Аннабель сказала:
— Мне не хотелось, чтобы мистер Гудвин обсуждал это дело только со мной. Я не желала, чтобы кто-то из вас мог подумать… Я должна сказать, что надеялась только найти истину, помочь нам всем. Я думала, что для всех нас будет лучше, если мы соберемся здесь.
— Для всех ли? — многозначительно спросил Пирс. — Или для всех, кроме одного?
— Это была ошибка, Аннабель, — сказал Хэммонд. — Сама видишь.
— А зачем ты позвала Гудвина? — осведомился Рэкхем.
— Я хочу, чтобы он поработал на нас. Мы не можем допустить, чтобы так продолжалось, сами понимаете. Я заплачу ему, чтобы он потрудился ради нашего же блага.
— Всех, кроме одного, — не унимался Пирс.
— Хорошо, ради блага всех, кроме одного! Пока же дело обстоит так, что подозревают не одного, а нас всех!
— А мистер Гудвин гарантирует, что справится? — пропела Лина Дарроу с кушетки.
Я уселся в кресло. Аннабель заняла место напротив меня и спросила:
— Что вы на это скажете? Вы можете что-нибудь сделать?
— Гарантировать я ничего не могу, — заявил я.
— Естественно. Но хоть что-то сделать вы можете?
— Не знаю. Я не уверен, что мне все известно. Хотите послушать, что я думаю об этом деле?
— Да.
— Остановите, если я ошибусь. Случилось так, что я был здесь, когда убили миссис Рэкхем, но за исключением того, что я слышал и наблюдал, толку от этого мало. Все знают, почему я здесь оказался?
— Да, — подтвердила Аннабель.
— Значит, все понимают, почему я особенно не интересовался никем, кроме Рэкхема. Разве что ещё, конечно, вами, миссис Фрей, и мисс Дарроу, но то был интерес не профессионального характера. Мне кажется, перед нами как раз такое преступление, которое никогда не раскрыть с помощью улик или допроса очевидцев. Полиция бросила на это расследование целую кучу людей, и весьма неплохих в своём деле, так что если бы им удалось раскопать хоть что-то ценное среди всех следов, отпечатков пальцев, столовых ножей, алиби, ваших передвижений или туфель, которые обували для прогулок по лесу, кого-то уже давно арестовали бы. И они корпят над этим вот уже целый месяц, поэтому такой подход нам ничего не даст, а львиная часть работы детектива основана как раз на кропотливом исследовании подобных мелочей. Мотив тоже ничего не прояснит, поскольку четверо из вас унаследовали состояние от двухсот тысяч и выше, а двое оставшихся, вполне возможно, рассчитывают связаться брачными узами кое с кем из наследниц. Хотя, воздам вам должное, судя по тому, что здесь творится, навряд ли ухаживания включены в повестку дня.
— Нет, конечно, — промолвила Аннабель.
— В таком случае, — продолжал я, — если, конечно, полицейские не замыслили какую-то сверххитроумную ловушку, то я прав. Впрочем, кто знает. Платить мне или любому другому детективу за то, чтобы повторить путь, уже пройденный полицией, было бы пустой тратой денег. Ниро Вульф, конечно, исключение, но его нет. Пожалуй, есть лишь один способ, как использовать меня, во всяком случае, это даст мне шанс отработать полученный от вас гонорар; он заключается в том, чтобы позволить мне провести часов эдак восемь или десять с каждым из вас шестерых по-отдельности. Много лет я присматривался и прислушивался к тому, как работает Ниро Вульф и, смею вас уверить, способен воссоздать копию, которую не всякий отличит от оригинала. Возможно, окажется так, что овчинка будет стоить выделки для вас всех… кроме одного, как выразился бы мистер Пирс.
Я взмахнул рукой.
— Вот лучшее, что я могу вам предложить. Без всяких гарантий.
— Не надейтесь, что каждый расскажет вам все без утайки, — предупредила Аннабель. — Даже мне пришлось кое-что скрыть от полиции.
— Естественно. Я это прекрасно понимаю. Вполне объяснимо.
— Вы будете работать на меня… на нас. Строго конфиденциально.
— Все новое, что мне удастся выяснить, останется конфиденциальным. А с уже имеющимися уликами скрытничать смысла нет.
Аннабель, сидя в кресле, внимательно смотрела на меня. Пальцы её рук то сжимались, то разжимались.
— Я хочу задать вам один вопрос, мистер Гудвин. Вы считаете, что миссис Рэкхем убил один из нас?
— Сейчас — да. Впрочем, не знаю, что буду думать после того, как переговорю с каждым из вас.
— Вы уже подозреваете кого-то конкретно?
— Нет. Я беспристрастен.
— Хорошо. Можете начать с меня. — Она повернула голову. — Если никто из вас не желает быть первым?
