4. Две газетные фотографии Томаса Дж.Йигера.
5. Газетная фотография Томаса Дж.Йигера-младшего и его невесты в свадебных нарядах.
6. Газетная фотография миссис Томас Дж.Йигер-старшей в обществе трех женщин.
7. Фотография на всю страницу из иллюстрированного журнала, сделанная на банкете Национальной ассоциации производителей пластмасс в зале «Черчилля», которую я уже видел в кабинете Лона Коэна вечером в понедельник. В подписи были приведены имена других лиц, находившихся на сцене вместе с Йигером, в том числе одного из наших клиентов, Бенедикта Эйкена.
8. Три фотографии Мег Дункан, две журнальные, одна газетная.
9. Тридцать один набросок карандашом: портреты женщин – голова, лицо, одни в шляпках, другие – без. Все на листах белой бумаги формата 5 на 8 дюймов; пачка такой бумаги лежала у Марии на столе, еще две – в ящике. На каждом листе в левом нижнем углу стояло число. Я в живописи не разбираюсь, но, на мой взгляд, наброски были довольно хорошие. Быстренько их проглядев, я понял, что это не три десятка разных женщин; там были по два-три портрета одного и того же лица, а может, и по четыре-пять. Самой ранней из указанных дат было около двух лет, на одном портрете стояло «8 мая 1960». Прошлое воскресенье. Я внимательнейшим образом рассмотрел рисунок. В руках у меня был портрет перспективной кандидатки на главную роль в публичном процессе об убийстве. Не Мег Дункан и не Дины Хаф. Может быть, Джулии Маги. Когда до меня дошло, что я решил, будто это и есть Джулия Маги, я кончил разглядывать рисунок. Одна из самых продуктивных функций нашего мозга – превращать возможности в вероятности, а вероятности – в факты.
10. Девять пятидолларовых билетов различной потертости.
Миссис Перес придвинула второй стул и уселась рядом. Она все видела, но хранила молчание. Я поглядел на часы: без двадцати шесть. Я разгладил края вырванных из «Таймс» страниц, сложил вдвое и сунул между ними остальные бумаги. Вопрос – не мешаю ли я отправлению правосудия тем, что утаиваю улики преступления? – перестал быть вопросом. Мой адвокат мог бы еще утверждать, что я посчитал, будто все это не имеет отношения к убийству Йигера, но если б он заявил судье и присяжным, что я так же посчитал, будто он не имеет отношения к убийству Марии Перес, ему пришлось бы признать меня слабоумным.
Я поднялся, держа улики в руках.
– Все это, – заявил я миссис Перес, – доказывает лишь то, что Мария была в меру любопытна, как положено умной девушке, и любила рисовать портреты. Я это забираю, чтобы ознакомить мистера Вульфа. Деньги верну в свое время, надеюсь, долго ждать не придется. У вас была тяжелая ночь, и предстоит трудный день. Если найдете долларовую бумажку, пожалуйста, вручите мне. Вы нанимаете нас с мистером Вульфом для расследования убийства вашей дочери, поэтому и позволили мне забрать все это с собой.
– Вы были правы, – сказала она.
– Медали я пока не заслужил. Не забудьте про доллар.
– Мы можем платить больше. Сто долларов. Это неважно.
– На сегодня хватит и одного.
Она встала, вышла и вернулась с долларом, который отдала мне.
– Муж спит, – сообщила она.
– И хорошо. Вам бы тоже не помешало. Теперь мы ваши сыщики. Сегодня к вам придет полицейский. Он, видимо, отведет вас с мужем в окружную прокуратору. Там ни слова не скажут о Йигере, и вы, понятно, тоже. О Марии сообщите чистую правду, то, что уже говорили полицейскому, – пошла-де в кино, и вы не представляете, кому и зачем понадобилось ее убивать. Вы относили завтрак тому, наверху?
– Да.
– Сегодня не понадобится. Он скоро уйдет и уже не вернется. – Я протянул руку, она ее пожала. – Передайте мужу, что мы друзья.
Сказав это, я направился к лифту.
Попав в приют похоти, я включил свет. Я так ушел в свои мысли, что мне было совсем не до картинок, тем более, что передо мной предстала живая картина: Фред Дэркин на восьмифутовой постели – голова на желтой подушке и желтая простыня до подбородка. Когда вспыхнул свет, он шевельнулся, заморгал, сунул руку под подушку и выхватил пистолет.
– Вольно, – сказал я. – Я успел бы тебя пристрелить, пока ты чухался. Тут больше нечем поживиться, пора сматывать удочки. Можно не спешить – уйдешь через полчаса, и ладушки. Внизу не задерживайся и не ищи миссис Перес, чтобы сказать ей спасибо. У них беда – прошлой ночью убили дочь, не здесь, не в этом доме. Так что просто слиняй.
Он был уже на ногах.
– Что за чертовщина творится. Арчи? Чего же мне ждать?
– Триста монет. Не советую задавать мне вопросы, а то ведь могу и ответить. Ступай домой и скажи жене, что крепко поработал двое суток подряд и должен хорошо отдохнуть.
– Я одно хочу знать – меня отследят?
