Мою сторону улицы заполонили непрезентабельные лавочки. Я двинулся вперед по тротуару и зашел в кулинарию. В ней было два или три посетителя. Фред Даркин примостился в конце стойки с сандвичем в руке и бутылкой пива. Я молча повернулся и неторопливо двинулся назад к своей машине.
Через пару минут появился Фред и сел рядом со мной на сиденье. Он дожевывал свой сыр, очевидно, не отличавшийся особой свежестью. Проглотив его, он спросил, в чем дело. Я ответил, что приехал почесать язык и спросил:
– А где остальные члены клуба?
Он подмигнул.
– Поблизости. Городской детектив скорее всего в прачечной. Мне думается, ему нравится запах мыла и порошков. Ну, а Розочка у следующего угла в кафе, которое носит прозаическое название «Кофейник». В это время он обычно покидает свой пост, чтобы поесть.
– Ты называешь его Розочкой?
– Из-за его галстука, а что?
Я подозрительно посмотрел на него.
– Послушай, по-моему, ты сегодня хлебнул лишнего. Что за праздник?
– Клянусь небом, ничего подобного, Арчи. Я просто рад тебя видеть, вот и стал таким болтливым. Одиночество – отвратительно.
– Неужели ты ни разу не болтал с этим Розочкой?
– Нет, он ужасно замкнут. Вечно где-то прячется и думает.
– О'кей, отправляйся на свой наблюдательный пост. Если заметишь, что какой-нибудь мальчишка царапает всякие непристойности на моей машине или даже собственное имя, отшлепай его без жалости.
Фред вышел из машины и зашагал назад. Через минуту я тоже вышел и пошел к следующему углу, где, даже если бы вы были слепцом, сильный запах подсказал бы вам, в каком направлении надо искать «Кофейник». Я вошел внутрь. Вдоль стены стояли три маленьких столика, с полдюжины посетителей облепили стойку. Среди них был и Розочка, он занял место за столиком. Перед ним стояла большая миска с супом, и он необычайно быстро орудовал ложкой.
Его коричневая кепка была лихо сдвинута на одно ухо. Я подошел к нему и сказал, понизив голос:
– Так вот вы где!
Он поднял голову, а я продолжал:
– Босс желает вас немедленно видеть, а я покараулю здесь, живее!
Он смотрел на меня пару секунд, потом завопил столь пронзительно, что я чуть было не вздрогнул.
– Проклятый лгун!
Вот ведь мерзкий человечишка! Мне бы ничего не стоило размахнуться и вышибить его золотой зуб. Вместо этого я придвинул ногой для себя второй стул, уселся и уперся локтями в стол.
– Повторяю, босс желает вас видеть.
– Да неужели?
Он фыркнул, показывая с полдесятка золотых коронок.
– Тебе соврать наверняка легче, чем сказать правду.
Я усмехнулся.
– Остынь и послушай меня минутку. Я вижу, что ты малый что надо. Хочешь хорошую работу?
– Да, вот почему я и взялся за эту. Если только ты отчалишь от моего стола…
– Хорошо, я уйду. Продолжай хлебать свой суп и не старайся напугать меня своими дурными манерами. А то мне неожиданно придет в голову мысль оторвать тебе правое ухо и прикрепить его вместо левого, а левое, для разнообразия, подвесить на пояс.
Он уронил ложку в суповую миску и обтер рот тыльной стороной ладони.
– Какого черта тебе все-таки надо?
– Ну, я пил чай со своим приятелем инспектором Кремером сегодня днем, и он мне рассказал, какое неизгладимое впечатление на него произвела беседа с тобой, вот я и подумал, что мне хочется с тобой познакомиться. Это одна история. Ну, а вторая может прозвучать таким образом: один человек, имя которого я предпочитаю не называть, заподозрил, что ты продаешь его оптом и в розницу, ну и поручил мне это проверить. А я решил, что самое быстрое и легкое – спросить тебя самого, скольким людям ты служишь.
– Что за проклятая брехня!
Он высосал что-то из щелки между зубами.
– Вчера вечером распроклятый инспектор, а теперь еще ты привязался. Откуда у людей столько любопытства. К черту, мой суп остыл!
Он встал со стула, взял свою миску и отнес ее на дальний столик в углу, потом вернулся за хлебом, маслом и стаканом воды. Я подождал, пока он не усядется, тоже встал и перешел за тот же столик, против него. Настроение у меня испортилось, потому что мое остроумное начало не дало никаких результатов. Буфетчик и посетители с интересом наблюдали за нашими маневрами, но в их намерения не входило вмешиваться, просто хотелось убить время. Достав из кармана пачку денег, я вытянул из нее пару двадцаток.
– Послушай, – сказал я ворчливо, – я мог бы выследить через день или два, но на это ушло бы время и деньги, мне думается, что уж возьми их лучше себе. Вот сорок баксов. Половина сейчас, если скажешь мне, кто тебе платит, а вторая половина – сразу же после того, как я проверю твои слова. Но имей в виду, я все равно это узнаю, плачу лишь для того, чтобы сэкономить время.
