— Ах, это вы…
Замечание показалось мисс Марпл странным. Ведь он перед этим довольно долго беседовал с ней.
— Я думал сейчас о другом, — сказал Алекс Рестарик. — Этот мальчишка, Эрни… — Он как-то странно повел руками.
Потом, как-то вдруг изменившись, он прошел через Зал, вошел в библиотеку и закрыл за собой дверь.
Из-за закрытой двери раздались голоса, но мисс Марпл не стала вслушиваться. Ее не интересовали многочисленные таланты Эрни, как и то, что он видел или говорил, будто видел. Она сильно подозревала, что Эрни вообще ничего не видел. Она не верила, что в сырую и туманную ночь, подобную прошлой, Эрни захотелось блеснуть своим талантом по части открывания замков — только ради того, чтобы пройтись по парку. Вероятнее всего, он вообще никогда не выходил по ночам, а просто хвастал.
Как Джонни Бэкхаус, подумала мисс Марпл, у которой всегда были наготове примеры из жизни обитателей Сент-Мэри-Мид.
«А я вас видел вчера ночью!» — ехидно дразнил Джонни Бэкхаус всех, кому хотел испортить настроение.
И очень часто ему это удавалось. Не так уж редко, подумала мисс Марпл, люди оказываются там, где им совсем не нужны свидетели!
Она изгнала из своих мыслей Джонни и сосредоточилась на том, что сказал Алекс об инспекторе Карри и его соображениях. Эти соображения подали Алексу некую мысль. Кажется, они и ей подали мысль. Ту же самую? Или иную?
Она встала там, где только что стоял Алекс Рестарик. И подумала: «Пусть это будет не настоящий Зал, а только картон, холст и дерево. Декорации». В ее уме пронеслись отрывочные фразы. «Иллюзию создают глаза зрителя…» «Это делается с помощью зеркал…» Стеклянный сосуд с золотыми рыбками.., длинные цветные ленты.., исчезающие женщины.., все атрибуты фокусника, отвлекающие внимание зрителя…
Что-то мелькнуло в ее сознании.., какой-то образ.., слова Алекса.., его описание констебля Доджета, который отдувался и пыхтел… Что-то шевельнулось в ее сознании, и все вдруг прояснилось.
— Ну конечно! — сказала мисс Марпл. — Вот как это было…
1
— Ox, Уолли, как ты меня напугал!
Выходя из театра. Джина отпрянула назад. Из полумрака выступила фигура Уолли Халда. Еще не совсем стемнело, но в слабом, угасающем свете предметы теряли свою реальность и приобретали пугающие призрачные очертания.
— Что ты тут делаешь? Ведь ты сюда никогда не ходишь.
— Может быть, ищу тебя. Джина. А легче всего тебя найти здесь.
Негромко и с расстановкой сказанные слова не звучали упреком, однако Джине послышалось именно это.
— Здесь моя работа, и она меня увлекает. Мне нравится даже запах красок и холста. И вообще вся атмосфера кулис.
— Да, тебе здесь нравится, я знаю. Скажи, Джина, сколько еще времени будет разбираться это дело?
— Дознание будет завтра. А следствие закончится недели через две. Так, по крайней мере, дал нам понять инспектор Карри.
— Две недели, — задумчиво повторил Уолли. — Ну, скажем, три. После этого мы свободны. И я уеду в Штаты.
— Не могу я так срываться с места! — воскликнула Джина. — Как можно сейчас оставить бабушку? И еще мы готовим два новых спектакля.
— Я не сказал «мы». Я сказал, что я уеду.
Джина взглянула на своего мужа. В полутьме он казался очень большим. Крупный, спокойный… Но Джине почудилось в нем что-то угрожающее… Чем же он угрожает?
— То есть, — сказала она нерешительно, — ты не хочешь, чтобы я тоже ехала?
— И этого я не сказал.
— Значит, тебе просто безразлично, поеду я или нет? Так, что ли?
Она вдруг рассердилась.
— Послушай, Джина. Нам надо поговорить начистоту. Когда мы поженились, мы мало что знали друг о друге. О нашей родне, о том, где мы выросли. Мы думали, что это не важно. Уж очень нам было хорошо вдвоем. Только это и было важно. Теперь первое действие окончено. Твоя родня не очень высокого мнения обо мне. Что ж, может быть, они и правы. Я им не ко двору. Только не думай, что я останусь здесь. Бить баклуши или делать что придется в этом сумасшедшем доме. Так что подумай хорошенько. Я хочу жить у себя на родине и делать ту работу, какую хочу — и умею — делать. Я мечтал о такой жене, какими были жены наших первых поселенцев, готовые на все, на непривычные условия, на опасности, на лишения… Наверное, нельзя столько от тебя требовать. Но для меня или это, или ничего! Наверное, я слишком поспешно навязался тебе в мужья. Если так, то лучше тебе освободиться от меня и начать все заново. Тебе решать. Если предпочитаешь кого-нибудь из этой богемы — дело твое. А я еду домой.
