Никакой заметной реакции. Можно было подумать, что мистер Парселл ничего не слышал. Он только моргал, глядя мимо Вулфа, затем произнес:
— Благодарю вас за то, что вы мне это сказали. Это доказывает, что я не такой уж простофиля, как некоторые думают. Я подозревал нечто в этом роде, когда меня спросили, не знаю ли я, кто забрал пишущую машинку из кабинета моей сестры.
— Вас спрашивала об этом полиция?
— Да. Я не сказал им, потому что я… В общем не сказал, но вам скажу. Я видел, как Дина забрала машинку. Во вторник вечером. Я видел, как она ее вынесла, по-видимому, в свою машину, которая стояла у дома.
— В какое время?
— Не обратил внимания, но до девяти часов. Приблизительно через час после того, как моя сестра уехала с чемоданом.
— Откуда вы знаете, что с чемоданом?
— Я сам помогал ей вынести чемодан и положил в багажник. Я встретил ее на лестнице и предложил поднести чемодан. Она не сказала, куда едет, и я не спрашивал. Я подумал, что тут что-то не так, но не знал, что именно. Я подумал, что она едет к Джимми. Он уехал в воскресенье, и сестра не говорила, где он. — Парселл покачал головой. — Значит, Дина напечатала записки и поэтому увезла машинку… Я должен поблагодарить вас за то, что вы сказали мне об этом. Стало быть, вы правы, а я-то думал, что хорошо ее знаю. Ведь еще неделю назад я играл с ней в карты… В четверг, нет, в пятницу, и уже тогда она все спланировала. Трудно поверить… Но теперь я понимаю, почему вас интересуют ее друзья. Если бы знал, я бы непременно рассказал вам. Можно ли сказать сестре, что это Дина печатала записки?
— Ваша сестра, возможно, уже знает об этом от полиции. Вы не многим помогли мне, мистер Парселл, но вы были откровенны, я ценю это. Мистер Теддер должен поблагодарить вас, и я уверен, что он это сделает. Не смею вас больше задерживать.
— Но вы хотели мне рассказать о том, что кто-то отравил виски Джимми.
— Да. Это случилось в среду вечером в библиотеке. Вы тоже там были.
— Да.
— Вы поднесли коньяк мистеру Хладу.
— Да, кажется. Но как… Ах, это вам рассказал Ноэль!
— Нет, его сестра. Я хотел выяснить у нее, кто мог подсыпать снотворное в виски мистера Вэйла, но отказался от этого намерения. Подобные расспросы практически всегда бывают тщетными; память может ошибиться, а интересы людей слишком переплетены. Суть весьма проста: мистер Вэйл был усыплен. Когда он спал, его подтащили к статуе, поэтому кто-то должен был подсыпать снотворное в его напиток. Вот вам и объяснение.
Парселл, не мигая, уставился на Вулфа.
— Подтащили? — переспросил он. — Вы сказали — подтащили?
— Да.
— Но его никто не подтаскивал! Он сам…
— Он был в коматозном состоянии. Кто-то притащил его к статуе и столкнул статую на него. Не буду распространяться о подробностях. Я рассказал об этом только потому, что должен был разъяснить вам слова мистера Теддера относительно напитка мистера Вэйла.
— Но вы говорили, что Джимми убили?
— Да.
— А полиция этого не говорит!
— Нет?
— Но вы же не сказали об этом Ноэлю!
— Нет, сказал.
— Вы сказали Ноэлю, что Джимми был убит?
— Да.
— Вы этого не знаете. Не можете знать.
— Глагол «знать» имеет много значений. Я пришел к заключению, что мистер Вэйл был убит.
— Тогда, значит, вы… вам вовсе незачем было расспрашивать меня про Дину Атли. Вы воспользовались мной… — Щеки у него покраснели. — Вы одурачили меня. — Он поднялся с кресла. — Ноэль должен был меня предупредить. Это нечестно. Вы тоже должны были сказать мне. Кажется, я, действительно, дурак. — Он повернулся и направился к двери.
Я оставался на месте. Бывают случаи, когда лучше позволить уходящему посетителю самому взять свою шляпу и отпереть дверь. Когда я услышал, что дверь захлопнулась, я вышел в прихожую проверить, что он захлопнул ее после того, как пересек порог, и вернулся к своему рабочему столу. Вулф выпрямился в кресле и корчил рожи.
— Если он не дурак, — сказал я, — то можете вычеркнуть и его.
Он скорчил еще одну рожу.
