— Трудно возразить. Несколько ошибок ты допустила.
— Даль, что ты такой аккуратный, Томми. Меня это иногда раздражает.
— Но что ты будешь делать?
— Я бы немного подремала. А, нет, я не хочу отдыхать, — сказала Таппенс. — Я, пожалуй, вытащу из Матильды внутренности.
— Извини, не понял.
— Я говорю, вытащу из Матильды внутренности.
— Что с тобой? Откуда такие кровожадные наклонности?
— Матильда, которая в КК.
— Что значит, «которая в КК»?
— Ну, где сложен весь хлам. Ты же знаешь, лошадь — качалка с дырой в животе.
— А-а. И ты собираешься залезть ей в живот?
— Вот именно, — кивнула Таппенс. — Хочешь пойти помочь мне?
— Не очень, — ответил Томми.
— Не будешь ли ты так любезен пойти помочь мне? — повторила Таппенс.
Томми глубоко вздохнул.
— Придется заставить себя согласиться. Все лучше, чем составлять списки. Айзек пришел?
— Нет. Сегодня, кажется, у него выходной. Да нам он и не нужен. Я выжала из него все, что могла.
— Он многое знает, — задумчиво проговорил Томми. — Я установил это недавно, когда он рассказывал мне о всяких давно прошедших событиях. Тех, которые он и сам не помнит.
— Ну, ему уже, должно быть, под восемьдесят, — сказала Таппенс. — Я в этом уверена.
— Да, я знаю, но события очень давние.
— О чем только люди не знают понаслышке, — заметила Таппенс. — И никогда не знаешь, насколько верно то, что они говорят. Но идем вытаскивать внутренности Матильды. Мне, пожалуй, лучше сначала переодеться, потому что в КК масса пыли и паутины, а ним придется залезать ей вовнутрь.
— Можно заставить Айзека перевернуть ее, чтобы к ней было легче подступиться.
— Ты говоришь так, будто в прошлой жизни был хирургом.
— Кто его знает, может, так оно и было. Мы собираемся извлечь из нее чужеродные тела, что может сказаться на жизни Матильды, сколько там от нее осталось. Мы можем покрасить ее, и, возможно, когда к нам в следующий раз приедут близнецы Деборы, они могут захотеть покататься на ней.
— О, — у наших внуков и без того хватает игрушек и подарков.
— Это не имеет значения, — возразила Таппенс. — Детям не очень нравятся дорогие подарки. Они охотнее играют со старым куском проволоки, или тряпичной куклой, или с чем-то, что они называют медвежонком, но что на самом деле является свернутым куском коврика, на который — нашиты черные пуговицы от ботинок. У детей свои представления об игрушках.
— Ну, пошли, — сказал Томми. — Вперед, к Матильде. В операционную.
Поставить Матильду в положение, подходящее для предстоящей операции, оказалось не так-то легко. Матильда обладала ощутимым весом. Кроме того, она была утыкана гвоздями, некоторые из которых торчали остриями наружу. Таппенс стерла с руки кровь, а Томми выругался, когда гвоздь зацепился за его свитер, который тут же довольно сильно порвался.
— Черт бы побрал эту проклятую лошадь, — чертыхнулся он.
— Ее давно следовало спалить на костре, — отозвалась Таппенс.
В этот момент как из — под земли появился старый Айзек и направился к ним.
— Что это! — в удивлении воскликнул он. — Что вы задумали? Что вы хотите сделать с лошадью? Вам помочь? Что вы хотите сделать — вынести ее отсюда?
— Не обязательно, — ответила Таппенс. — Мы хотим перевернуть ее, чтобы удобнее было залезть вот в эту дыру.
— Вы хотите повытаскивать из нее все? И как вам только такое в голову пришло?
— Да, — сказала Таппенс, — именно это мы и хотим.
— Но что вы рассчитываете там найти?
— Ничего, кроме мусора, — сказал Томми. — Но было бы неплохо, — с сомнением добавил он, — немного навести порядок. Возможно, мы будем держать здесь другие вещи. Скорее всего, игры, крокетный набор и все такое прочее.
— Здесь было когда-то крокетное поле — давно, еще во времена миссис Фокнер. Да. Там, где сейчас розовый садик. Маленькое, правда.
— Когда? — спросил Томми.
— Что, крокетное поле? О, еще до меня. Всегда найдутся люди, которые захотят рассказать тебе, как все было раньше, как что-то прятали, и кто, и зачем. Что только не плели, а чаще выдумывали. Что-то, может, и правда.
— Какой вы умный, Айзек, — сказала Таппенс. — Вы всегда все знаете. Откуда вы знаете о крокетном поле?
— А, здесь стояла коробка с крокетными принадлежностями. Много лет. От нее уже, верно, ничего не осталось.
