— Звучит, как заповедь, — заметил подошедший Джимми.
Билл посмотрел на него с упреком.
— Никто из вас не знает, — провозгласил он с чувством, — куда меня запрягли!
— Развлекать графиню, а? — предположил Джимми. — Бедный Билл, поистине ужасное бремя для такого женоненавистника, как ты.
— О чем это вы? — спросила Юла.
— После чая, — объяснил Джимми, — графиня попросила Билла поводить ее по этому старинному интересному дому.
— Но я же не мог отказаться, правда? — возмутился Билл, и его физиономия приняла кирпичный оттенок.
Юле стало несколько не по себе. Она слишком хорошо знала, как легко поддается женским чарам мистер Уильям Эверсли. В руках такой женщины, как графиня, Билл сразу превратится в воск. Она снова усомнилась, правильно ли поступил Джимми Тесиджи, посвятив Билла в их секреты.
— Графиня, — сказал Билл, — очаровательная женщина. А до чего умна! Вы бы видели, как она осматривала дом. И какие вопросы задавала.
— Какие вопросы? — вдруг насторожилась Юла.
Билл ответил уклончиво:
— Ну, я даже не знаю. Об истории дома. О старой мебели. И… да много о чем.
В этот момент в комнату вошла сама графиня. Казалось, она слегка запыхалась. В плотно облегающем черном бархатном платье она выглядела очень эффектно. Юла отметила, что Билл сразу бросился к ней. К нему присоединился молодой человек в очках.
— И Билл, и Шимп, оба потеряли голову, — засмеялся Джимми Тесиджи.
Но Юла не была уверена, что над этим стоит потешаться.
Джордж не доверял современным новшествам. В его Вивернское Аббатство не проникло даже такое всем известное удобство, как центральное отопление. Посему, когда дамы перешли в гостиную, обнаружилось, что температура в комнате, увы, никак не соответствует фасонам модных вечерних платьев. Огонь, пылавший за отлично отполированной каминной решеткой, притягивал всех трех женщин, как магнит. Они устроились к нему поближе.
— Б-р-р-р, — издала изящное, экзотическое и никак не английское восклицание графиня.
— Дни становятся короче, — изрекла леди Кут и плотнее укутала пухлые плечи в чудовищно безвкусный цветастый шарф.
— Как это Джордж не удосужился установить в доме нормальное отопление? — возмутилась Юла.
— Да у вас, англичан, вечно холод в домах, — отозвалась графиня.
Она вынула длинный мундштук и закурила.
— Этот камин — старого устройства, — заметила леди Кут. — Весь жар уходит не в комнату, а в трубу.
— О! — воскликнула графиня.
Наступила пауза. Графиня настолько явно тяготилась своими собеседницами, что поддерживать разговор становилось все труднее.
— Как странно, — нарушила молчание леди Кут, — как странно. Надо же было детям миссис Макатты заболеть свинкой именно сейчас. То есть, я хочу сказать, не странно, а…
— Что такое свинка? — спросила графиня.
Юла и леди Кут наперебой принялись объяснять ей. В конце концов объединенными усилиями им это удалось.
— Надо думать, венгерские дети тоже болеют свинкой? — спросила леди Кут.
— Что? — не поняла графиня.
— В вашей Венгрии дети тоже болеют свинкой?
— Понятия не имею, — ответила графиня. — Откуда мне знать?
Леди Кут поглядела на нее с некоторым недоумением.
— Но я так поняла, что вы как раз занимаетесь детьми?
— Ах да. — Графиня, сидевшая нога на ногу, переменила позу, вынула изо рта мундштук и быстро заговорила: — Я расскажу вам ужасные вещи, — объявила она. — Ужасные! Я сама их видела. Чудовищные! Вы не поверите.
Она оказалась права — слушательницы с трудом верили своим ушам. Речь графини лилась стремительно, она обладала даром живописать события и, не скупясь на подробности, рисовала перед своими собеседницами сцены невероятной нищеты и голода. Она рассказывала о Будапеште послевоенных времен и обо всех несчастьях, свалившихся на город сейчас. Рассказ ее был драматичен, но, как показалось Юле, смахивал на граммофонную пластинку. Запустили, и поехало! Внезапно, так же неожиданно, как и пластинка, графиня умолкнет.
Леди Кут явно упивалась каждым словом рассказчицы. Рот у нее приоткрылся, большие печальные глаза не отрывались от графини. Время от времени она и сама вставляла реплику:
— У одного из моих двоюродных братьев трое детей сгорели заживо. Кошмар, правда?
Графиня словно не слышала. Она говорила и говорила, пока наконец не замолчала, так же неожиданно, как начала.
