Я улыбнулся и объяснил.
Алек кивнул:
— Да, я о нем слышал. — Он повернул голову и внимательно посмотрел на Гарольда.
Коронер перестал шептаться и поднял глаза на Френсис.
— Миссис Сьюэлл, насколько нам известно, вы одна из первых, кто видел мистера Уотерхауса перед тем, как он принял смертельную дозу мышьяка. Для присутствующих здесь представителей страховой компании важно определить, не наложил ли он на себя руки. Поэтому расскажите, пожалуйста, в каком мистер Уотерхаус был тогда состоянии.
Френсис задумалась.
— Не знаю. Мне кажется, он вел себя как всегда.
— Мистер Уотерхаус не был подавлен чем-то, угнетен? Не был обеспокоен своим здоровьем?
— Пожалуй, нет. Конечно, Джон не был таким веселым, как обычно, но и подавленным тоже.
— Можно ли сказать, что он был чем-то расстроен?
— Думаю, можно.
— Он ничего не говорил вам о своих… трудностях в семейной жизни?
— Ни слова. Вчера я с удивлением узнала об этом.
— И никто другой вам не намекал?
— Нет.
— Не будет ли большим преувеличением сказать, что вы были близки с миссис Уотерхаус, как никто в Аннипенни?
— Полагаю, что да. Но в других местах у нее тоже были близкие друзья.
— Понятно. А теперь, миссис Сьюэлл, моя обязанность задать еще один вопрос, возможно, неприятный. Вы заметили в то утро что-либо в поведении мистера Уотерхауса, дающее основания предполагать, что он намеревался покончить с собой?
— Ни в малейшей степени, — твердо произнесла Френсис.
Коронер вопросительно посмотрел на представителя страховой компании, и тот поспешно встал.
— Но вы сказали, что он был расстроен.
— Возможно. Но нас всех время от времени что-то расстраивает.
— А тот разговор с женой, когда она рассказала ему о своей связи, разве он на мистера Уотерхауса не подействовал?
Френсис опять задумалась.
— Возможно, подействовал, но я этого не заметила.
Ей позволили уйти.
Затем свидетельствовали полицейские. Ничего интересного. Суперинтендант рассказал, как велось расследование, перечислил различные флакончики и баночки с парфюмерией и лекарствами, которые ему передал Сирил Уотерхаус, взятые из спальни и ванной комнаты Анджелы. Но там никаких следов мышьяка не обнаружено. Не было его и среди покупок мистера Уотерхауса и его жены.
Закончив с полицейскими, коронер посмотрел на часы.
— Ждет, когда химик явится с анализами, — сказал Гарольд.
Коронер продолжил заседание суда чтением показаний Анджелы, данных под присягой.
По стилю и фразеологии было похоже, что все это составил адвокат. Я спросил у Роны, она подтвердила.
Анджела отрицала, что хранила у себя мышьяк. Она его никогда не покупала и не доставала каким-то другим способом. Она также отрицала, что знала о намерении мужа изменить завещание. Ей было известно, что муж с недавнего времени страдает расстройством пищеварения, но она не считала положение серьезным. О бандероли, которая прибыла ему по почте в то фатальное утро, ей ничего не известно. На кремации тела она не настаивала, а всего лишь предложила, поскольку знала, что такова была его воля. Да, она сообщила ему недавно, что желает получить развод, и указала причину. Он воспринял это довольно спокойно, у нее даже создалось впечатление, что муж доволен окончанием их брака, потому что любви между ними давно не было. Но несомненно, они оба надеялись расстаться добрыми друзьями. Мистер Уотерхаус был настолько щедр, что пообещал ей достойное содержание. Ей показалось, что он тоже собирается снова жениться, хотя речь об этом не заходила. В любом случае они все решили полюбовно, и она уверена, что если Джон и был чем-то расстроен, то только не этим разговором.
О его затруднительном финансовом положении ей также ничего не было известно. Вот такое свидетельство, которому предлагалось верить, хотя никаких доказательств не представлено.
Коронер читал его сухо, без комментариев.
А затем вызвал следующего свидетеля. Филипа Странгмана.
Под возбужденный гул присутствующих место свидетеля занял мрачный на вид, смуглый, чернявый молодой человек. Он сердито посмотрел на публику, затем на коронера. Возможно, именно его надутый хмурый вид и привлек невротичку Анджелу.
Коронер тоже одарил его мрачным взглядом.
— Я сразу перейду к сути дела, мистер Странгман. Это верно, что вы и миссис Уотерхаус намеревались вступить в брак в случае, если он будет расторгнут с мистером Уотерхаусом?