Провалиться мне на этом месте, если он вновь не поднялся с места со своей злополучной суповой миской и не вернулся на первый столик. Посетители прыснули от смеха, а буфетчик громко крикнул:
– Эй, дайте парню доесть суп. Видать, вы ему пришлись не по вкусу.
Я уже был в таком настроении, что готов был расквасить чей угодно нос, но в то же время понимал, что это не сулит ничего, кроме неприятностей, поэтому я проглотил обиду и весело ухмыльнулся. Взяв со стола хлеб, масло и воду Розочки, я отнес ему на стол, после чего подошел к буфетчику, бросил на прилавок несколько монеток и сказал:
– Дайте ему порцию горячего супа и подмешайте в него слабительного, ему необходимо хорошенько прочистить желудок.
Моя не слишком остроумная шутка пришлась по вкусу посетителям «Кофейника». Под их веселое ржание я вышел на улицу.
Сев в машину, я поехал к центру города. Я совершенно не мог представить, что за тип этот «розовый галстук»? Могло ли быть, чтобы детектив с такой наружностью отличался столь феноменальной честностью? Кто же и сколько ему платил, что он свысока смотрел на сорок долларов, как будто это была обертка от мыла? Кто так сильно заинтересован, чтобы никто не узнал, что он нанял человека следить за Чапином? Версия инспектора мне казалась неубедительной, даже в том случае, если Леопольд Элкас на самом деле «помог» в тот день Чапину с нитроглицерином для Дрейера. Зачем бы он стал приставлять хвост к Чапину? Конечно, ничего невозможного в этом не было, но моя практика научила меня всерьез воспринимать только те версии, которые были наиболее возможными. Но если не Элкас, тогда кто же? Любой из их идиотской «Лиги», который был настолько напуган, что записка Вулфа не смогла его успокоить. Он посчитал, что ему необходимо иметь собственное сообщение обо всем том, что делает калека. Но в этом случае, почему такая таинственность?
Я успел домой к самому ужину. Вулф сидел в кабинете за столом, под прессом лежала пачка одинаковых листов. Машинописный текст начинался словами: «Вам лучше было бы убить меня, увидеть мой…»
Это было первое «предупреждение».
Я спросил:
– Это образчики Фарелла?
– Да, мистер Фарелл принес их десять минут назад. Он решил взять образец шрифта на каждой машинке в бюро мистера Оглторна. Я проверил два и отбросил их.
Он вздохнул:
– Знаешь, Арчи, поразительно, как более короткие дни в это время года и то, что рано начинает темнеть, вроде бы удлиняют интервалы от обеда до ужина… Мне думается, я прежде делал такое замечание?
– Не очень часто, сэр. Максимум раз или два в день.
– Неужели? Следовало бы чаще. Ты еще не умывался?
– Нет, сэр.
– Тогда поспеши. На ужин фазаны, они не должны остыть.
После ужина мы вместе работали над образчиками Фарелла. Их было шестнадцать. Я принес увеличительное стекло из оранжереи, Вулф действовал со своим. Мы тщательно проверяли и отбрасывали очередной образчик только после того, как оба находили его не совпадающим с нашими листочками. Вулф очень любил работу такого рода.
После того как он проверял весь образчик и убеждался, что ни одно «а» в нем не выбивается из строчки и ни одно «и» не скошено, он удовлетворенно хмурился, хмыкал и протягивал листок мне. Так что по мере того как мы приближались к концу нашей стопочки, мое настроение с каждой секундой ухудшалось.
Около десяти я поднялся со стула, со вздохом протянул Вулфу последний образец и отправился на кухню за молоком.
Фриц, занимавшийся чтением французской газеты, фыркнул.
– Арчи, когда ты пьешь молоко с таким мрачным видом, я всегда боюсь, как бы ты не проглотил и посуду от злости.
Я ограничился тем, что высунул ему язык и возвратился в кабинет. Вулф аккуратно сложил все листочки, скрепил их канцелярской скрепкой, а теперь приводил в порядок «предупреждения».
Я проворчал сквозь зубы:
– Плодотворный вечер, не так ли?
После чего выпил немного молока и облизал губы. Вулф откинулся на спинку кресла и соединил пальцы на животе. На этот раз глаза у него были почти полностью открыты, что само по себе удивительно.
Наконец он изрек:
– Мы установили несомненный факт: он не печатал «предупреждений» в конторе своего издателя. Но вообще-то он их где-то печатал и, как я полагаю, готов напечатать что-то еще. Значит, пишущая машинка существует и может быть найдена. У меня для мистера Фарелла уже приготовлено новое предложение, правда, довольно сложное для выполнения, но, как мне кажется, игра стоит свеч.
