— Конечно, нет. Если только он не убил Эрни.
— За неполную минуту?
— Наверное, за минуту не успел бы. — Хелен недоуменно посмотрела на суперинтенданта: — Вы… обвиняете меня в убийстве Эрни Флетчера?
— Нет, миссис Норт. Однако я полагаю, что вы дали заведомо ложные показания.
— Неправда! Я в самом деле видела, как Эрни ведет того мужчину к калитке. Если в саду прятался другой, о нем мне ничего не известно. Вы не имеете права обвинять меня во лжи! У меня нет причин лгать.
— Если, например, вы узнали того мужчину в саду, причина появляется, причем весьма убедительная.
Салли сжала плечо сестры:
— Спокойно! Отвечать ты не обязана.
— Я не лгала, я говорила правду! Про второго мужчину я ничего не знала, зато слышала, выбегая в коридор, как Эрни свистит, поэтому и решила, что в 22:01 он был жив. Вы заставляете меня сказать, что Эрни не выпроваживал мужчину, но у вас не получится. Эрни его выпроводил!
— Довольно! — вмешалась Салли, бросив на Ханнасайда укоризненный взгляд. — Без адвоката моя сестра больше не будет отвечать на вопросы. Вы слышали ее показания, а если не можете сопоставить их с показаниями констебля, это ваша забота, а не ее.
Вызывающий тон Салли на Ханнасайда совершенно не подействовал.
— Разумеется, посоветуйтесь с адвокатом, это весьма разумно. Не подскажете, где я могу найти мистера Джона Норта?
— Понятия не имею! — огрызнулась Хелен. — Он меня в известность не поставил. Сказал лишь, что поужинает в городе и вернется поздно.
— Благодарю! — Суперинтендант поднялся. — Не смею вас дольше задерживать, миссис Норт.
— Я провожу его, — объявила Салли, едва Хелен потянулась к колокольчику, и распахнула дверь перед Ханнасайдом.
Когда Салли вернулась в библиотеку, ее старшая сестра расхаживала взад-вперед, комкая в руках платочек.
— И что теперь? — Салли недовольно взглянула на сестру.
— Как же мне быть?!
— Отличный вопрос. Не хочешь сказать правду?
— Правду я уже сказала и идти на попятную не намерена! — Хелен перехватила взгляд сестры.
— Ладно, — проговорила Салли после небольшой паузы, — не мне тебя за это упрекать.
— У меня без особых успехов, — признался сержант Хемингуэй, встретив начальника у калитки. — А вы как, разговорили прекрасную Хелен?
— Нет. От своих слов она не отказывается. Хотя что ей остается? Боюсь, я невольно ее напугал… А вы что-нибудь из слуг выжали?
— Очень мало. Той ночью, около половины первого, дворецкий видел, как Невилл идет по подъездной аллее. Получатся, молодой Флетчер мне не соврал. Помимо этого, ничего нового я не услышал. Слуги старой закалки: работают у Нортов по нескольку лет, любят хозяев, лишнего не болтают. Если подумать, жаль, что таких почти не осталось… Полагаете, миссис Норт в сговоре с мужем?
— Не знаю. Сестра не велела ей отвечать на мои вопросы без адвоката, и я не настаивал.
— Очень в духе девицы с моноклем в глазу! — с неодобрением воскликнул сержант. — В мое время женщины о таком и не думали. Я не сторонник эмансипации: она же противоестественна! Ну, чем сейчас займемся? Потолкуем с Невиллом?
— Я возвращаюсь в участок. Невиллом заниматься бессмысленно: кроме задолженности в банке, ничего серьезного у меня на него нет. Надеюсь, Гласс переговорил с почтальоном. По-моему, сейчас нам в первую очередь нужны Норт и Карпентер. Я позвоню в контору Норта и выясню, на месте ли он, а ежели нет, то заглядывал ли в течение дня. Надеюсь, Джевонсу повезло и он раскопал что-нибудь об Энжеле Энжел. Я еще с утра дал ему задание. Кстати, мне нужна фотография Флетчера. Заглянем по пути в Грейстоунс и попросим снимок у мисс Флетчер. Среди вещей Энжелы фотографий не было, верно?
— Только снимки Чарли Карпентера и нескольких приятелей по кабаре. Джимми Гейл уверен, что портрета ее покровителя среди них нет, я специально спрашивал. По-вашему, Энжела играет здесь важную роль?
Ханнасайд ответил, лишь когда они оказались у парадного крыльца Грейстоунс:
— Если наш фигурант — Норт, то вряд ли. Однако так или иначе, с делом она связана. Раскопать о ней побольше совсем не лишне.
Суперинтендант позвонил. Через пару минут дверь открыл Симмонс и сказал, что хозяйки нет дома. Ханнасайд уже хотел попросить фотографию его покойного хозяина, когда в передней возник Невилл с лениво-застенчивой улыбкой на губах.
