— Да. — Уиппл опустил голоду. Я видел много людей, сидевших в этом кресле, опустив голову, убедившись в том, как трудно ворочать мозгами под взглядом Вулфа. Увидев свои очки на полу, Уиппл нагнулся, поднял их, снова достал платок и медленно принялся протирать стекла.
— Я не тороплю вас с ответом, — вздохнул Вулф.
Уиппл поднял голову.
— О, это совершенно излишне. Я думал о своей жене. Если бы она узнала, что завтра ее сын может быть дома… Но ей это не обязательно знать. — Он надел очки. — Информация… Останется ли она только вашим достоянием? Сможете ли вы использовать ее, если…
— Я могу использовать ее в любое время. Она в письменной форме, точнее, в виде документа, подписанного женщиной, которую ваши друзья видели здесь сегодня.
— А их не будут обвинять за это?
— Нет.
— Я знаю ее?
— Сомневаюсь. Я не могу назвать вам ее имя.
— Я хотел бы задать один вопрос…
— Вы уже задали три. Попытаюсь ответить и на четвертый.
— Знаете ли вы… то есть подозреваете ли вы, кто убил Сюзанну?
— Нет. У меня нет ни малейшего представления. У меня нет плана дальнейших действий. У меня есть только обязательство перед вами, и я надеюсь выполнить его, хотя в настоящий момент еще не знаю, когда и как. Бывало ли у вас, что ответ, на долго мучивший вас вопрос, приходил, когда вы чистили зубы?
— И не однажды.
— Я начну чистить зубы через два часа. Но не электрической штукой, при пользовании которой боязнь получить электрический удар забивает все мыслительные процессы. Приходилось ли вам в качестве антрополога думать о том, чем нам грозит автоматизация?
— В качестве антрополога — нет.
— А просто как человеку?
— Да, пожалуй.
— Вашему сыну двадцать три года. Сознаете ли вы, что, отвращая от него это бедствие, мы неизбежно вынуждаем его страдать от еще худшего?
Очень ловко! Лицом к лицу с отцом, обеспокоенным судьбой сына, арестованного по обвинению в убийстве, он справился со своей задачей меньше чем в четверть часа и направил разговор на автоматизацию. Свежая аудитория — со мной ему еще предстояло сидеть рядом вместе за ужином. Очень ловко. Ничего не скажешь.
Мне следовало бы догадаться раньше. В среду утром, сидя за завтраком в кухне, я уткнулся в «Таймс», но все время прислушивался. Если позвонит внутренний телефон, значит это Вулф из своей комнаты зовет меня к себе за инструкциями. Я мог бы догадаться и раньше, к чему он клонит, говоря, что ответы на недоуменные вопросы иногда приходят в голову во время чистки зубов. Я не утверждаю, что во время процесса чистки зубов его никогда не осеняют какие-нибудь идея, но случается это лишь тогда, когда мы заняты действительно срочным делом. Сейчас ничего срочного не было. Какого черта, в самом деле! Данбар жив и здоров, ему не грозит никакая опасность, трехразовое питание обеспечено. Иное дело, если бы так питаться пришлось Вулфу. Тогда это было бы срочным делом.
Та среда, с профессиональной точки зрения, била пропащим днем. То, что Вулф отключился от работы, не явилось для меня новостью, но прежде я всегда получал удовлетворение от того, что «натаскивал» его, давал толчок его мыслям, — как я уже говорил, это было одной из моих основных обязанностей. Теперь я был обезоружен. Я считал, что никто ничего не может сделать, и в ту среду так оно и было в действительности. Единственное, что было предпринято или сказано в связи с делом Уиппла, произошло около пяти часов, когда Вулф развлекался в оранжерее со своими орхидеями. Раздался звонок, я проворчал: «Опять автоматизация», — и поднял трубку.
— Контора Ниро Вулфа. У телефона Арчи Гудвин.
— Это Питер Воун. Я звоню в это время, так как знаю, что Вулфа сейчас нет. Я не выношу его.
— Я тоже. Сегодня. Вы уже встали и оделись?
— Конечно. Я проспал семнадцать часов. Вы видели ее?
— Да, и мистер Вулф тоже. Вчера миссис Кеннет Брук провела некоторое время у нас в конторе. Успокойтесь. Она подтвердила все сказанное вами. Вы, конечно, захотите узнать, сообщили ли мы об этом куда следует? Отвечаю: нет. Пока мы приберегаем информацию для себя. Я не советую вам являться к ней в дом. Она может подмешать вам в чай уксус или что-нибудь похуже. Да, между прочим, я хотел вас спросить — приходилось ли вам слышать, чтобы она имитировала чей-нибудь голос?
— Да, часто. Она очень ловко это делала. Она ведь была артисткой, вы, наверное, знаете?
— Вот как?!
— Да. Долли Дрей. Не звезда, конечно, но все же… Выйдя замуж за Кеннета, она бросила сцену. Я их тогда еще не знал. А почему вы спрашиваете об этом?