— По-моему ты просто нахал, — сказала Джина. — Что же касается меня, то мне здесь нравится.
— Вот как? А мне нет. И то, что здесь произошло, тебе нравится?
— Так говорить жестоко. Я очень любила дядю Кристиана. А ты понимаешь, что кто-то давно пытается отравить бабушку? Какой ужас!
— Вот поэтому мне здесь и не нравится. Мне не по душе то, что здесь происходит. Я уезжаю.
— Если тебя выпустят! Неужели тебе не ясно, что тебя могут арестовать по подозрению в убийстве дяди Кристиана? Мне становится страшно, когда инспектор Карри на тебя поглядывает. Точно кошка, которая следит за мышью, и уже выпустила когти и готова к прыжку. И все из-за того, что ты уходил менять пробки, и потому, что ты не англичанин. Я уверена, что они все хотят приписать тебе.
— Пусть сперва найдут доказательства.
Джина простонала:
— Я боюсь за тебя, Уолли! Все время боюсь.
— Не стоит. У них же нет никаких доказательств.
Они пошли к дому и некоторое время молчали. Потом Джина сказала:
— Не верю, что ты в самом деле хочешь взять меня с собой в Америку.
Уолтер не ответил. Джина обернулась к нему и топнула ногой.
— Ненавижу тебя! Ненавижу! Какая же ты скотина — жестокая, бесчувственная скотина! И это после всего, что я пыталась для тебя сделать! Ты хочешь от меня избавиться. Тебе все равно — увидишь ты меня когда-нибудь или нет! Ну так и мне все равно! Какая я была дура, что вышла за тебя! Постараюсь поскорее развестись и выйду за Стивена или за Алекса и буду гораздо счастливее, чем с тобой. А ты уезжай в свои Штаты и женись на какой-нибудь кошмарной девице, уж она тебе покажет небо в алмазах!
— Вот и отлично! — сказал Уолли. — Теперь, по крайней мере, все ясно.
2
Мисс Марпл видела, как Джина и Уолли вместе вошли в дом. Она стояла как раз на том месте, где несколькими часами раньше инспектор Карри проводил эксперимент с констеблем Доджетом.
Голос мисс Беллевер, раздавшийся за ее спиной, заставил ее вздрогнуть.
— Вы простудитесь, мисс Марпл, нельзя здесь стоять после захода солнца.
Мисс Марпл послушно пошла с ней к дому.
— Я сейчас думала о фокусниках, — сказала мисс Марпл. — Когда смотришь их представления, очень трудно понять, как это делается, но на самом деле все оказывается до смешного просто. Правда, я до сих пор не понимаю, откуда берутся сосуды с золотыми рыбками. Вы когда-нибудь видели фокус «Дама, Которую Перепиливают Пополам»? Потрясающий фокус! Когда мне было одиннадцать лет, он меня завораживал. Я совершенно не представляла себе, как такое возможно. Но однажды в какой-то газете появилась статья, которая выдала весь секрет. По-моему, газете не следовало это делать, не правда ли? Оказывается, там участвует не одна женщина, а две. Показывают голову одной и ноги другой. Думаешь, что там одна, а на самом деле их две. А если наоборот, фокус тоже может получиться, не правда ли?
Мисс Беллевер взглянула на нее с некоторым удивлением. Мисс Марпл редко бывала такой взволнованной и говорила так бессвязно. «Слишком сильно все это подействовало на старушку», — подумала мисс Беллевер.
— Когда смотришь на что-нибудь только с одной стороны, эту сторону только и видишь, — продолжала мисс Марпл. — Но все отлично сходится, когда разберешься, где реальность, а где иллюзия. — Внезапно она спросила:
— Как себя чувствует Керри-Луиза? Все обошлось?
— Да, — ответила мисс Беллевер. — Сейчас она успокоилась. Но, конечно, она была потрясена, когда узнала, что кто-то хотел ее убить. Это особенно должно было потрясти именно ее, потому что она не понимает насилия.
— Некоторые пещи Керри-Луиза понимает лучше нас, — задумчиво сказала мисс Марпл. — И всегда понимала.
— Я знаю, что вы хотите сказать. Но она живет вне реального мира.
— Вы в этом уверены?
Мисс Беллевер удивленно взглянула на нее:
— Но она действительно не от мира сего.
— А вы не думаете, что может быть…
Мисс Марпл не договорила, потому что мимо них большими шагами прошел Эдгар Лоусон. Он смущенно поклонился, но тут же почему-то отвернулся.
— Теперь я поняла, кого он мне напоминает. Молодого человека по имени Леонард Уайли. Его отец был зубным врачом, но состарился, плохо видел, у него тряслись руки, и пациенты стали обращаться к его сыну. А старик очень страдал оттого, что ни на что уже не годен. Леонард, который был мягкосердечен и не умен, стал притворяться, будто сильно пьет. От него постоянно пахло виски, и, когда приходили пациенты, он притворялся, будто сильно под хмельком. Он надеялся, что они опять станут ходить к его отцу и говорить, что молодой врач никуда не годится.