— Вот так удача! Я от скуки на стенку лезу, выходить не решаюсь: вдруг ваши люди за мной следят? Привлекать к себе внимание нельзя: тете Люси не понравится. А где комиксы? Вы их не принесли?
Сержант прикрыл рот ладонью. В огромных глазах Невилла тотчас вспыхнул упрек.
— А я-то думал, вы меня любите! Даже вызубрил две новые цитаты. Увы, боюсь, они вот-вот из памяти выветрятся.
Хемингуэй не без труда поборол желание спросить, о каких именно цитатах речь.
— Да, сэр, понятно, — сухо проговорил он.
Молодой Флетчер, очевидно, умел читать чужие мысли.
— Знаю, вам не терпится выяснить, что я вызубрил. Цитаты очень сочные, если не сказать вульгарные… ну, вы меня понимаете.
Хемингуэй умоляюще взглянул на Ханнасайда.
— О цитатах вы с сержантом в другой раз поболтаете, — невозмутимо проговорил суперинтендант. — Мистер Флетчер, я надеялся увидеть вашу тетю, но думаю, помочь мне и в ваших силах. Нет ли у вас дядиной фотографии, которую я мог бы одолжить на пару дней?
— Ой нет! — воскликнул Невилл. — В смысле нет фотографии, а не то, что я не хочу ее вам одалживать. Я бы не одолжил, а подарил ее вам.
— Вы очень добры, только…
— Слушайте, я дам вам фотографию из гостиной, а то никак не могу придумать, чем же еще досадить тетушке.
— Я не желаю досаждать мисс Флетчер. Нет ли другого…
— А я желаю! — мягко перебил Невилл. — Я не скажу, что отдал снимок вам, и тетя затеет поиски. С тех пор как мне удаются благородные поступки, я замечаю, что они требуют определенного самопожертвования, а самопожертвование разрушает характер и разъедает душу. — Треща без умолку, Невилл направился в гостиную, где стоял большой студийный портрет Эрнеста Флетчера. — Разве не чудо? — пробормотал Невилл, застыв перед ним.
— Не желаю я брать фотографию, которая дорога мисс Флетчер! — запальчиво проговорил Ханнасайд. — Наверняка есть другая.
— Да, конечно, на тумбочке у тетиной кровати, но ее я не дам. Между контрударом и намеренным раздражением разница все-таки есть.
— Черт меня дери, если я понимаю, о чем вы! — не сдержался Хемингуэй. — Почему вы так относитесь к своей бедной тете?
Невилл лишь мельком взглянул на него из-под полуопущенных ресниц.
— Согласитесь, снимок отличный. Суперинтендант, вам в рамке или без?
— Без рамки, пожалуйста. — Ханнасайд с любопытством посмотрел на молодого человека. — Методы у вас довольно оригинальные.
— Рад, что вы не назвали их эксцентричными. — Невилл достал портрет из рамки. — Ненавижу, когда меня называют эксцентричным. Серости и посредственности обзывают этим словом чистый рационализм. Сейчас спрячу рамку и подкуплю Симмонса, чтобы держал язык за зубами. Единственное преимущество большого наследства — возможность заниматься гнусным искусством взяточничества.
— Небось будете участвовать в поисках фотографии? — осведомился сержант, которого захлестывали одновременно восторг и возмущение.
— Нет, это уж лицемерием попахивает, — невозмутимо отозвался Невилл. — Все, суперинтендант, портрет готов. Приглашаю вас на чай, вдруг тетя вернется.
— У меня идея! — воскликнул Хемингуэй, едва они с Ханнасайдом выбрались на улицу. — Знаете, что напоминает мне глупая улыбочка Флетчера-младшего?
— Не знаю. Что?
— Картину, которой так восторгаются, в упор не понимаю почему. На ней девица с невыразительным лицом и хитрой улыбкой.
— «Мона Лиза»! — захохотал Ханнасайд. — Да, понимаю, о чем вы. Невилл — странный молодой человек.
— Порой меня так и подмывает повесить убийство на него, — признался Хемингуэй. — Только, по-моему, размозжить череп — слишком примитивно для такого эстета.
Через пару минут они сели на автобус, который привез их к самому участку. Констебль Гласс с задания еще не вернулся. Ханнасайд по телефону выяснил, что Джона Норта до сих пор нет на службе, и позвонил в Скотланд-Ярд, чтобы поговорить с инспектором Джевонсом. С инспектором его тотчас соединили, но рассказать тому было почти нечего. Он разыскал многоэтажку, где неизвестный покровитель устроил Энжелу Энжел, однако ее квартиру теперь снимал некто Смит. Швейцар не сомневался, что сможет его опознать, и описал как стройного, прекрасно одетого брюнета.
Ханнасайд глянул на часы и решил отправиться в Лондон, поручив Хемингуэю опросить Гласса, когда тот вернется. Они договорились встретиться в управлении, суперинтендант назначил время и уехал, прихватив с собой портрет Флетчера.