Я никогда не понимал отношения Вулфа к еде и, возможно, никогда не пойму. Конечно, это его сугубо личное дело. Если Фриц приносит блюдо жареных голубей и один из них чуть-чуть жирнее других или лучше подрумянился, Вулф берет его себе. Если запас дикого тимьяного меда из Греции истощается, мне дается понять, что для оладий вполне годится обыкновенный отечественный мед. И так далее. Но если я задерживаюсь по делам в городе и не поспеваю к обеду или ужину, его это всерьез беспокоит. Видите ли, я могу испортить аппетит каким-нибудь сандвичем, съеденным на скорую руку в закусочной, или, что еще хуже, загубить себе желудок. Если он сочтет посетителя голодным, даже если это кто-нибудь из тех, кого он собирается разнести вдребезги, он велит Фрицу принести поднос, и отнюдь не с остатками от обеда. Перерыв в принятии пищи для него исключен начисто. Раз уж он уселся в свое кресло, то встанет из-за стола, только съев последний кусочек сыра или покончив с десертом. Это его личное дело, но он пытался во что бы то ни стало распространить это правило и на меня и добился бы своего, если бы я поддался. Меня интересует только один вопрос: он не любил обращаться ко мне во время еды, потому что при этом отрывается от еды сам, или не хочет отрывать от еды меня?..
Телефонный звонок раздался как раз, когда я приступил ко второму куску филе. К телефону подошел Фриц и, вернувшись, сказал, что миссис Вэйл просит мистера Вулфа. Я отодвинул стул, чтобы пойти к телефону, и Вулф принялся ворчать. Он, правда, не сказал, чтобы я оставался на месте, потому что знал, что я все равно пойду.
Когда я объявил нашей бывшей клиентке, что Вулф обедает и может позвонить ей через полчаса, она ответила, что хочет повидать его. Немедленно. Я сказал «хорошо», если она выедет через десять минут, то сможет встретиться с ним, на что она ответила отказом: приехать она не может, она измучена, и, судя по ее голосу, так оно и было в действительности.
— Это осложняет дело, — сказал я. — Если вы не можете изложить по телефону, что вам нужно, то я могу приехать поговорить с вами и передать все, что вы пожелаете, Вулфу. Иначе придется свидание отложить.
— Откладывать нельзя. Неужели он никогда не выходит из дому?
— Только не по делам.
— Вы можете приехать немедленно?
Я взглянул на часы.
— Могу быть у вас в девять. Устраивает?
Она ответила, что устраивает, я вернулся в столовую и попросил Фрица подать мне кофе со сладким пирогом. Когда Вулф прикончил свой пирог и отложил вилку, я сказал, что по просьбе миссис Вэйл еду к ней, и спросил, какие будут указания.
Он хмыкнул.
— Действуй по обстановке, на основании собственного опыта. Ты знаешь положение дел. Мы ничем ей не обязаны.
Я отправился в путь. Выйдя на крыльцо и поглядев, что за погода на улице, я решил, что останусь в живых и без пальто. На Восьмой авеню я взял такси и по дороге принялся размышлять. Утверждение Вулфа, что я знаю положение дел, было не совсем точно; я знал их со своей точки зрения, не с его. Возможно, что он уже пришел к какому-нибудь логическому выводу, например, что Ноэль Теддер похититель, убийца и лжец. Или не он, а его сестра Маргот или же дядюшка Ральф. Это было бы не первый и не в двадцатый раз, что Вулф не делился со мной своими умозаключениями.
По-видимому, Ноэль ждал меня в холле, потому что не успел я отнять руку от кнопки звонка, как он открыл дверь. Он был в темном костюме, белой рубашке и сером галстуке: видимо, оделся так для похорон. Он закрыл дверь, обернулся ко мне и произнес:
— Какого черта Вулф сказал дядюшке Ральфу, что Джимми был убит?
— На это может быть три ответа, — отозвался я. — Мой заключается в том, что, поскольку вы сказали вашему дядюшке, что кто-то подсыпал Джимми снотворное, то мистер Вулф был вынужден объяснить это. А почему вам нужно было рассказывать об этом дядюшке?
— Сорвалось с языка. Но раз уж Вулф считает себя таким умным, черт возьми, почему он разболтал? Неужели он не мог увильнуть от ответа?
— Конечно, мог. Но иногда я понимаю, почему он делает то или иное, иногда узнаю об этом часом позже, иногда неделю спустя, а бывает, что и никогда. А что, разве мистер Парселл рассказал об этом вашей матери?
— Конечно! Заварилась такая каша…
— Ничего. Я умею подобные каши расхлебывать. Где миссис Вэйл?
— Что вы собираетесь ей сказать?
— Узнаю, когда услышу самого себя. Я играю на слух. Я обещал прийти в девять, сейчас уже пять минут десятого.
Он хотел сказать еще что-то, но решил приберечь это для себя и повел меня в глубь дома. Я поглядывал по сторонам, надеясь еще раз увидеть библиотеку и посмотреть, лежала ли все еще статуя Бенджамина Франклина на полу, но в лифте Ноэль нажал кнопку третьего этажа. Когда лифт остановился, я последовал за своим провожатым в комнату, одного взгляда на которую было достаточно, чтобы сказать, что она вполне подошла бы моей жене, если бы я когда-нибудь женился. Комната была большая и мягкая — мягкое освещение, мягкая мебель, мягкие серо-розовые шторы, мягкие ковры. Я прошел следом за Ноэлем к большой постели, в которой лежала миссис Вэйл, укрытая мягкой розовой накидкой с мягкими подушками под головой.
