— Хорошо. Но мышьяк все же присутствовал?
— Да.
— Понятно. Погодите, дайте подумать. Присяжные должны понять, что единственное место, где был обнаружен мышьяк, — это ванная комната, которой пользовались только мистер и миссис Уотерхаус. Остальные места, где его искали, я не перечисляю. Сэр Френсис, при обычных обстоятельствах вы ожидали бы обнаружить присутствие мышьяка в какой-нибудь ванне или раковине?
— Нет.
— Его обнаружение вас удивило бы?
— Несомненно.
— Хм… В доме, кажется, есть несколько раковин для умывания. Покажите, пожалуйста, план, суперинтендант. Да-да, я вижу. Раковины есть в обеих спальнях и ванных комнатах. Нам известно, что раковина в ванной комнате использовалась не часто. Особенно во время болезни. Сэр Френсис, предположим, что нечто, содержащее мышьяк, было вылито в раковину при нормальном пользовании. Как долго следы мышьяка могут продержаться в трубе?
— Не очень долго. Это зависит также и от того, насколько труба засорена. Если там был какой-то затор, мышьяк находился бы дольше. Если же труба была чистой, то достаточно было бы открыть кран несколько раз, и никаких следов мышьяка там бы не осталось.
— Я все понял. В данном случае какой-то затор был?
— Да, определенно.
— При этом раковиной пользовались не очень часто?
— Видимо.
— Предполагает ли это, что мышьяк покойный принял, находясь в доме?
— Это, наверное, немного выходит за рамки моей компетенции, но я думаю, он принял яд, находясь в доме.
— Вы нашли в отстое следы каких-то других лекарств?
— Нет.
— Можно ли сделать вывод, что в раковину вылили излишки мышьяка, оставшиеся после приема?
— Пожалуй.
— Хорошо. — Коронер многозначительно посмотрел на присяжных.
Если, как утверждал Гарольд, власти желали вынести вердикт против Анджелы, то свидетельство химика им определенно помогло.
— А теперь, — объявил коронер, — давайте рассмотрим результаты анализа лекарства, находящегося во флакончике.
По залу пронеся слабый ропот. Мое сердце забилось сильнее, но я напустил на себя безразличный вид.
— Итак, мы вас слушаем, сэр Френсис. Что вам удалось обнаружить?
— Я установил в переданном мне образце лекарства присутствие бикарбоната кальция, оксикарбоната висмута, окиси магнезии и очень слабое количество морфия.
После слов химика в зале установилась гробовая тишина.
— И что… никакого мышьяка? — спросил коронер.
— Никакого.
Мне показалось, что многие в зале облегченно вздохнули.
— Нет даже мельчайших следов мышьяка? — настаивал коронер.
— Да, — твердо произнес сэр Френсис. — Присутствие мышьяка вообще в образце не обнаружено.
— То есть ничего, кроме ингредиентов, какие указал доктор? — не унимался коронер.
— Именно так.
— Слава Богу, — пробормотала Френсис.
— Не понимаю, что еще они рассчитывали там найти? — проговорил Глен. Думаю, он был в этот момент самым спокойным в зале.
Я заметил, что Рона с улыбкой переглянулась с братом.
Сбитый с толку коронер не сразу смог установить тишину в зале. Было ясно, что власти очень надеялись найти в лекарстве мышьяк и теперь не знали, что делать.
Пошептавшись с окружением, коронер вдруг вспомнил о присутствии химика.
— О… благодарю вас, сэр Френсис. Не смею больше задерживать.
И тут я с удивлением увидел, что Алек сорвался со своего места, быстро подошел к суперинтенданту Тиммсу и что-то ему настоятельно сказал. Тот его выслушал и заговорил с коронером. Алек тем временем вернулся на место рядом со мной.
— Что происходит? — спросил я, и он успокоил меня, многозначительно кивнув в сторону коронера.
А тот после разговора с суперинтендантом наконец распечатал лежащее перед ним письмо и углубился в чтение. Затем долго смотрел на него, застыв в изумлении. Затем откашлялся и обратился к присяжным:
— Джентльмены, я только что получил удивительное послание. Поистине голос с того света. Письмо адресовано мне как председателю данного суда, и я заверяю вас, что оно написано рукой самого мистера Джона Уотерхауса. Позвольте прочесть.
Глава одиннадцатая
Тайники и другие секреты
1
— Это письмо, — растерянно продолжил коронер, — отправлено вчера вечером из Лондона. Не знаю, как это понимать. Вот его содержание.