— Ну вот, — заключила она. — Я вам все рассказала! У нас есть деньги, но нет организации. Нам нужна организация.
Леди Кут вздохнула:
— Мой муж всегда говорит, что ничего нельзя добиться без регулярных методических усилий. Именно ими он объясняет свой собственный успех. Он утверждает, что ничего бы не достиг, если бы не был методичен.
Она снова вздохнула. И на миг представила себе, каким был бы сэр Освальд, если бы он ничего не достиг — сэр Освальд, сохранивший все черты того веселого молодого человека, который служил в велосипедной мастерской. На одну только секунду ей подумалось, насколько приятнее для нее могла бы оказаться жизнь, не будь сэр Освальд приверженцем регулярности и методичности.
И, движимая понятной ассоциацией, она обратилась к Юле.
— Скажите, леди Эйлин, — спросила она, — вы довольны своим главным садовником?
— Макдональдом? Ну как вам сказать? — Юла замялась. — Трудно предположить, что им кто-нибудь может быть доволен, — извиняющимся голосом сказала она. — Но садовник он первоклассный.
— Да! Это я знаю, — согласилась леди Кут.
— Надо только все время ставить его на место, тогда он вполне сносный, — объяснила Юла.
— Наверное, — вздохнула леди Кут.
Она с завистью смотрела на Юлу, которой, по-видимому, с легкостью удавалось ставить Макдональда на место.
— Да, у вас здесь что ни сад, то конфетка. Обожаю шикарные сады, — мечтательно протянула графиня.
Юла уставилась на нее, но тут их уединение было нарушено. В гостиную со странной поспешностью вошел Джимми Тесиджи и обратился прямо к Юле:
— Слушай, может, ты посмотришь эти гравюры. Тебя ждут.
Юла быстро встала и, сопровождаемая Джимми, вышла из гостиной.
— Какие еще гравюры? — спросила она, как только они оказались за дверью.
— Да нет никаких гравюр, — ответил Джимми. — Просто мне надо было что-то придумать, чтобы извлечь тебя оттуда. Пошли к Биллу. Он ждет в библиотеке. Там сейчас никого нет.
Билл шагал взад и вперед по библиотеке и, судя по всему, был очень озабочен.
— Послушай! — воскликнул он. — Мне все это не нравится.
— Что тебе не нравится?
— То, что ты ввязалась в эту историю! Держу пари, сегодня здесь будет шум, и тебе…
Он посмотрел на Юлу с таким трогательно огорченным видом, что у нее сразу потеплело на душе.
— Ей нужно держаться подальше от всего этого, правда, Джимми? — обратился он за поддержкой к другу.
— Я ей говорил, — согласился Джимми.
— Черт побери, Юла, ведь тут и прихлопнуть кого-нибудь могут!
Юла круто повернулась к Джимми:
— Что ты ему рассказал?
— Да все.
— Я пока еще не уяснил, — признался Билл, — как ты попала в этот клуб «Семь Циферблатов», ну, и все прочее. — Он снова посмотрел на нее умоляюще. — Слушай, Юла, как бы мне хотелось, чтобы ты это бросила.
— Что это?
— Ввязываться в такие дела.
— Да почему же? — возразила Юла. — Это так интересно!
— Интересно! Ну еще бы! Только может стать чертовски опасно. Вспомни беднягу Ронни.
— Да, — сказала Юла, — если бы не ваш бедняга Ронни, я бы вряд ли, как ты выражаешься, «ввязалась» в эту историю. Но дело сделано. И нечего нести всякую чепуху. Уже поздно.
— Я знаю, Юла, что ты молодчага, не сробеешь, не подведешь, но…
— Ну хватит комплиментов. Составим лучше план действий.
К удовольствию Юлы, Билл встретил ее предложение одобрительно.
— Вы были правы насчет изобретения, — сказал он. — У Эберхарда, вернее, у сэра Освальда, здесь с собой какие-то чертежи. Это эберхардовское открытие прошло испытания на заводах сэра Освальда. Разумеется, совершенно секретно и все такое прочее. И Эберхард там присутствовал. А сейчас они все в кабинете, как говорится, доходят до сути вопроса.
— А сколько здесь пробудет сэр Стенли Дигби? — спросил Джимми.
— Завтра утром он уезжает в Лондон.
— Ха! Тогда ясно одно, — сказал Джимми. — Положим, сэр Стенли увозит эти чертежи завтра в Лондон. Значит, если что-то затевается, то это случится сегодня ночью.
— Да, наверняка.
— Можете не сомневаться. Таким образом, время удобно ограничивается. Но нам надо как следует пошевелить мозгами. Надо представить себе все в подробностях. Во-первых, где сегодня спрячут заветные бумаги? У Эберхарда или у сэра Освальда?
