Июнь, 16-е, воскресенье.
Дэвид Гарт посмотрел вдоль набережной, будто надеялся кого-то увидеть, но в то же время кого-то избегал.
Он поднялся по ступеням к «Ройял Альберт аквариум», постоял немного, повернувшись спиной к чугунным украшениям фасада, и оглядел сады. Он уже дважды посмотрел на часы, когда увидел Каллингфорда со свежим цветком в петлице и в сверкающем цилиндре.
– Но, мальчик мой, – спросил Эббот, осторожно поднимаясь по ступеням, почему здесь? Почему вы выбрали это место? – Он вздел свой монокль и начал изучать фасад. – Знаете, это настолько ужасающе безвкусно, что мне даже нравится. – Он перевел взгляд на Гарта: – Кстати говоря, об ужасах…
– У меня была ужасная ночь, я не мог заснуть.
– Вы выглядите так, будто не спали месяц. Так все плохо?
– Да. Это одна из причин, почему я вам позвонил.
Даже в чванливом Фэрфилде все же звенели голоса, звякали велосипеды. Афиша на двери большими красными буквами извещала об автомобильных гонках на треке в Уэйбридже.
Здесь, на залитой солнцем набережной, среди празднично одетых людей, тревоги Гарта немного отступили.
– Скажите, – продолжал он, – насколько велик ваш авторитет в департаменте уголовного розыска?
– Хм… Полагаю, я получу все, что мне нужно, если захочу.
– Я так понимаю, что дело Глинис Стакли поручено Твиггу?
– Я тоже так понимаю. – Черты лица Эббота заострились. – И что?
– Зайдемте внутрь, – сказал Гарт.
Из парка с эстрады донеслись звуки настраиваемых инструментов. Там начала собираться толпа. Внутри здания аквариума было темно и влажно, хотя вода, заключенная за стеклом, казалось бы, не должна была пропитывать все вокруг.
– Одна из причин, почему я выбрал это место, – продолжал Гарт, – в том, что Твиггу неудобно было бы следить за мной здесь. Я собираюсь защищаться.
– Защищаться?
– Да. Вы знаете, что является лучшей защитой? Как вы смотрите на то, чтобы заключить соглашение?
– В зависимости от того, что вы предлагаете.
– Конкретно, я хочу договориться с вами о Твигге. Я хочу, чтобы вы не дали ему допрашивать Бетти или Марион – их обеих – в течение ближайших суток и чтобы вы сами этого не делали.
Собеседники шли по гулкому, безлюдному залу, не столько рассматривая рыб за стеклом, сколько наблюдая друг за другом. Потом они остановились, и Эббот заявил:
– Мой милый мальчик! Не слишком ли много вы просите?
– Согласитесь, я прошу только краткое перемирие. И при этом…
– О, не волнуйтесь. – Усы Эббота приподнялись в сардонической ухмылке. Я – не самый ярый защитник правил. Хотя вы приглашаете меня перейти на сторону противника.
– Нет-нет! Я говорю о соглашении.
– А что вы предложите в обмен?
– Думаю, что смогу предложить вам разгадку убийства. Подождите!добавил он. – В других обстоятельствах, знаю, такое высказывание было бы абсолютной нелепостью. Любитель, который соперничает с полицией, – это только в книгах бывает.
– Совершенно верно. Твигг думает, что вы именно этим и занимаетесь.
– Я мог бы придумать такой рассказ.
– Да, вроде того.
Они двинулись дальше мимо скучных рыб. В стекле отражалось обеспокоенное лицо Гарта и цинично-веселое – Эббота.
– Черт возьми, у вас крепкие нервы! – бросил Эббот. – Только не знаю, насколько это выполнимо, вот в чем вопрос. Твигг считает, что вы вредный тип – сердитый малый, как он выражается. А кроме того, он и на меня имеет зуб. – Эббот колебался. – Послушайте, что произошло с прошлого вечера?
– О, со вчерашнего вечера все горит веселым, синим пламенем! Вы представляете себе, что это значит – иметь на руках двух обезумевших женщин?
– Эту, мой милый, ремарку можно неверно истолковать.
– Да. Хорошо. – Гарт закрыл глаза, потом открыл и пошел дальше: – Я, кажется, потерял чувство юмора, так же как чувство меры и желание говорить правду. Беда в том, что взрыв может грохнуть в любую минуту. Твигг приехал в Рейвенспорт из Лондона рано утром. Между прочим, почему это дело ведет рейвенспортская полиция? И почему вы все устроили там штаб-квартиру? Разве дом Бетти относится не к Фэрфилду?
– Формально да. Но полиция Фэрфилда, пожалуй, слишком похожа на жителей Фэрфилда. Рейвенспорт, хоть он и древнее, более современен. Кстати, о Твигге: он кое-что раскрыл, о чем непременно намекнет Бетти. Одно обстоятельство касается ее велосипеда.