— Просто хочу проверить одну маленькую догадку. Служебная рутина. Она, верно, могла подражать и голосу Сюзанны?
— Конечно. Я даже слышал, как она передразнивала речь Сюзанны в защиту гражданских прав. Мне не понравилось, конечно, но делает она это неплохо. Послушайте, я не хотел говорить, но скажу. Возможно, я вскоре сообщу вам нечто важное. Застану ли я вас вечером дома?
— Да, но я и сейчас здесь. Спешите.
— Нет, нет, не могу… Позже. Возможно, мне померещилось, но я собираюсь все выяснить. Может быть, я позвоню вам еще сегодня.
— А как вы собираетесь выяснить?
— Не задавайте лишних вопросов. Жалею, что сказал об этом раньше времени. Возможно, все это сущие пустяки. Я чертовски благодарен вам и Вулфу за то, что вы не сообщили полиции. Я был почти уверен, что вы этого не сделаете, иначе бы они не преминули пристать ко мне. Чертовски вам благодарен!
Оно повесил трубку, и я тоже был благодарен ему. Он дал мне кое-что, над чем я мог поразмыслить. Есть ли шансы на то, что он представит нам какие-либо факты, над которыми мы сможем потрудиться, и если да, то что именно? Видимо, это касалось Долли Брук, так как она и Кеннет были единственным звеном, связывающим его с нашим делом. Однако то, что он хотел выяснить, не касалось, конечно, его сообщения относительно способностей Долли имитировать чужие голоса, иначе бы он спросил, почему я этим интересуюсь. Правда, он мог спросить, желая выяснить, знаю ли я что-нибудь о том, что известно ему или что он подозревает. Мне следовало бы разобраться в этом. Я позвонил сперва в контору фирмы «Герон» на Манхэттене, там его не было. Затем — к нему домой. Он только что ушел, и дома не знали — куда.
Когда Вулф появился из оранжереи, я доложил ему о разговоре с Воуном. Он слушал рассеянно, всем видом показывая, что не слышит ничего такого, что требовало бы его внимания. Очевидно, по каким-то причинам, неуловимым для меня, он был уверен, что Долли Брук непричастна к делу. Возможно, он просто не хотел больше слышать о ней, а тем более еще раз встречаться. Когда я высказал мысль, что нам не мешает разыскать Воуна и вынудить его рассказать все по порядку, он только презрительно фыркнул: мистер Воун — явный осел, коль скоро не сумел развеять свои иллюзии в отношении мисс Брук. Это было недурным завершением дня. У меня хватило сметки подняться к себе в комнату, позвонить Люси Вальдон и пригласить ее к Рустерману. Вместо этого она предложила поужинать у нее дома. Я согласился. У нее уютно и тихо. Можно громко смеяться и чувствовать себя свободно. Настроение у меня было такое, что я нуждался в хорошей компании. Если позвонит Воун, Вулф скажет ему, где меня найти. Я отправился в душ.
По утрам туман у меня в голове начинает рассеиваться после того, как я выпью стакан апельсинового сока, а после второй чашки кофе все становится на свои места, так что, когда в половине десятого я направляюсь в контору, то чувствую себя бодрым и готовым приняться за работу. Правда, бывают и исключения, и в то утро так оно и случилось. Во-первых, вместо девяти тридцати явился в контору часом позже… Я вернулся домой около трех часов ночи и спал на два часа меньше, чем обычно. Но главное, мне не к чему было быть собранным. Меня не ждала работа.
Если даже Питер Воун и звонил, то по пустякам, иначе на моем столе, когда я вернулся домой, была бы какая-нибудь записка. Видимо, все продолжалось по-прежнему. У меня даже возникло намерение подняться наверх, взять зубную щетку Вулфа и положить ему на стол поверх свежей почты. Но это ничего бы не дало. Я подумал — не пойти ли прогуляться, лишь бы не сидеть в конторе, когда появится Вулф. Эта мысль пришлась мне по душе. Стрелки часов показывали 10.52. Я зашел в кухню и предупредил Фрица, затем направился в прихожую и только начал надевать пальто, как на матовое стекло входной двери легла чья-то тень. Я обернулся. На крыльце стоял инспектор Кремер. Вот и отлично. Я приветствовал что угодно и кого угодно, хоть самого инспектора, даже если он и пронюхал что-нибудь про Долли Брук и намеревался привлечь нас к ответственности за сокрытие сведений. Он протянул руку к кнопке звонка, я распахнул дверь и сказал:
— Привет. Я давно жду вас.
Он ничего не ответил. Он был не только малосимпатичен, но к тому же и молчалив. Сняв пальто, он бросил его на скамью, поверх швырнул шляпу и направился в кабинет. Войдя, он взглянул на часы. Идя к своему месту, я отлично видел его широкие плотные плечи и здоровую задницу, не пошевелившиеся в течение трех минут, пока не появился Вулф, который остановился при виде полицейского.
