Дрейк усмехнулся:
– Местные власти об этом не задумывались.
– В котором часу ограбили банк?
– Утром, в половине одиннадцатого.
Адвокат выдернул из бумажника фотографию Ферн Дрисколл:
– Пол, сделай с нее побольше копий. Задействуй всех своих людей. Я хочу, чтобы этот снимок появился во всех газетах вместе с сообщением об ограблении банка.
Молодой человек вскочил на ноги. Мейсон пихнул его обратно в кресло и сунул в руки бумажник.
– А какой в этом смысл, Перри? – спросил детектив.
– Не все ли тебе равно? Займись делом. Побывай во всех мотелях в радиусе трех часов езды от Мидфилда. Показывай там фотографию. Опубликуй ее в газетах. Поставь в известность ФБР. Вообще, шевелись.
– Все это на руку обвинению, – проворчал Дрейк. – Ничего хорошего из этого…
Адвокат, все еще удерживавший Бэйлора в кресле, прикрикнул на своего помощника:
– Да иди же, наконец! Сколько можно болтать?!
Дрейк вышел.
Бэйлор, сделав еще одну безрезультатную попытку встать, сказал с печальной искренностью:
– Знаете, мистер Мейсон, я когда-нибудь убью вас, даже если на это уйдет вся моя оставшаяся жизнь!
Судья Болтон обвел глазами переполненный зал.
– Суд ознакомился с отчетами о деле в утренних газетах, – сказал он. – Хочу попросить зрителей воздерживаться от замечаний, какой бы характер они ни носили… Кажется, все в сборе. Можно начинать. До перерыва обвиняемая отвечала на вопросы прокурора. Прошу ее снова занять свое место.
– Минуточку, – вставил Бергер. – Я пришел к выводу, что все существенное уже было сказано. У меня нет больше вопросов.
– У меня тоже, – тут же сказал Мейсон.
– Отлично. Ваш следующий свидетель?
– Попрошу вызвать мистера Гарримана Бэйлора, – сказал адвокат.
– Кого?! – воскликнул изумленный миллионер.
– Вас, мистер Бэйлор. Прошу сюда.
Миллионер вскочил:
– Я ничего не знаю об этом деле. Я здесь только потому, что интересуюсь…
– Вас вызвали давать показания, – перебил его судья. – Вы обязаны выйти и принять присягу.
Прокурор встал со своего места.
– Я возмущен попытками мистера Мейсона отвлечь внимание суда, впутав в дело мистера Бэйлора, который здесь совершенно ни при чем. Ставлю суд в известность, что я лично выяснил: он совершенно не в курсе дела. Единственное, о чем он может рассказать, – это о Ферн Дрисколл, однако такого рода сведения понадобятся скорее на суде присяжных. Сейчас, во время предварительного слушания, это никому не нужно. Поэтому думаю, что не стоит вызывать его свидетелем.
– К сведению окружного прокурора, защита имеет неоспоримое право вызвать в качестве свидетеля любого человека, – заявил судья. – Поэтому мистер Бэйлор должен принять присягу и дать показания. Обвинение, как всегда, имеет право вносить протесты по поводу конкретных вопросов.
Миллионер нехотя встал и пошел давать показания.
– Ставлю суд в известность, что мистер Бэйлор страдает от бурсита, – снова вмешался прокурор. – Поэтому, когда он будет принимать присягу, прошу разрешить ему поднять не правую, а левую руку.
– Минуточку, – сказал Мейсон. – С позволения суда, протестую против того, что прокурор дает показания вместо свидетеля!
Судья посмотрел на адвоката дикими глазами:
– Но он же не дает показания, мистер Мейсон!
– Прошу извинения у суда, но прокурор делает ничем не оправданные заявления, суть которых чрезвычайно важна для дела.
– Вы имеете в виду его слова, что мисс Стрит дала ложные показания?
– Отнюдь нет. Возражаю против его заявления, что мистер Бэйлор страдает от бурсита и потому не может поднять правую руку.
– Что?! – взъярился прокурор. – Я же не даю никаких показаний, я просто объясняю суду, в чем дело!
– А вы уверены, что вам известно, в чем дело?
– Ну знаете… Он же… Мистер Бэйлор ведь был у меня в кабинете. Я долго беседовал с ним и выяснил все подробности, в том числе и насчет его болезни.
– Вот я и говорю, ваша честь, что прокурор дает сейчас показания, к тому же с чужих слов!
– Послушайте, к чему вы клоните? – вопросил судья.
– По закону свидетель обязан поднять правую руку и принять присягу. Если он отказывается сделать это, я хочу знать, по какой причине он не может поднять руку.
Судья повернулся к Бэйлору:
– Скажите, вы не можете поднять правую руку из-за бурсита плечевого сустава?
Воцарилась напряженная тишина.
– А может, – продолжал Мейсон, – из-за инфицированной раны, нанесенной шпателем для мороженого?
– Шпателем?! – вырвалось у судьи.
