Она отступила на шаг. Глаза на кошачьем личике метали искры.
— А-а! Теперь понимаю!
— Под окнами упомянутой комнаты я нашел два следа и снял с них отпечатки. В тот же день я впервые нанес вам визит. Вы так разгневались, что топнули вашей очаровательной ножкой. И я позволил себе сделать на память и этот отпечаток. И знаете, что я обнаружил, сравнив этот отпечаток со следами под окнами Артура Ванлоо? Они походили друг на друга как две капли воды.
— Вы…
— Можете обзывать меня как вам угодно, я человек закаленный. Позавчера один из моих друзей посетил виллу, и его поразило одно обстоятельство. Он увидел, как вы бродили вокруг жилища покойного. Что вы там делали?
Она так вспыхнула от ярости, что Эббу казалось, он чувствует, как раскалена ее кожа (но ведь он был поэт). Однако он пресек поток слов, готовый сорваться с ее губ, способом, которому (по мнению Эбба) позавидовал бы и лорд Питер. Кристиан сунул руку в карман и заявил:
— Я скажу, что вы делали на вилле! Вы искали что-то, что там забыли. Уж не это ли вы искали?
И театральным жестом протянул ей обрывки оберточной бумаги, найденные им и Люченсом; при этом он держал улики на расстоянии, чтобы она не могла выхватить их у него. Но она вовсе не проявляла такого намерения, она смотрела на обрывки бумаги с недоверием, которое мало-помалу сменилось иным выражением. Что было в этом выражении? Растерянность? Беспокойство? Беспокойство, решил Эбб.
— Оберточная бумага? — наконец пробормотала она. — Pharmacie? Да с какой стати я буду искать оберточную бумагу из аптеки? Чего вам надо, да вы просто…
— Обзывайте меня как угодно, но в тот вечер, когда Артур Ванлоо умер, в одиннадцать он был еще совершенно здоров. А на другое утро я нашел ваши следы под его окнами. Не думаете ли вы, что пора объясниться начистоту?
Она разразилась презрительным, почти истерическим смехом.
— Все знают, что прежде чем его похоронить, ему делали вскрытие.
— Верно, но сегодня ночью кто-то прокрался в спальню его бабушки и подсыпал снотворное в ее стакан. Еще немного, и она бы никогда не проснулась! Что вы делали в парке, когда мой друг вас увидел? Может, изучали обстановку?
На сей раз Эбб, несомненно, добился эффекта. Слова, которыми она характеризовала его до сих пор, были просто изысканными комплиментами в сравнении с теми, что теперь полились из ее уст.
— Так это я, что ли, пробралась в комнату старухи и отравила ее? Вы это хотите сказать… эдакий!
— Не находите ли вы, что ваши ругательства становятся однообразными? Я пока еще не показал полицейским ваши отпечатки. Но поверьте, они их очень заинтересуют!
— С какой стати я стану подсыпать старухе снотворное?
— Потому что она запретила внуку с вами встречаться! Я, кстати, не показал полицейским оберточную бумагу.
— Показывайте им что хотите! — крикнула она, но в этот раз глаза ее заморгали, и в них ясно выразилась тревога. — Ваша обертка — просто старый хлам! Артура вскрывали, прежде чем похоронить!
— Но старая миссис Ванлоо выжила! В этот раз покушение не удалось. Я хочу знать, что происходило на вилле в тот вечер, когда умер Артур!
— Спросите тех, кто живет на вилле, — зло рассмеялась она. — Им лучше знать.
— Кому из них? Мартину? А может, Аллану? Или юному Джону?
Она опять моргнула. Но на какое из этих имен она среагировала? Этого Эбб заметить не успел. Напрасно люди думают, будто вести допрос с пристрастием легко! Теперь ее лицо превратилась в упрямую маску.
— Débrouillez-vous! Докапывайтесь сами, если можете! — зло смеялась она. — Но упаси вас Бог, — кошачья мордочка склонилась над ним, а голос перешел в шипение, — явиться сюда, когда поблизости будет кто-нибудь из моих друзей!
На глиняной площадке остался новый великолепный отпечаток ее ноги. Поэт ни на мгновение не усомнился в серьезности ее угрозы, а также в том, что в настоящее время с большим успехом может проявить свои таланты в другом месте… Он бросил на стол несколько монет, которые она не удостоила взглядом, и медленно, как того требовало чувство собственного достоинства, удалился. Одно было несомненно: она что-то знала. И она беспокоилась. Но за кого, за себя или за кого-то другого? За Мартина, Аллана или юного Джона? Услышав одно из этих имен, она заморгала. Но чье это было имя?