Все сидели молча. Потом Кэлвин Лидс заговорил:
— Я не стану в этом участвовать, Аннабель. Я не верю в Гудвина. Пусть он сперва скажет нам, куда подевался Ниро Вульф и почему.
— Но, Кэл… ты не согласен?
— С Гудвином не согласен.
— А ты, Дейна?
Хэммонд сидел как в воду опущенный. Поднявшись на ноги, он подошёл к ней.
— Это была ошибка, Аннабель. Не стоило затевать это. В чем Гудвин может превзойти полицию? Вряд ли ты сама ясно представляешь, как работает частный детектив.
— Он может попытаться. Ты поможешь, Дейна?
— Нет. Мне тяжело отказываться, но иначе я не могу.
— Оливер, а вы?
— Что ж, — политик нахмурился, в упор глядя на меня, — насколько я понимаю, в такой игре должны участвовать либо все, либо никто. Но я не вижу смысла в том, чтобы…
— Значит, вы тоже отказываетесь?
— В данных обстоятельствах иного выхода у меня нет.
— Ясно. Могли бы просто ответить «нет». Барри?
— Нет, конечно. Гудвин наврал полиции с три короба про визит моей жены к Вульфу. Я и восемь секунд с ним не провел бы, не говоря уж о восьми часах.
Аннабель встала и подошла к кушетке.
— Лина, похоже, остались одни только женщины. Ты и я. Она была так добра к нам, Лина… к нам обеим. Что ты скажешь?
Лина Дарроу вздохнула, принимая сидячее положение.
— Милая Аннабель, ты же терпеть меня не можешь.
— Это неправда, — запротестовала Аннабель. — Только потому, что я…
— Нет, это правда. Ты подозревала, что я пытаюсь тебя обставить. Ты считала, что я увиваюсь за Барри на том лишь основании, что я не скрывала, что вижу в нём человеческие качества. И ещё ты решила, что я хочу отбить у тебя Оливера, тогда как на самом деле…
— Лина, Бога ради! — взмолился Пирс.
Её изумительные тёмные глаза засверкали.
— Именно так, Олли! Тогда как на самом деле ты ей просто наскучил, а тут я подвернулась как нельзя кстати. — Она обвела взглядом всю компанию. — Право, стоит на вас посмотреть и ещё интереснее — послушать! Все вы думаете, что Барри убил её… все, кроме одного, как сказал бы ты, Олли. Но у вас не хватает смелости признаться. А сказала ли ты, милая Аннабель, своему мистеру Гудвину, что жаждешь лишь одного — чтобы он раскопал какое-нибудь доказательство вины Барри? Нет, ты наверняка приберегла это напоследок.
Лина медленно встала на ноги, лицом к лицу с Аннабель, на расстоянии прыжка.
— Я знала, что так и кончится, — обронила она и, обогнув кресло, в котором сидел Лидс, направилась к двери в вестибюль. Все проводили её взглядами, но никто не промолвил и слова; затем, когда она вышла из гостиной, Барри Рэкхем поднялся и, ни на кого не глядя, даже на хозяйку, покинул комнату.
Оставшиеся трое гостей переглянулись. Лидс и Пирс встали с кресел.
— Извини, Аннабель, — выдавил Лидс, — но разве я не предупреждал тебя, что за фрукт этот Гудвин?
Она не ответила. Она стояла молча, и грудь её вздымалась. Лидс ушёл — в походке его не чувствовалось прежней живости, и Пирс, пробормотав слова прощания, тут же последовал за ним. Дейна Хэммонд приблизился к Аннабель и поднес было руку к её плечу, но потом передумал.
— Зря ты это затеяла, дорогая, — миролюбиво произнес он. — Иначе и быть не могло. Если бы ты посоветовалась со мной…
— В следующий раз посоветуюсь, Дейна. Спокойной ночи.
— Я хочу поговорить с тобой, Аннабель. Я хочу…
— Бога ради, оставь меня! Уходи!
Он отступил на шаг и окинул меня испепеляющим взглядом, словно винил в случившемся. Я изогнул правую бровь. Есть у меня такой дар — приподнимать одну бровь, — но обычно я приберегаю его на крайний случай, когда остальные средства исчерпаны.
Ни слова не говоря, он выскочил вон из гостиной.
Аннабель упала в ближайшее к ней кресло, уперла локти в колени и обхватила голову руками.
Я стоял и наблюдал за ней. Потом заговорил, стараясь вложить в голос побольше сочувствия:
— Конечно, триумфом я бы это не назвал, но всё-таки вы попытались. Не собираюсь вас утешать, но на будущее было бы благоразумнее не собирать всю паству, а позволить мне разобраться с каждым в отдельности. И ещё не повезло, что первой жертвенной овечкой вы избрали Лидса, потому что у него на меня зуб. Но, по правде говоря, ваше положение было безнадежно с самого начала. Воздух был настолько наэлектризован, что — взмахни перышком и произошел бы взрыв. Спасибо за приглашение.
