Но Каллингфорд Эббот не уходил.
Бетти, всегда такая спокойная и сдержанная, теперь без умолку болтала. Когда Эббот наконец приказал извозчику везти его в отель «Палас», мистер Фред Истербрук, с весьма респектабельным видом, возник перед Бетти и Гартом.
– Я сам, видите ли, из Фэрфилда. – Взгляд у него был очень выразительный. – В моем баре не бывают люди из низов, никто не напивается и не орет. Если одинокой леди и одинокому джентльмену неожиданно потребовалась комната – что ж, никакого вреда нет, и я уверен, что все правильно. Пока…
И потом, в общей комнате гостиницы, со стропилами, с медными грелками по стенам, взгляд хозяина остался таким же красноречивым.
– Вам еще что-нибудь нужно, сэр?
– Спасибо, больше ничего.
– Вот вам зажженная свеча для вашей спальни. Не хотите ли грога, сэр? Мистер Боствик взял.
– Нет, благодарю вас. Это все.
– Мне, знаете ли, нетрудно, сэр. После полуночи жена и дочка спят, но я всегда бодрствую. Так не хотите грога?
– Мистер Истербрук…
– Тогда свеча для комнаты леди Колдер, сэр. С вашего позволения, миледи (и джентльмена тоже), я провожу вас до вашей комнаты. Сюда, миледи.
Обойти железные законы респектабельности не представлялось возможным. Гарт поклонился. Он смотрел, как хозяин и Бетти поднялись по лестнице и направились в конец коридора.
Потом Дэвид сам поднялся по истертым дубовым ступеням старинной лестницы. Он повернул налево, в северное крыло, по коридору с прочным, но неровным полом, в самый конец, где было окно со стеклом бутылочного цвета, открыл дверь в свою гостиную… и остановился.
Гарт почувствовал чье-то присутствие даже прежде, чем переступил порог. Его кто-то ждал. Прикрывая свечу на металлической тарелочке, он подошел к стулу, стоявшему между окнами гостиной. Марион Боствик, в шлепанцах и обильно украшенной оборками длинной ночной рубашке, сидела вытянувшись в струнку и смотрела на него.
Если бы Марион не смеялась…
Гарт не испытывал удовольствия от того, что он должен был сказать ей. Диагноз – это одно дело. Любой врач, будь он специалистом по телесным или психическим заболеваниям, умеет управлять своими эмоциями так, чтобы они не влияли на его суждения. И врач не должен лечить тех, кто ему слишком близок и дорог.
И все же это был удивительный смех: жесткий, с привкусом жестокости. Марион сидела, строго выпрямившись, на искусно уложенных волосах отблескивало пламя свечи. Вся комната пропахла ее духами.
Она сидела на стуле со спинкой из перекладинок, на фоне белого простенка между двумя решетчатыми окнами. Маленькие язычки пламени от свечи отражались в ее глазах. Закинув обе руки за голову, расставив локти, Марион с кошачьей грацией откинулась назад и заложила ногу на ногу.
– В чем дело, Дэвид? Почему вы не скажете мне, чтобы я не смеялась так громко? Почему вы не окажете мне, чтобы я говорила шепотом? Почему не скажете, что здесь вокруг полно людей и может разразиться скандал?
– А вы сами не понимаете?
Казалось, что это замечание так глубоко задело Марион, что погасить раздражение могли либо проклятия, либо молитва.
– Можете не волноваться. Никто нас не услышит: здесь слишком толстые стены. Никто не видел, как я проскользнула сюда. Или вы думаете о Винсе?
– Интересно, Марион, сможете вы догадаться, о чем я думаю на самом деле?
– Винс спит. Я подсыпала хлорал в его виски. – В ее тоне звучали и ворчливость, и задабривание, она одновременно и атаковала, и подлизывалась с неубедительной нежностью, но заговорила все же тише. Хотя все еще казалось, что она может что-нибудь выкрикнуть насчет всеобщей несправедливости. – Не будьте глупым, Дэвид. Я не хочу с вами ссориться.
Я стараюсь быть с вами любезной. Хотя порой мне хочется убить кое-кого из знакомых мужчин.
– Особенно если учесть, что на самом деле вы попытались убить женщину, заметил Гарт.
Марион опустила руки и выпрямилась.
В одном из углов комнаты дедовские часы скорее прохрипели, чем пробили. Гарт пошел обратно к дверям. Задвижка на них была новая, но щеколда деревянная. Время и на этом островке прошлого все же двигалось вперед. Гостиницу построили в те времена, когда жизнь Англии зависела от шерсти, перевозившейся на кораблях, которые требовалось защищать от пиратов; и Фальк де Равен, первый Смотритель пяти портов, наблюдал за проливами со своей башни.
Но сейчас не стоило об этом думать. Если какое-то время стоять неподвижно, прислушиваясь к голосам прошлого, то можно поверить, что ваши чувства или чувства вашей собеседницы не слишком важны, поскольку другие люди испытывали их прежде и будут испытывать потом, когда вы покинете этот мир. Но в действительности они имели значение, ибо были сейчас единственной реальностью.