— Да, — громко ответил молодой человек. — Она была с ним несчастлива.
Коронер почесал подбородок.
— У вас есть основания так считать?
— Я это знал.
— От миссис Уотерхаус?
— Ей не нужно было ничего говорить. Любой мог увидеть, что ее брак неудачный.
— Но говорила она вам об этом или нет? Отвечайте, сэр, я вас спрашиваю.
— Она не говорила мне ничего определенного, — сердито пробурчал Странгман.
— Но вы обсуждали с ней ее семейную жизнь?
— Возможно.
— И выражали сочувствие?
— Естественно.
— Мистера Уотерхауса тоже обсуждали?
— Я никогда с ним не встречался.
— Вот придурок, — пробормотал Алек.
— Я не спрашиваю, встречались вы с мистером Уотерхаусом или нет, — строго произнес коронер. — Вы считали его виновным в несчастьях жены? Будьте добры, отвечайте на вопрос.
— Конечно, он был виновен, потому что на ней женился. А раз такое случилось, надо было стараться сделать ее счастливой.
— Вы испытывали к нему недоброжелательность по этому поводу?
— Я не знаю, что вы имеете в виду под словом «недоброжелательность».
— Думаю, вы знаете, мистер Странгман, и просто не желаете отвечать. Так да или нет?
— Нет! — резко бросил свидетель.
— Только что было зачитано показание миссис Уотерхаус. Вы с ним согласны в части ваших планов на соединение?
— Полностью.
— Вы с ней уже останавливались в отеле как муж и жена?
— Вам известно, что это так.
— И факт, что она замужем, вас не смущал?
— Я отказываюсь отвечать на этот вопрос! — возмутился свидетель. — Это к делу не относится. И нечего мне читать мораль!
— Это уж вы позвольте мне решать, как вести разбирательство! — бросил коронер, покраснев от злости. — Я отмечу в протоколе ваш отказ, думаю, и присяжные сделают соответствующие выводы. А теперь прошу ответить, когда вы размышляли о предстоящей женитьбе, разница в возрасте между вами и миссис Уотерхаус совсем не имела значения?
— Не такая уж у нас большая разница в возрасте, — мрачно отозвался Странгман.
— Разве вы не студент медицинского института?
— Можно быть студентом медицинского института и в вашем возрасте, если захочется. Это ничего не значит.
Коронер с трудом держал себя в руках.
— Сколько вам лет?
— Двадцать восемь.
— В таком случае вы до учебы где-то работали?
— Нет.
— То есть вы все это время учились в медицинском институте и до сих пор не закончили?
— Я не говорил ничего подобного. Вы спросили меня, работал ли я до учебы. Я ответил, что нет. То есть я пробовал работать, но неудачно. Потом получил небольшое наследство и решил вложить его в образование. Вот и вся моя история. — Странгман нагло улыбнулся. По мере того как этот тип вгонял коронера в ярость, сам он становился все спокойнее. Очень мерзкая личность.
— Понимаю. Понимаю. Значит, учитесь на врача? — Коронер замолк и повернулся к полицейскому, который пытался привлечь его внимание, показывая какой-то конверт. — Что это? — Он схватил письмо и бросил на стол перед собой. — Подождет.
— Там написано «Весьма срочно», сэр, — тихо проговорил полицейский.
Коронер махнул рукой и повернулся к свидетелю.
Но ему опять помешали. В зале появился сэр Френсис Харботтл. Суперинтендант Тиммс вскочил и поспешил ему навстречу. И теперь они вместе подошли к столу коронера. После коротких переговоров коронер махнул Странгману уходить, и его место занял химик.
— Сэр Френсис, — мягко произнес коронер. Он снова стал самим собой. — Я понял так, что вы сделали анализ образцов, переданных вам полицией. Они взяты из канализационных труб в доме мистера Уотерхауса и различных предметов. И каковы результаты?
— Анализ образцов, помеченных буквами от А до К, — ответил химик, — не дал ничего неожиданного. В образце, помеченном буквой F, я установил присутствие незначительного количества мышьяка.
— О! — Коронер оживился. То же самое и мы. — Образец, помеченный буквой F. Позвольте, я посмотрю. Он взят из… да, из ванной комнаты, общей для мистера и миссис Уотерхаус. Это так, суперинтендант? Понятно. Так вы, сэр Френсис, сказали, что обнаружено незначительное количество. Что это значит?
— Это значит, — ответил химик, — что его было достаточно, чтобы сделать пробу Марша, не больше. То есть очень мало.
