Лютеция повиновалась. Если бы муж посоветовал ей другое, она с той же покорностью согласилась бы делить камеру с проститутками, наркоманками, карманными воровками и пьянчужками в заведении в Гринвич-Виллидж, эвфемистически именуемом Домом временного содержания под арестом для женщин.
Роберт О'Брайен был hors de combat[40] — во всяком случае, из этой combat.[41] Воин на юридическом фронте был занят другим делом, также по обвинению в убийстве, которое отнимало у него все время.
— Этот парень — профессиональный громила, — говорил он Эштону. — Я уверен, что он совершил не меньше двух убийств, в которых его никогда не обвиняли, и совершит куда больше, если представится возможность. Но это убийство он не совершал. Разумеется, как только закончится суд над Фальконетти, я снова буду к вашим услугам, мистер Маккелл. Но я не могу предсказать, когда это произойдет. Вам лучше нанять другого адвоката.
Гобелены, некогда украшавшие стены Шато де Сен-Луа, — единороги, тщетно преследуемые охотниками и собаками, но плененные и прирученные прекрасными девами; Елена, еще не Троянская, и ее свита, отплывающие на Киферу; король Людовик, повергающий язычников, — взирали на хорошо знакомую им сцену.
Лютеция Маккелл председательствовала за своим чайным сервизом, словно ничего не произошло.
— Не хочешь чашечку чаю, Джуди? Ты выглядишь замерзшей. У меня есть твой любимый «Кимун». Эштон? Дейн?
Они обменялись отчаянными взглядами.
— Не думаю, что кто-то из нас сейчас хочет чаю, мама, — сказал Дейн. — Папа что-то говорил.
— Прости, дорогой. Боюсь, я слушала невнимательно.
Ее муж набрал воздух в легкие.
— Лютеция, ты заменила холостые патроны боевыми?
— Да, дорогой, — ответила Лютеция.
— Почему? — крикнул Дейн.
— Понимаешь, дорогой, когда твой отец одолжил револьвер мисс Грей, так как она нервничала, оставаясь одна в пентхаусе, он рассказал мне об этом.
«Еще бы! Разве отец не рассказывал ей обо всем? — мрачно подумал Дейн. — Хотя, впрочем, не обо всем».
— По словам Эштона, он боялся, что мисс Грей не привыкла к огнестрельному оружию и может произойти несчастный случай, поэтому зарядил револьвер холостыми патронами, хотя вместе с револьвером купил и боевые. Вот откуда я знала, Эштон, что боевые патроны лежат на верхней полке твоего гардероба.
Эштон застонал.
Однажды, продолжала Лютеция, она позвонила в пентхаус. Ей ответила горничная Шейлы Грей, которая приходила днем. Она сказала, что мисс Грей нет дома. Лютеция положила трубку, не назвавшись.
Потом она оделась, как подобает для визита к соседке, поднялась в пентхаус и позвонила в дверь. Ей открыла горничная.
— Мисс Грей дома?
— Нет, мэм. Я не жду ее до шести.
— Вы имеете в виду, что она может вернуться и раньше? В таком случае я, пожалуй, подожду. Я миссис Маккелл, которая живет внизу.
— Хорошо, мадам, — сказала горничная после недолгого колебания. — Я вас узнала. Входите.
Лютеция села на стул в гостиной Шейлы — по ее словам, не слишком комфортабельный («Я вообще не люблю шведский модерн, а ты, Джуди?»), а горничная извинилась:
— Если не возражаете, мэм, я должна работать.
Хотя Лютеция никогда не бывала в пентхаусе с тех пор, как там поселилась Шейла Грей, она была знакома с планировкой квартиры. Здесь было только две спальни — любая женщина могла определить с первого взгляда, какая из них предназначалась для гостей. Обе находились по другую сторону от кухни, которую отделял от гостиной коридор. Подождав несколько минут, Лютеция потихоньку встала и проскользнула в гостевую спальню.
Оказалось, что Шейла превратила ее в рабочий кабинет — штаб-квартиру своей организации, где она планировала фасоны для своих коллекций. Лютеция быстро проследовала в хозяйскую спальню.
Логика указывала, что револьвер должен храниться в ящике ночного столика. Он действительно был там. Лютеция удалила холостые патроны, вставила боевые, вернула оружие в ящик и вышла из спальни, держа холостые патроны в своем носовом платке.
Потом она позвала горничную, сказала, что больше не может ждать, и вернулась в свою квартиру.
— Коробку от патронов я положила в ящик моего туалетного столика, — продолжала она, — рядом с холостыми патронами в носовом платке. Вот и все, дорогой.
Эштон ударил ладонью по столу:
— Но почему, Лютеция?
— Я не знала, что еще с ними делать.
— Я не о том. — Эштон провел рукой по лицу. — Почему ты вообще заменила патроны? О чем ты думала? Неужели ты не осознавала опасность?
