Когда инспектор вернулся в комнату Сломана, Найджел еще курил сигарету и забавлялся игрой со скорлупой грецкого ореха. Блаунт испугался, подумав, что вся эта трагедия отразилась на психике Стрэйнджуэйза, но в следующее мгновение Найджел заговорил, выказав при этом признаки полного душевного здоровья:
— Я нашел решение, Блаунт, я разгадал эту загадку!
— Черта лысого вы разгадали!
— И тем не менее… — Найджел поведал о своих выводах. Инспектор слушал его сначала недоверчиво, потом со всевозрастающим интересом, а под конец был буквально сражен.
— Черт бы вас побрал, Стрэйнджуэйз! Вы проделали отличную работу! Хотя дело это мне не нравится! Очень не нравится! В этом преступлении кроется слишком холодный и злобный расчет… И чем быстрее мы найдем этого преступника, тем лучше для всех!
— Выбор не так уж и велик, — медленно сказал Найджел.
— Да… И, к счастью, все это не может продолжаться долго. Лишь бы Беллами поскорее пришел в себя! Видимо, у него найдется ключ ко всему. Врач сказал, что ему значительно легче, но может пройти еще несколько дней, прежде чем он окончательно придет в себя. К тому же после такого удара всегда существует опасность потери памяти. Пока мы должны действовать без него. Я разошлю описание личностей подозреваемых во все торгующие химикатами магазины. Ведь синильную кислоту продают не так просто, как масло. Но даже если убийца при покупке назвал фальшивое имя — ибо все имена, как правило, заносятся в регистрационную книгу, — то и в этом случае, если нам хоть немного повезет, мы его отыщем. Мои люди начнут работать немедленно. Кстати, я не думаю, чтобы этот орех был изготовлен здесь. Если у вас найдется часок-другой времени, мистер Стрэйнджуэйз, то я бы с удовольствием…
— Нет! — решительно запротестовал Найджел. — Вы, полицейские, возможно, и способны работать сутками на голодный желудок, но для меня время обеда уже давно миновало, и я намереваюсь совершить налет на кладовую. Пойдемте со мной. Я скажу Лили, чтобы она принесла в столовую все, что только есть съедобного.
Стрэйнджуэйз проглотил буквально полкило холодной говядины, десяток картофелин, полбуханки хлеба и половину яблочного пирога, не сказав при этом инспектору ни слова касательно дела. Наконец он с сожалением поставил пустой стакан из-под пива на стол, вытер рот и предложил:
— Продолжайте! Я вас слушаю!
— Во-первых, я полагаю, что самоубийство как таковое исключено. Киотт-Сломан вряд ли покончил бы с собой таким сложным способом. Ведь не стал бы он приготавливать для себя этот орех!
— Согласен!
— Во-вторых, нет никакого смысла выяснять, что делали обитатели дома сегодня в тот или другой час, ибо этот орех мог пролежать на тарелке день или два. Миссис Грант сказала, что эта тарелка всегда пополнялась с тех пор, как Киотт-Сломан появился в доме. Возникает еще один любопытный вопрос: связано или нет это убийство с предшествующими преступлениями?
— Думаю, что да, но другим вариантом тоже нельзя пренебрегать.
— Если этой связи не существует, значит, у нас в доме два убийцы…
— Может быть, и так.
— Я все-таки склоняюсь к мысли, что связь между преступлениями существует. Ну хорошо, предположим, что Киотт-Сломан знал нечто, представлявшее для убийцы большую опасность. Что именно это могло быть?
— Мне кажется, что он знал что-то об убийстве О'Брайена. — Найджел перекинул ноги через подлокотник кресла и закурил.
— Я тоже так думаю. Нам известно, что Киотт-Сломан находился в бараке и возле него до убийства полковника. Возможно, он видел, как после О'Брайена в барак пришел еще кто-то. На следующий день он узнает, что произошло убийство. Но он не спешит в полицию, рассчитывает подороже продать свое молчание. Убийца же О'Брайена, решив, что так будет надежнее, убивает и его.
— Почему, в таком случае, убийца ждал два дня?
— Мне кажется это довольно ясным. Ведь Киотт-Сломан узнал, что мы подозреваем его самого, только сегодня днем.
Единственной возможностью выпутаться было для него честно рассказать, кого он видел в ту ночь. Решиться на это было трудно, ибо тем самым он убивал курицу, которая должна была нести для него золотые яйца. Возможно даже, Сломан думал, что мы ему не поверим и вообще приберегал это признание на крайний случай. Убийце, однако, становится окончательно ясно, что подозрение падает на Сломана. Он боится, что последний не выдержит, и потому убирает его.
— Весьма разумно, за исключением одного-единственного. Вы не находите, что в этом случае у убийцы остается слишком мало времени, чтобы приготовить такой орех?
