Мы подождали несколько минут, пока она устроится как следует, потом и мы с Луи разделись и в одном нижнем белье завернулись в свои одеяла.
Мне стало интересно, до какой же степени здесь будет холодно. Я поймал момент: начинал замерзать кончик носа… Звезды висели в небе прямо у меня над головой. Я начал размышлять, может ли одна из них упасть, а если это произойдет, то заденет ли она меня; потом я вдруг широко раскрыл глаза, и в небе получилось совсем другое расположение звезд. Земля подо мной была твердой, мышцы немного сводило, но чистый свежий воздух, полный жалящего холода, очистил кровь, выгнал из нутра все яды, и я почувствовал себя таким свежим, будто проспал целый месяц.
Я закрыл глаза.
Один раз я пробудился – как раз перед рассветом.
Там, где небо только-только начало окрашиваться в бледно-оранжевый цвет, я поймал голубовато-зеленый морозный отблеск; потом оранжевый цвет становился все ярче, как далекое маленькое облачко, погружающееся в алый протуберанец… Я прислушался к спокойному дыханию лежащей рядом девушки, похрапыванию Луи и подумал, не встать ли мне с восходом солнца, чтобы не пропустить эту красоту, и снова закутался в теплые одеяла.
Когда я проснулся, солнце еще невысоко стояло над горизонтом, кустарник отбрасывал длинные тени. Одеяла рядом со мной шевелились вовсю: мисс Хелен Фрамли одевалась под ними. А где Луи?.. Луи склонился над печкой, стоявшей на подножке автомобиля, и запах кофе уже несся оттуда возбуждающей приятной волной. Нет ничего более умиротворяющего, более жизнеобещающего, чем запах свежего кофе, да еще тогда, когда чистый воздух проделал свою работу и вы осознаете, что зверски голодны.
Хелен Фрамли выпуталась из-под одеял и выпрямилась, стройная и прекрасная. В золотых лучах раннего солнца – вся красновато-оранжевая. Она посмотрела на меня, не без удовольствия отметила, что я ее рассматриваю, внимательно и жадно, и спокойно произнесла:
– Доброе утро, Дональд.
– Доброе утро.
Луи обернулся к нам, потом опять склонился над печкой.
В глазах Хелен читались и мир и веселье.
– Привет, Луи! – негромко крикнула она.
– Привет, – отозвался он, взглянув на нас через плечо.
Хелен закончила одеваться. Помолчала. Задумчиво сказала:
– Я могла бы здесь остаться… Интересно, почему никто не подумал о такой поездке раньше?
Она стояла лицом к востоку, и солнце ярко освещало ее. Внезапно импульсивным движением она выбросила руки навстречу солнцу, затем смахнула слезинку, та упала на песок, а девушка села и стала надевать туфли.
Организатор быта Луи сказал:
– Каждому будет по полчашки воды, и не больше.
– А завтрак? – спросил я.
– Будет готов через пять минут.
Мы умылись, почистили зубы и расселись на одеялах. Луи подал золотистый кофе, умело поджаренный, хрустящий, но не пересушенный бекон с привкусом ореха, как мне показалось. Он развел небольшой костерок, дождался, когда от него остались одни алые угли, окружил их камнями, установил на них сетку, и на этой импровизированной решетке превратил тонкие ломтики французской булочки в золотистые тосты, блестящие намазанным на них маслом.
Каждая новая порция тостов удивительным образом прибавляла мне силы. Я чувствовал себя так, что и без уроков бокса готов был сразиться с любым мужчиной – за эту землю, за небо, за девушку, сразиться и победить его.
После завтрака посидели, покуривая сигареты и впитывая тепло солнечных лучей. Я посмотрел на Луи. Оба перевели взгляд на Хелен. Она кивнула нам, мы принялись скатывать одеяла и запихивать их в наш милый старый драндулет. Все – молча. В словах не было нужды.
Полчаса спустя двинулись, громыхая, в путь – через пустыню. Мотор непрерывно чихал, но непостижимым образом держал свои тридцать семь миль в час.
Солнце поднималось все выше, а тень от автомобиля становилась все короче. Мягкое тепло сменилось жарой. В правом заднем колесе обнаружился прокол. Мы с Луи поменяли шину. И дело это не показалось нам обременительным. Мы не нервничали и к тому же никуда не торопились. Жизнь шла как часы, совсем непохожая на времена, когда я носился в машине агентства Берты Кул как угорелый, стремясь куда-то успеть в срок, а как ни крути, то колесо спускало, то машина агентства переставала работать. Домкрата под рукой не находилось, и гайки разбалтывались, а руль был всегда насажен криво.
Теперь я не спешил – нам принадлежало все время. Иногда мы останавливались полюбоваться пейзажем.