Адресовано коронеру.
Зал суда, Аннипенни, Дорсет.
Сэр, тот факт, что это письмо вами получено, свидетельствует о том, что предпринято расследование. По поводу моей смерти. Цель письма — исключить возможные недоразумения.
Доктор Брум считал, что у меня эпидемическая диарея. Но на самом деле я страдал от отравления мышьяком. Конечно, можно было поставить доктора Брума в известность, но я, внимательно обдумав ситуацию, решил этого не делать. Он бы в любом случае помочь мне не смог. Я сам принял необходимые меры и надеюсь, что не умру. Но если вы это письмо получили, значит, я ошибся.
Но ошибся я прежде всего в том, что принял этот мышьяк. В последнее время мне приходилось много экспериментировать со средствами для уничтожения вредителей фруктовых деревьев. Эти средства наряду с другими компонентами содержат мышьяк. При этом я опрыскивал не только деревья, но и отдельных вредителей у себя на письменном столе. Я держал химикаты в бутылочках и баночках в потайном шкафу, который устроил в своей библиотеке, когда проводил там ремонт. Обычно, закончив пользоваться химикатами, я возвращал их в этот шкаф, но однажды (это было недавно, не помню когда), к моему большому сожалению, я принес небольшой флакончик с раствором мышьяка наверх в спальню, когда поднялся вымыть руки. Не знаю, сам ли я по рассеянности поставил этот флакончик в шкаф в спальне или, может быть, оставил рядом с раковиной, и его поставила туда горничная, но в любом случае он там оказался.
Вчера утром у меня трижды схватывало в кишечнике, и я выпил большую дозу лекарства из флакончика, который прислал доктор Брум, надеясь, что это поможет. А мне, наоборот, стало хуже. И тут я вспомнил, что у меня есть травяная настойка, которую в Индии подарил один знахарь. Тогда у меня тоже было сильное расстройство кишечника, и настойка очень помогла. Я решил попробовать снова. К сожалению, у меня в ванной комнате слабое освещение, а шкаф с лекарствами находится как раз в темном углу. Я хорошо помнил, что тот флакончик с настойкой был темно-коричневый, и, увидев его в шкафу, взял. А тут меня снова схватило, и я, не рассмотрев как следует флакончик, принял оттуда дозу. Настойка на вкус оказалась горькой, совсем не такой, как я помнил, и, решив, что она испортилась, я вылил остаток в раковину. С желудком у меня затем становилось все хуже, но только сегодня я осознал случившееся. Посмотрев в потайном шкафу в библиотеке, я не обнаружил там флакончика с мышьяком и все понял. А та настойка так и стоит в шкафу в спальне, и ничего она не испортилась. Пустой флакончик из ванной комнаты я поставил в потайной шкаф для полицейских. Пусть проверят. Он не сполоснут, и там несомненно остались следы мышьяка, который я по ошибке выпил.
О случившемся я решил никому не говорить. Причины простые. Если не умру, то зачем поднимать панику? А если умру, то доктор Брум, несомненно, даст заключение, что смерть наступила от эпидемической диареи, и никаких вопросов не возникнет. А если бы стало известно о мышьяке, то компания, где я застраховал жизнь, наверное, начала бы проверять, не самоубийство ли это.
И в самом деле я застраховался на очень большую сумму при том, что мои финансы находились в плачевном состоянии. Тот факт, что я вел переговоры о работе в Индокитае (очень выгодное предложение, которое бы существенно поправило мои денежные дела), никому не известен. Я это скрывал по своей обычной привычке — боялся сглазить, а вдруг все в самый последний момент сорвется. Так что у страховой компании были основания полагать, что я мог, застраховавшись на крупную сумму, наложить на себя руки. Тем более что дальше я выплачивать страховые взносы не мог.
Надеюсь, это письмо все объясняет.
Сэр, я премного вам благодарен за то, что вы прочли мое письмо присяжным, если таковые имеются. Или на открытом суде.
С искренним уважением, Джон Уотерхаус.
Надо ли говорить, какой эффект произвело письмо на всех нас, не говоря уже о присяжных. О себе скажу только, что я испытывал огромное облегчение, смешанное со странным разочарованием, в котором стыдно признаваться. Но тем не менее это было. Более того, мне кажется, что разочарование испытывал почти каждый в этом зале. А некоторым вообще казалось, что их обманули.
Коронер, думаю, не отличался от остальных.