— А если убийца заготовил орех заранее, желая испытать его на О'Брайене? А может быть, просто на всякий случай хотел иметь при себе яд.
— Есть и еще один вариант: неизвестный хотел устранить Киотт-Сломана, потому что тот шантажировал его, но не убийством полковника, а чем-то другим. И хотел устранить его еще раньше.
— Да, вполне может быть, мистер Стрэйнджуэйз. И если следовать вашей теории, она приводит нас прямым путем к Кавендишу. Ведь он сам признался, что Сломан пытался его шантажировать, и мы имеем доказательства этого. Возможно, именно Кавендиш и является убийцей полковника. Хочу сказать, что после всего, что мне довелось тут увидеть, его поведение кажется весьма подозрительным. Он все время выглядел каким-то встревоженным, хотя до сих пор его мрачный вид мы связывали лишь с финансовыми затруднениями.
— Во всем этом деле Кавендиш ведет себя подозрительнее всех, — сказал Найджел, словно обращаясь к самому себе.
— Что вы хотите этим сказать? У вас есть что-то определенное?
— Ничего определенного. Я тщательно наблюдал за Кавендишем в течение двух дней и пришел к выводу, что его поведение напоминает поведение убийцы, у которого вот-вот сдадут нервы. На его лице просто написано сознание какой-то вины. И это меня беспокоит.
Блаунт с разочарованным видом откинулся в кресле.
— Вы слишком осторожничаете в своих выводах, Найджел. Опыт моей работы показывает, что непрофессиональный убийца чаще всего выдает себя своим поведением. Людей с железными нервами вы можете найти только в детективных романах.
— Будем надеяться, что так оно и есть.
Блаунт выразительно посмотрел на Найджела, в этот момент уставившегося куда-то поверх лысой макушки инспектора.
— Странно! — протянул Стрэйнджуэйз. — Раньше я на это и не обратил внимания. Ведь это, судя по всему, подлинный Пикассо! — Он встал и внимательнее посмотрел на маленький рисунок в рамке, висевший на стене позади инспектора.
— Вы только что сказали «будем надеяться», мистер Стрэйнджуэйз, — продолжал свое инспектор. — Это означает, что вы подозреваете кого-нибудь другого?
Найджел отвернулся от рисунка и опять уселся в кресло.
— Если подозревать Кавендиша, то нужно признать, что и другие гости вызывают некоторые подозрения, — сказал он. — Например, сегодня после ленча я был свидетелем небольшой стычки между Сломаном и Старлингом. И Сломан в злобе крикнул в лицо профессору, что знает о нем кое-что такое, что может изменить отношение к нему полиции. Я, правда, очень хорошо знаю Филиппа. А что касается убийства, могу ручаться за него на все сто процентов. Кроме того…
— В нападении на Беллами его подозревать вообще нельзя. На всякий случай я хочу еще раз допросить миссис Грант, чтобы быть полностью уверенным, что Беллами действительно до половины третьего находился неподалеку от кухни.
— Вы не должны, мистер Блаунт, придавать моим словам слишком большое значение. Я только хотел сказать, что в этом деле Кавендиш является не единственной загадочной личностью. Возьмите, к примеру, Люсиллу. Она тоже поссорилась со Сломаном, а когда в рядах сообщников наступает раздор… Ведь говорят же, что она помогла Киотт-Сломану убрать полковника, но когда увидела, что у того сдают нервы, чтобы обезопасить себя, отравила его… Или, скажем, миссис Грант — тоже женщина, хотя по ее виду это мало заметно, но именно по этой причине она и могла быть потенциальным убийцей. Допустим, что в ее прошлом есть какое-нибудь темное пятно. Например, ее бросили одну с ребенком и всю жизнь она тяжелым трудом добивается того, чтобы ее сыну жилось лучше, чем ей. Киотт-Сломан узнает эту тайну и шантажирует ее… Правда, сейчас трудно представить себе миссис Грант в роли обесчещенной девушки… А если посмотреть на садовника? Его зовут Джереми Негрум. Одно имя чего стоит! И он все время проводит в теплице…
Инспектор Блаунт неспешно поднялся.
— Я подумаю обо всем, что вы сказали, мистер Стрэйнджуэйз, — серьезно произнес он и с этими словами вышел.
Найджел отправился спать. Несмотря на озорство, с которым он выкладывал инспектору все свои версии, он был довольно удручен. И не успел он коснуться подушки, как ему приснился страшный сон. Он увидел Джорджию Кавендиш с зеленым попугаем на плече, которая с укоризненной улыбкой смотрела на него. Потом попугай превратился в радиоприемник, из которого все громче и громче звучала фраза: «Яд — это чисто женское оружие! ЯД ЭТО ЧИСТО ЖЕНСКОЕ ОРУЖИЕ!»
