что в постскриптуме автор добавлял, что сумма в двести тысяч фунтов «доли» в этой сделке полностью его удовлетворит, и он вычеркнет ставший ему известным случай из своей памяти. Ответить на письмо он требовал до востребования.
— И как реагировал наш воинственный генерал Сомервилль? Не могу представить его вручающим шантажисту чек на двести тысяч фунтов.
— Господин генерал вежливо написал, что отправитель письма должен завтра ровно в одиннадцать тридцать пополудни явиться сюда для получения известной суммы. Поскольку по вполне понятным причинам все дело должно быть строго секретным, генерал настаивает, чтобы автор письма прибыл в Мандалай-хауз со стороны моря до пристани, а оттуда прошел тропкой над обрывом по краю парка к павильону, где ему будет вручена квота, которую он требует.
— Ах, вот оно что… — протянул Джо и тихонько присвистнул сквозь зубы. — Завтра ровно в одиннадцать тридцать. Но вы, мистер Чанда, не ответили еще на мой вопрос. Генерал действительно намерен дать ему деньги?
— Генерал Сомервилль оказался в трудной ситуации. Во-первых, он купил произведение искусства, являющееся национальной собственностью Бирмы и находящееся в списке утраченных сокровищ, который ведет один из комитетов ООН. Правда, согласно воле генерала, после его смерти статуя должна быть возвращена в Моулмейн. Конечно, это можно было бы сделать и раньше, но нет уверенности, что пересылка не будет сопровождаться скандалом, и тогда общество решит, что генерал оказался вынужденным под давлением обстоятельств согласиться на передачу статуи Бирме, а на самом деле он якобы хотел сохранить ее для себя. Во-вторых, вся сделка была нелегальной, ее заключение сопровождалось многократным нарушением закона: генерал купил и нелегально переправил в свое поместье в Англии, в тайне от властей, предмет, о котором знал, что он был украден; что он выполнен из драгоценного металла, общий вес которого превышает двести фунтов. Словом, все вместе это окончательно скомпрометировало бы генерала Сомервилля как гражданина и ученого. Никто не поверил бы в благородство его намерений, не говоря уж о судебной ответственности.
— А вы верите в благородство его намерений?
— Да. Будь иначе, я не участвовал бы в этом. Мне кажется, что я честный человек, и даже тот факт, что одно из достояний моего народа будет возвращено миру, не был бы решающим при другом повороте. Видите ли, мистер, я с самого начала знал, что генерал Сомервилль захочет когда-нибудь… использовав меня как посредника, вернуть эту статую Бирме. Только для этого он ее и купил. В свое время он был комендантом гарнизона в Моулмейне. Тогда он начал интересоваться искусством Индии, Бирмы и Непала. Думаю, что как молодой офицер, он не часто испытывал угрызения совести. Я не правомочен судить его. Я не помню тех времен. Я моложе его на двадцать лет. Думаю, что умирая, он захочет оплатить свой счет Бирме. К тому же генерал всегда утверждает, что провел там самые счастливые годы своей жизни. Я верю, что он поступит правильно, возвратив пагоде в Моулмейне ее статую.