– О?..
– Другое связано с куском белого шнура. Я не сумел выяснить подробностей. Твигг даже самой Бетти собирался только намекать, а мне и подавно не скажет. – Эббот задумался. – Ладно, Гарт, предположим, я соглашаюсь на ваше фантастическое предложение. Держитесь!
– Да?
– Я не думаю, что из этого что-нибудь получится, но попробуем. А что, если я сам присоединюсь к охоте и буду иметь удовольствие увидеться с миссис Боствик…
– Вы не должны встречаться с Марион. Это часть моего плана.
– Проклятье, – Эббот холодно улыбнулся во весь рот, – и вы собираетесь действовать на свой страх и риск! Что у вас за план?
Над садом проплыли первые звуки увертюры.
Эббота, казалось, раздражала музыка. Он развернулся, пошел назад и, даже не спросив ни у кого разрешения, закрыл большие входные двери аквариума. Все звуки сразу стали глуше, только где-то капала вода. Помещение, кажется, стало еще более влажным и мрачным. Но у Дэвида Гарта наконец-то появилась надежда.
– Сегодня после завтрака, – ответил он, – я ходил на главпочтамт Рейвенспорта. Как вы и советовали.
– А, чтобы отправить телеграмму Филдингу?
– Я не стал рисковать с телеграммой. Майкл мог не получить ее вовремя, он мог вообще ее не получить. Сегодня утром он должен был быть в больнице Барта. Я поговорил с ним по телефону.
– И?..
– Эббот, здесь я был совершенным глупцом. Если чувствительный простофиля Майкл увлекся покойной Глинис – или, точнее, если она нарочно подцепила его, – то это, конечно, никакое не совпадение. Все не случайно. И если Майкл сможет ответить нам на два вопроса, это уже первый шаг к тому, чтобы загнать убийцу в угол. Но я не могу ждать: Твигг слишком близко.
– Особенно если учесть, что вы все еще не рассказали мне о своем плане наступления! Что вы задумали?
Гарт достал часы, проверил время и убрал их обратно.
– Поезд Майкла прибудет в Фэрфилд через двадцать минут. Бетти привезет Майкла в кебе в отель «Палас». Если я в это время буду стоять возле отеля, значит, что вы приняли мой план, и кеб останавливается. Если меня возле отеля нет, они поедут в другое место.
– Что-нибудь еще?
– Да. Винс и Марион Боствик тоже туда придут. Эббот, – добавил Гарт с прямотой отчаяния, – я прошу вас простить меня за то, что поставил вас в такое положение. Я прошу у вас прощения за то, что все это может показаться вульгарным или мелодраматичным…
– Мой мальчик, – прервал его Эббот, сдержав смешок, – никогда не извиняйтесь за такого рода мелодрамы. Это доставляет мне удовольствие. Клянусь Юпитером!
Гарт и Эббот смотрели друг на друга совсем уже в ином настроении. Гулкое эхо их голосов запуталось в железных фермах.
– На таком сборище, знаете ли, – продолжал Эббот, – что-нибудь должно выясниться.
– Надеюсь.
– Присутствие мистера и миссис Боствик на этой конференции необходимо?
– Да. Им это не нравится, но ведь это никому не нравится, особенно Бетти. Хочу только добавить, хотя в данный момент это не имеет для вас никакого значения. Как ни смешно, Марион Боствик на самом деле понятия не имеет, кто настоящий убийца.
– А с какой стати ей это знать?..
– Простите меня, – спохватился Гарт, – но этого нельзя говорить, и, возможно, это не будет сказано никогда.
– Послушайте, а если ваш план провалится?..
– Если он провалится, – сказал Гарт, – полиция потеряет только сутки. Если же я преуспею, то, по крайней мере, три человека сохранят то, чем они дорожат больше всего на свете. Что вы скажете?
– Действуйте! Я говорю «да».
В зале было жарко; солнце на мгновение осветило влажные плитки пола, когда одна из створок распахнулась, впустив человека с улицы. Хэл Омистон словно принес с собой звуки музыки, притихшие, как только он закрыл дверь.
– Возьмите, – сказал Хэл, подходя к Гарту и протягивая две скомканные бумажки по пять фунтов. – Я вообще не должен был их поднимать. А теперь заберите их, понятно?
Даже всегда невозмутимый Эббот широко раскрыл глаза, отчего его монокль выпал и повис на шнурке. В полумраке Гарт не видел выражения лица Хэла. Молодой человек был, что называется, разодет в пух и прах: кремовый костюм с черной окантовкой по карманам и отворотам, высокий воротничок и широкий голубой шейный платок. Одним словом, он был одет (как сказал бы сам Хэл) в лучших традициях хорошего вкуса.
– Вот, – Хэл чуть не кусался, – и я никогда больше не буду называть вас Нанки!
– Благодарю. Это уже кое-что. Но лучше оставь деньги на случай крайней необходимости.