Таппенс покинула Матильду и направилась в угол, где стояла длинная деревянная коробка. С годами крышка почти вросла в коробку, и она с трудом приподняла ее. Внутри оказался выцветший красный мячик, голубой мячик и один погнутый и искореженный молоточек. Много места было занято паутиной.
— Никак еще со времени миссис Фокнер. Говорили, что она в свое время играла в соревнованиях, — сказал Айзек.
— В Уимблдоне? — недоверчиво спросила Таппенс.
— Нет, кажется, не в Уимблдоне. Нет. В местных соревнованиях. Здесь проводились соревнования. Я вот видел снимки у фотографа…
— У фотографа?
— Ну, да. В деревне. Дарренс: Вы ведь знаете Дарренса?
— Дарренс? — рассеянно повторила Таппенс. — А, он продает пленки и все такое прочее, да?
— Правильно. Учтите, тот, который сейчас, — не старый Дарренс. Это его внук, или правнук, — не удивлюсь. Он в основном продает открытки, знаете ли, рождественские открытки и прочее. Он и фотографии делал. Где-то у него хранится целая куча старых фотографий. Кто-то к нему заходил на днях. Говорят, искала фотографию своей прабабушки. У нее, мол, была одна, но она ее то ли разбила, то ли сожгла, то ли потеряла, и хотела узнать, не сохранился ли негатив. Кажется, не нашла. Но у него где-то лежит большая стопка старых альбомов.
— Альбомов, — задумчиво проговорила Таппенс.
— Еще что помочь? — спросил Айзек.
— Подсобите слегка с Джейн, или как там ее.
— Не Джейн, Матильда. По-французски, значит, назвали.
— По-французски или по-американски, — рассудил Томми. — Матильда. Луиза. В таком духе.
— Неплохой тайник, как ты считаешь? — сказала Таппенс, указывая на отверстие в животе Матильды. Она достала потрепанный резиновый мячик, некогда красно — желтый, в котором зияла дыра.
— Это, наверное, дети, — сказала она. — Они всегда засовывают такие вещи.
— Где только не увидят дыру, — подтвердил Айзек. — Но один молодой джентльмен имел привычку оставлять здесь письма, я слышал. Будто это — почтовый ящик.
— Письма? Кому?
— Какой-нибудь молодой леди, верно. Но это было еще до меня, — как обычно, добавил Айзек.
— Что только не происходило до рождения Айзека, — сказала Таппенс, когда Айзек, установив Матильду в удобное положение, покинул их под предлогом закрытия парника.
Томми скинул куртку.
— Просто невероятно, — проговорила Таппенс, с пыхтением извлекая поцарапанную и грязную руку из зияющей в животе Матильды дыры, — сколько вещей сюда напихали, и никому не пришло в голову вычистить ее.
— А зачем кому бы то ни было чистить ее?
— И верно, — согласилась Таппенс. — Зато вот нам понадобилось.
— Только потому, что мы не сумели придумать лучшего занятия. Не думаю, что из этого что-то выйдет. Ой!
— Что случилось? — спросила Таппенс.
— Поцарапался обо что-то.
Он отодвинул руку и пошарил еще немного. Наградой ему был вязаный шарфик. Когда-то им угостилась моль, и после этого он занял более низкое общественное положение.
— Какая гадость, — проговорил Томми.
Таппенс слегка отодвинула его и, наклонившись над Матильдой, запустила в нее руку.
— Смотри не напорись на гвозди, — предупредил Томми.
— Что это?
Она вытащила свою находку на свет. Это оказалось колесико игрушечного автобуса или повозки.
— Мне кажется, — заметила она, — мы зря тратим время.
— Я в этом уверен, — сказал Томми.
— Все равно доведем дело до конца, — сказала Таппенс. — О, Боже, по моей руке ползут сразу три паука. Скоро по мне полезут черви, а я их не переношу.
— Не думаю, чтобы в Матильде оказались черви. Они любят обитать под землей и вряд ли предпочтут Матильду в роли пансионата.
— По крайней мере, скоро она опустеет, — сказала Таппенс. — Э, а это что? Надо же, коробочка с иголками. Как странно. В ней есть иголки, но они все ржавые.
— Небось, какая-нибудь девочка, не желавшая заниматься шитьем.
— Похоже на то.
— Я нащупал что-то вроде книги, — сказал Томми.
— О, это может оказаться интересным. В какой части Матильды?
— В районе аппендикса или почки, — профессиональным голосом заявил Томми. — Справа. Я расцениваю это как операцию, — добавил он.
— Хорошо, хирург. Что бы это ни было, извлекай его.
Так называемая книга, уже мало чем напоминающая таковую, могла гордиться своим древним происхождением. Ее заляпанные страницы едва держались, обложка распадалась на части.
— Похоже, учебник французского, — прокомментировал Томми.
— Ясно, — сказала Таппенс. — У меня появилась та же идея. Ребенок не хотел учить французский; он пришел сюда и намеренно потерял учебник, засунув его в Матильду. Добрая старая Матильда.