Теперь козырной картой Эбба была оберточная бумага! LENC, PHARMAC, РО. Каким образом можно сложить вместе эти три фрагмента, чтобы получилось внятное целое? Может, пойти в Pharmacie Polonaise и попробовать выпытать правду у фармацевта, который явно что-то хотел сказать ему в прошлый раз? Но Кристиан заранее предвидел результат: аптекарша и ее дочери заткнут бедняге рот. Или дождаться, когда аптека будет закрыта, и перехватить провизора на улице? Такая возможность не исключалась. Но кто поручится, что фармацевт не живет «в семье» у своих работодательниц или что он не настолько их боится, чтобы выложить правду в свободное от работы время? И вдруг Кристиану пришла в голову мысль: справочник Дидо-Боттена! Как он не подумал об этом раньше! Эбб поспешил обратно в город, зашел в первое же кафе, в окне которого красовалась надпись: «Здесь можно посмотреть справочник Дидо-Боттена», сделал заказ и схватил один из лежащих на столе толстых томов — знаменитый дидо-боттеновский адрес-календарь всей Франции.
В справочнике было две части: в первой сведения о частных лицах, во второй — об учреждениях. Эбб открыл раздел Pharmacies, «Аптеки», и просмотрел его от первой до последней буквы алфавита. Эта адская работа отняла у него два часа, но когда закончил, то не продвинулся ни на шаг: он не нашел того, чего искал.
И Эбба, и доцента удивляло одно — на разорванной этикетке РО стояло перед PHARMAC. Но если РО, как они предположили, было началом слова POLONAISE, тут было явное нарушение правил французского языка, потому что прилагательное должно стоять после существительного, к которому относится. Конечно, РО могло быть началом имени собственного… Но похоже, фамилии, начинающиеся на РО, были весьма непопулярны среди сословия французских аптекарей — постойте, постойте! Как это не пришло ему в голову раньше!
Взгляд Эбба скользнул дальше по страницам толстого тома Дидо-Боттена, и что же он увидел на следующих страницах? Да не что иное, как продолжение раздела Pharmacies, который назывался Produits Pharmaceutiques.[46] И что же здесь было написано черным по белому?
Poulenc & Cie. Produits Pharmaceutiques, 19 rue Caulincourt, Paris.
Все сходилось, все стало на место: и РО, и LENC, и PHARMAC. Кристиан решил загадку оберточной бумаги, в первый раз его расследования принесли ощутимый результат! Кто-то вхожий на виллу Лонгвуд имел в своем распоряжении аптекарские товары парижской фирмы «Пулан». И кто-то выбросил обертку от этих товаров. Что это доказывало?
Во-первых, упомянутое лицо не поленилось выписать эти товары из Парижа, вместо того чтобы приобрести их непосредственно в Ментоне. Во-вторых, упомянутое лицо постаралось уничтожить следы покупки, потому что место, где Эбб нашел обрывки обертки, было таким укромным, что обнаружить их там можно было только совершенно случайно. В-третьих… Внутренний голос шепнул ему: фирмы, которые производят аптечные товары, не имеют обыкновения посылать их кому попало, тем более если речь идет о ядах… и тем более если покупатель занимает такое общественное положение, как Жаннина… Если же кто-то «вхожий на виллу Лонгвуд» случайно приобрел товар, который не был ядом, это не слишком интересовало Эбба в его ипостаси частного детектива…
Черт возьми! Только почувствовал, что на верной дороге, и вот… Ремесло детектива — тяжкое ремесло! Девяносто процентов разочарований и один процент зыбкого торжества — вот о чем говорил опыт Эбба.
Эбб расплатился и вышел на улицу. Он знал, что ему следует предпринять. Он посетит виллу Лонгвуд, чтобы справиться о здоровье миссис Ванлоо. Он так и сделал. Встретил его тот же слуга. От него Эбб узнал, что пациентка на удивление быстро поправилась. Доктор прислал сиделку, но миссис Ванлоо отослала ее обратно, попросив передать доктору, что старая женщина, которая выхаживала мужа, детей и троих внуков, достаточно сведуща в медицине, чтобы позаботиться о самой себе, даже если ей и пришлось выпить дозу снотворного! Ночью горничная будет спать в соседней комнате — вот и все, что ей нужно. И доктору пришлось с этим смириться.
— Надеюсь, горничная проследит и за тем, чтобы на вилле не было непрошеных гостей, — сказал Эбб. — Они уже нанесли один визит, но это вовсе не значит, что они не явятся снова.
Старого слугу передернуло так, словно он услышал какую-то непристойность.
— Мы так мало знаем… — пробормотал он. — Мы не знаем ничего. Это просто непонятно, ночью никто ничего не слышал!