Гарт запер дверь на задвижку.
Посреди комнаты стоял огромный круглый стол, около него еще один стул с решетчатой спинкой. Дэвид поставил свечу на стол и сел напротив Марион. Хотя свеча едва освещала ее лицо, Гарту не требовалось ее видеть. Раздувающиеся ноздри Марион создавали вопиющий контраст с ее романтически-нежными духами.
– Винс, как я понимаю, рассказал вам, что сегодня произошло, – сказал Гарт.
– Убийство? Милый, милый Дэвид! Это очень неприятно для вас!
– Да, неприятно. Глинис Стакли была задушена в… – тут он заколебался, в павильоне на пляже за домом Бетти. Все улики доказывают, что ее убили либо сама Бетти, либо я.
– Какое несчастье!
– Да. Но кто на самом деле убийца? Я сомневаюсь, что даже инспектор Твигг, офицер полиции, который смертельно ненавидит меня, действительно верит, что я мог убить Глинис. Следующей у него на подозрении Бетти. А Бетти не виновна.
– Почему вы так думаете?
– Потому что я знаю Бетти. Хорош бы я был как врач, если б не мог составить свое мнение о психике человека. Или душе, если хотите.
Лунный свет блестел на решетчатых окнах. Напольные часы, так неторопливо, будто они – само время, пробили в тишине.
– Твигг – одно дело, Марион. Каллингфорд Эббот – другое. Он не более проницателен, чем Твигг, но опытнее в общении с людьми того круга, который Твигг ненавидит. Его первым побуждением было допросить миссис Монтегю; он это скоро сделает и сможет узнать от нее правду. А еще, после разговора, который состоялся у нас с ним сегодня вечером, он намерен допросить и вас тоже.
– Вы сказали ему, – прошептала Марион. – Какие бы грязные мысли у вас ни возникли… как вы могли? Потому что… потому что этот венский доктор говорит, что в нашей жизни самые глубинные желания имеют корни в сексуальном влечении?
– Что бы он ни говорил, я полагаю, что в вашем случае – да. Во всяком случае – в некоей разновидности сексуального влечения.
– Вы подлец, – прошипела Марион, потом, задыхаясь, вскочила на ноги. – О Господи, помоги! Какой же вы подлец! А я считала вас своим другом! И другом Винсента!
– Сядьте, Марион, – холодно сказал Гарт. – Вы напрасно испугались. Я ничего не говорил Эбботу.
– Как это?
– Я ничего ему не сказал. Я обещал вам помощь и сдержу свое слово. Но есть и другие люди.
– Вы глупец! Вы явно ненормальны! Вы вообразили себе, что это я сегодня убила ту отвратительную особу в райской обители вашей любовницы?!
– Ох нет.
– Тогда что?..
– Я не говорю, что вы убили ее, хотя, возможно, могли. Я имею в виду другой инцидент, связанный с убийством, возможно даже, спровоцировавший убийство, служивший тому, чтобы запутать след. Я имею в виду попытку задушить миссис Монтегю в пятницу вечером. Скажите, Марион. Ведь это вас она обозвала шлюхой, да?
Тикали часы, время с шелестом утекало в вечность.
– Часть вашей истории звучала правдоподобно. То, что миссис Монтегю позвала вас ночью в дом, откуда были отосланы все слуги, и то, что она кричала в полутемном доме, кажется правдой. Но почему эти крики должны были так сильно разозлить Глинис Стакли? Почему они вообще ее задели, кем бы она, в конце концов, ни прикидывалась? А вот вас, Марион, это задевало всякий раз, когда вы позволяли себе об этом вспоминать.
Марион Боствик, гибкий призрак в белой длинной, обильно украшенной оборками ночной рубашке, метнулась к двери. Заскрипели и закряхтели старые половицы, задрожало пламя свечи.
Но далеко она не убежала; возможно, она и не собиралась этого делать. Она вернулась, быстрой легкой походкой, и встала перед Гартом.
Дэвид сидел неподвижно, прикрывая правой рукой глаза от слабого света свечи.
– Извините, Марион.
– В чем вы меня обвиняете? В чем?
– Вы действительно хотите, чтобы я вам сказал? Все?
– Да!
– Бедняга Винс никогда не встречался с Глинис Стакли. А вы встречались. Не он был ее жертвой, а вы. Все мотивы кроются здесь. Надеюсь, вы понимаете, к какому заключению это ведет?
– Нет!
– Ну, не важно. Не это сейчас нас интересует. Давайте вернемся к реальным событиям в Хэмпстеде вчера вечером. – Гарт опустил руку и поднял глаза. – Когда миссис Монтегю, не помня себя, выкрикнула обвинение в ваш адрес, вы тоже потеряли голову. Я знаю, вы не собирались ее убивать. Но вы зашли слишком далеко. И вам надо было это как-то объяснить.