– Вот именно, шпателем, – подтвердил адвокат. – Если суд обратит внимание на фотографию в газете, где мистер Бэйлор выходит из самолета, то на ней видно, что он держит портфель в левой руке, а правой машет тем, кто его встречает. В статье под этим снимком говорится, что он страдает от бурсита. Если это верно, то поражено у него левое плечо. Хотелось бы знать, как это болезнь так внезапно перекинулась на другую руку. Прошу выяснить у мистера Бэйлора, кто из врачей лечил его в нашем городе и не по поводу ли колотой раны он к ним обращался.
– Это весьма тяжкое обвинение, мистер Мейсон, – сказал судья. – Надеюсь, вы располагаете фактами, подтверждающими вашу правоту.
– Мои слова стоят слов прокурора о том, что мистер Бэйлор не может поднять руку из-за бурсита, – возразил адвокат. – Если вам нужны факты, потребуйте их сперва у прокурора.
– Мистер Мейсон, вы заходите слишком далеко. Это уже граничит с неуважением к суду.
– Прошу извинить. Вы, наверное, неправильно меня поняли. Я имел в виду лишь то, что мои слова о ранении мистера Бэйлора были встречены с величайшим недоверием, тогда как утверждение прокурора, что тот страдает бурситом, не вызвало никаких возражений. Убедительно прошу суд узнать у мистера Бэйлора имена врачей, которые его лечили.
– В этом нет необходимости, – прозвучал густой баритон миллионера. – Я должен был внести ясность раньше. Весь этот обман мне давно уже надоел. Хочу заявить суду: мистер Мейсон совершенно прав. Бурсит у меня на левом плече. Правую руку я не могу поднять из-за инфицированной раны, нанесенной шпателем.
Судья тут же принялся стучать молоточком по столу, пытаясь усмирить возникшую сумятицу:
– К порядку! Тишина в зале, иначе я прикажу очистить помещение! Тишина!
Шум несколько поутих. Судья как-то озадаченно посмотрел на Бэйлора и сказал:
– Ничего не понимаю. Вас-то кто ранил шпателем?
– Все очень просто, – ответил миллионер. – Я хотел получить у Милдред Крэст письма моего сына к Ферн Дрисколл. Боялся, что их опубликует бульварный журнал. Придя в отель, я не застал мисс Крэст дома. Тогда я подкупил портье, получил второй ключ от ее номера и проник туда. На всякий случай я вывернул пробки – чтобы меня не узнали, если застанут врасплох. Я зажег карманный фонарик и стал искать письма. Вдруг дверь отворилась и вошла хозяйка номера. Я понял, что оказался в дурацком положении, и решил попытаться проскочить мимо нее к двери. В темноте я нечаянно толкнул ее. Мне не приходило в голову, что у нее в руке может быть шпатель. Он вонзился мне в руку чуть ниже плечевого сустава и застрял там. Сбежав вниз по лестнице, я наткнулся на Хэррода, очевидно наблюдавшего за тем, что происходит в отеле. Он узнал меня, вытащил фотоаппарат и стал снимать. Я понял, что попался. Быть изобличенным в качестве взломщика мне не хотелось. Я сел в машину, вернулся домой, извлек из руки шпатель и обработал рану, как потом выяснилось – неудачно. Затем я позвонил Хэрроду и предложил ему десять тысяч за то, чтобы он молчал. Что я еще мог сделать? Мы решили, что он позвонит мистеру Мейсону и заявит, что мисс Крэст ранила шпателем его. Он так и сделал, причем сказал адвокату, что ранен в грудь; наверное, хотел выторговать побольше денег. Тот поверил. С того дня я отключил свой телефон в отеле и никуда не выходил. Хэррод докладывал мне, как обстоят дела. Я никогда не шел на поводу у шантажистов, но здесь у меня не было выбора. Он получил свои десять тысяч и знал, что если добудет письма, то получит еще. Так что прошу извинить меня, ваша честь, за то, что я не сказал правду с самого начала.
Судья взглянул на растерянного, павшего духом прокурора, потом на Мейсона.
– Если все так и было, кто же тогда смертельно ранил Карла Хэррода?
– Сделать это мог лишь один человек, ваша честь, – уверенно сказал адвокат. – Когда я разговаривал с Хэрродом, он до смерти не хотел показываться доктору. Дело в том, что в этот момент на теле его не было никакой раны. Но я настоял на том, чтобы его осмотрел врач. Тогда он сделал единственно возможную вещь – попросил молодую женщину, с которой жил, слегка царапнуть его шпателем. Та решила не упускать случая – ведь Хэррод только что получил от Бэйлора десять тысяч наличными. Он обнажил грудь. Женщина взяла на кухне шпатель, наклонилась над ним, ободряюще улыбнулась и вонзила шпатель прямо ему в сердце. Он умер почти мгновенно. Тогда она забрала деньги, вызвала полицию и рассказала о выдуманном ею предсмертном заявлении Хэррода. Если бы окружной прокурор, вместо того чтобы возмущаться моим участием в деле, допросил бы со всей строгостью эту женщину, истина могла бы обнаружиться и раньше.