— Ты не понимаешь, Эштон. Все дело было именно в опасности. Я собиралась однажды вечером, когда эта женщина… девушка будет одна, посетить ее и сказать ей, что знаю о ней и о тебе. Я намеревалась угрожать ей…
— Угрожать? — недоуменно переспросил Эштон.
— И насмехаться над ней…
— Что ты говоришь, мама? — воскликнул Дейн.
— …так рассердить ее, чтобы она выстрелила в меня.
Они не могли быть больше озадачены, даже если бы Лютеция говорила на суахили или урду.
— Выстрелила в тебя… — повторил ее муж. Эти слова явно не имели для него никакого смысла.
— Выстрелила в тебя, мама?
— Неужели ты не понимаешь? Это по моей вине отец связался с той женщиной. Если бы я была для него лучшей женой, он бы никогда так не поступил. Во всем была виновата только я.
— Ты лжешь! — рявкнул Эштон Маккелл. — Неужели ты ожидаешь, что кто-нибудь поверит этой выдумке? — Он сердито посмотрел на жену. — Ты застрелила Шейлу, Лютеция?
Она смотрела на него испуганно, как ребенок, которого обвиняют во лжи, хотя он говорит чистую правду. Ее нижняя губа дрогнула.
— Нет, Эштон! Как ты мог подумать такое? Я подменила патроны по той причине, о которой рассказала тебе. Ты мне не веришь?
— Нет! — огрызнулся он и пробормотал: — Не знаю.
«Она безумна!» — подумал Дейн. Его мать поражена тем безумием, которое почти незаметно для окружающих, а он все еще пытается судить о ее поступках с рациональной точки зрения.
Мысль была настолько мучительной, что Дейн едва не застонал вслух. Он никогда не замечал безумия матери, но теперь ему казалось, будто знал о нем всегда. Это все объясняло: неестественную самоотверженность Лютеции, ее кротость, покоящуюся на твердокаменных принципах викторианского упрямства, ее самоизоляцию, цепляние за прошлое, которое для нее, очевидно, всегда оставалось настоящим. Как же долго это продолжалось? Дейн был не в состоянии судить о том, когда именно его мать переступила черту.
В любом случае безумие оставалось дремлющим, покуда Лютеция не узнала о «духовной измене» мужа. Тогда, руководствуясь своей извращенной системой ценностей, она взяла вину на себя и стала стремиться к наказанию, при этом оберегая супруга и повелителя и возложив осуществление кары на плечи «другой женщины».
О чем думает его отец, Дейн не мог себе представить. Ему отпустили грехи, но он, по-видимому, все еще ощущал свою вину. Рот старшего Маккелла был полуоткрыт, властные глаза остекленели, дыхание стало тяжелым. Он выглядел так, словно перенес страшный шок.
Молчание нарушила Джуди Уолш.
— Но разве вы не сознавали, миссис Маккелл, что это может привести к случайной гибели другого человека? — мягко спросила она.
Дейн понял, что Джуди знает то же, что и он. Голова Лютеции качнулась и опустилась на кружевное жабо.
— К сожалению, я об этом никогда не думала. Как глупо с моей стороны. Я была уверена, что это может случиться только со мной… Одинокие вечера приходили и уходили, но я не могла заставить себя осуществить свой план…
Джуди отвернулась, ее глаза были полны слез.
— Нет, — медленно произнесла Лютеция. — Больше я туда не возвращалась.
* * *
Ввиду недоступности Роберта О'Брайена и по его рекомендации, Эштон Маккелл заручился услугами Генри Колдера Бартона, известного адвоката старой школы, специализировавшегося на уголовных делах. С помощью Хитона Бартон наметил линию защиты.
— Они не могут доказать, что миссис Маккелл это сделала, — сказал Бартон — грузный старик с седой шевелюрой над багровым лицом. — Но точно так же они не могут доказать, что она этого не делала. Мы будем упирать на версию неизвестного убийцы.
— И насколько убедительна эта версия? — угрюмо осведомился Эштон.
— Достаточно убедительна. В конце концов, Шейла Грей не была трусливой старой леди, которой при каждой шевельнувшейся тени чудились грабители под кроватью. Насколько я понимаю, она была проницательной деловой женщиной, сильной духом. Если такая женщина неожиданно испугалась одиночества, разумно предположить, что у нее была на то причина. В прошлом году произошла серия ночных взломов квартир на Парк-авеню, многие из которых остались нераскрытыми, а некоторые были неподалеку от вашего дома. Грабитель мог проникнуть в пентхаус, найти оружие, роясь в ящиках, и использовать его, когда хозяйка застигла его врасплох. Если на нем были перчатки, то он не оставил бы отпечатков пальцев. Отпечатки вообще редко находят на оружии, даже если его держат без перчаток. Да, думаю, мы можем успешно сыграть на этой теории.