– Погадай на монетке. Надеюсь, что нет. Может и повезти.
– Не лучше будет тут все затереть? Мне десяти минут хватит.
– Не стоит. Если уж они доберутся до комнаты, то отпечатки не понадобятся. Отправляйся домой и сиди тихо. Может, я позвоню тебе около полудня. Смотри не прихвати какую-нибудь картинку.
Я вошел в лифт.
Когда Вульф в одиннадцать спустился из оранжереи, я за своим столом просматривал так называемый дневной выпуск «Газетт». На первой странице была фотография мертвой Марии Перес. На самом-то деле она не тянула на первую страницу – не было в ней ничего интересного, кроме молодости и красоты, но поскольку в ту ночь не убили, не ограбили и не арестовали ни одной знаменитости, честь выпала ей.
Ее убийство оставалось загадкой. Если отбросить красоты слога, единственные факты, которыми располагала полиция, были: 1) тело нашел в 12:35 сторож, совершавший обход Северного речного пирса в районе Сороковых улиц; 2) убийство произошло не раньше чем за три часа до этого, а скорее, позже; 3) ее убили выстрелом в затылок из пистолета 32-го калибра; 4) последними ее видели живой две подружки, с которыми она отправилась в кино и которые показали, что она встала, вышла из зала незадолго до девяти и уже не вернулась; им она ничего не сказала: они подумали, что она пошла в туалет; 5) ее отец и мать отказались разговаривать с репортерами. В газете не было и малейшего намека на то, что ее смерть может иметь хоть какое-то отношение к гибели Томаса Дж.Йигера, чье тело нашли тремя днями раньше в яме на улице, где она проживала.
Еще утром, после того как Вульф позавтракал у себя в комнате, я коротко рассказал ему о самом главном. Теперь, когда он уселся за свой стол, я вручил ему «Газетт». Он посмотрел на фотографию, прочитал сообщение, отложил газету и откинулся на спинку кресла.
– Дословно, – приказал он.
Я все пересказал, включая, конечно, и разговор с Фредом. Окончив, я вручил ему вещественные доказательства, извлеченные из ящика в комнате Марии.
– Этикетки от четырех бутылок шампанского, – заметил я, – могут ввести вас в заблуждение. Я не верю и никогда не поверю, что Мария пила шампанское. Она отклеила этикетки с пустых бутылок, которые отец и мать приносили сверху, чтобы потом сдать.
– Кто сказал?
– Я говорю.
Он хмыкнул и принялся изучать мой улов. Тут он никогда не спешит. Каждую бумагу он осмотрел с обеих сторон, даже объявления, пятидолларовые билеты и выдранные страницы «Таймс». Покончив с ними, а также с фотографиями и этикетками, он взялся за рисунки. Проглядев все – на один ему хватило пяти секунд, на другие потребовалось с минуту, – он поднялся и стал раскладывать их на столе рядами. Они заняли чуть ли не всю столешницу. Я стоял и смотрел, как он разбивает их на кучки, отбирая, по всей видимости, в каждую разные наброски с одной и той же женщины. Я пару раз возразил, и мы с ним поспорили. В конце концов у нас получились три кучки по четыре рисунка в каждой, пять – по три, одна – с двумя и два отдельных наброска. Одиннадцать различных посетительниц за два года, причем Мария едва ли зарисовала всех приходивших. До чего гостеприимным, однако, был этот Йигер.
Я показал на одну из кучек с четырьмя набросками.
– Эту я назову, – сказал я. – Ставлю десять против одного, что не ошибусь. Мне довелось с ней танцевать. Муж – хозяин сети ресторанов и раза в два ее старше.
Вульф неодобрительно на меня посмотрел:
– Ты ведешь себя легкомысленно.
– Нет, сэр. Фамилия – Деланси.
– Фу. Назови-ка мне вот эту, – он показал на кучку из двух рисунков. – Один помечен пятнадцатым апреля, другой – восьмым мая. Прошлым воскресеньем.
– Я оставил это для вас. Вы и называйте.
– Она была здесь у нас.
– Да, сэр.
– Джулия Маги.
– Да, сэр. Тут не в легкомыслии дело – я хотел посмотреть, опознаете ли вы ее. Если числа означают дни, когда Мария замечала свою «натуру» в прихожей, а не когда она делала наброски, то Джулия Маги была там в воскресенье. Или она сама его убила, или наткнулась на мертвое тело. Будь он жив, когда она заявилась, она бы осталась там до двенадцати – в полночь должны были прибыть закуски; понятно, она ходила туда не писать под диктовку. К тому же будь и он, и она живы, когда явился убийца, она бы тоже свое получила. Значит, если она его не убивала, то застала его уже мертвым. Кстати, чтобы с этим покончить: я записал в книгу поступлений доллар, полученный от миссис Перес в виде предварительного гонорара. Я его взял, потому что подумал – если она нас наймет, больше шансов, что будет молчать; как я понимаю, теперь их можно исключить из числа подозреваемых. Родную дочь они не убивали. Я не каркаю. Мне легче признать ошибку, чем убедиться, что Мария схлопотала за дело, пусть даже она сама напрашивалась.