Мы ехали весь день, а ночью снова разбили лагерь в пустыне и прибыли в Рино на следующий день около полудня.
– Вот мы и на месте, – сказал Луи, – какие будут приказания, капитан?
Наш рыдван был весь покрыт пылью. Мне предстояло побриться, да и подбородок Луи густо зарос темной щетиной. Наша троица прокоптилась на ветру и солнце, но никогда я не чувствовал себя таким бодрым.
– Поехали в какой-нибудь кемпинг, – сказал я, – там почистимся и прикинем, что делать дальше.
Мы быстро нашли пристанище. Хозяйка предоставила нам домик с двумя комнатами и тремя кроватями. Соскребли под душем дорожную грязь. Мы с Луи побрились, и я отправился на разведку.
Позвонил в город, в телефонную компанию. Поинтересовался, нет ли телефона у миссис Дженникс. Такого абонента у них не было. Я обзвонил все отели, спрашивая, не проживает ли там некая миссис Дженникс. Не проживает. Тогда я начал обзванивать коммунальные дома. Там отказались предоставить какую-либо информацию на сей счет.
Я вернулся в кемпинг, и все мы отправились искать новое пристанище. Уже в сумерках мне кое-что подвернулось, подходящее для наших целей: маленькая заправочная станция примерно в семи милях от города. Владелец хотел соорудить настоящую доходную автостоянку, но ему не хватило денег, и все, что он успел сделать, – это заполучить один большой дом рядом с заправочными аппаратами, примерно в ста ярдах от автострады.
Туда мы и переехали в ту же ночь, предварительно накупив продуктов. Луи поиграл на своей гармошке вальсы, а мы с Хелен немного потанцевали. Нашлась печурка, топившаяся дровами, и домик вскоре наполнился тем изумительным теплом, которое может исходить только от настоящей печки, когда в ней потрескивают дрова.
Из-под одеял Луи вытащил меня ранним утром. Пора, объяснил он, начинать тренировки.
Хелен сонно улыбнулась мне и пробормотала: «Развлекайтесь», а сама повернулась на другой бок. Я напялил кроссовки, затянул пояс, выпил глоток горячей воды, добавив в нее немного лимонного сока, и последовал за Луи на холод.
Солнце только поднималось.
Луи обратил внимание на мою дрожь.
– Через минуту будешь в полном порядке. Ты слишком легкий, поэтому не будешь много потеть. А теперь пошли. Вперед!
Он начал бег медленной трусцой. Я за ним. Пробежали сто пятьдесят ярдов, и холод сменился возбуждающим теплом.
Начинался подъем. Мои легкие требовали все больше кислорода. Луи спокойно продолжал трусить рядом с ритмичным «хлоп-хлоп-хлоп», испускаемым его обувью, тоже на резине.
– Сколько еще? – спросил я.
– Не разговаривай, – отозвался он.
Я продолжал бег. Ноги, казалось, налились свинцом. Мы бежали медленно, я не задыхался, но… очень устал, просто вымотался. Мне казалось, мы пробежали сотни миль до того момента, когда обогнавший меня Луи резко повернулся, окинул меня взглядом профессионального тренера и произнес: «Ладно, хватит бега. Теперь немного пройдемся».
Мы перешли на быструю ходьбу, глубоко вдыхая прохладный чистый воздух. Ноги тяжелы, но смена в формах мускульной активности принесла облегчение.
Но чертов Луи снова перешел на бег. Я последовал за ним. Впереди на расстоянии в четверть мили показался наш домик. Казалось, потребуются часы, чтобы добраться до него.
А Луи не запыхался. Дышал глубоко и, черт побери, ровно!
– Попробуй использовать самое дно своих легких, – посоветовал он. – Засасывай воздух до самого низа. Сейчас мы немного побоксируем, так, для разминки.
Он вытащил пару заскорузлых боксерских перчаток и надел их на мои руки.
– Итак, – начал Луи, – самый обманный и самый трудный по исполнению – это абсолютно прямой удар. Давай посмотрим, бей прямой левой.
Я сделал выпад левой.
Он покачал головой:
– Это не прямой, дружище.
– Почему?
– Потому что вместе с ударом пошел твой локоть. В сторону от корпуса. Держи локоть тесно прижатым к корпусу и бей. Сначала левой, потом правой.
Я начал по новой. Луи опять расстроился. Но проявлял терпение.
– Сними на минутку правую перчатку. Я хочу кое-что показать.
И показал. И рассказал мне, как держать корпус, прижимать локоть. А потом заставил меня выстреливать вперед левой, левой, опять и опять, пока у меня были силы поднимать ее.
– Не так уж хорошо, – приговаривал он при этом, – но и не так уж плохо. Со временем будет совсем неплохо.
Из окна донесся сонный голос:
– Луи, может, проще смириться, если тебе дадут взбучку, чем так надрываться?
