— Нет.
— Кто та дама? — Марша кивнула в сторону закрытой двери.
— Клерк снизу называл ее миссис Синклер. Но мне о ней совершенно ничего не известно. Вы узнали кого-нибудь, кроме вашего отца?
— Да, там мистер Хей, тот, кто… — Марша осеклась. — Значит, остается только один человек, которого мы не знаем, — старик с седыми волосами. Но что же там произошло? Вы мне расскажете? Вы говорите, их отравили белладонной или…
— Вероятнее всего, атропином. Атропин — алкалоид белладонны.
— Значит, атропином! То есть вы хотите сказать, что кто-то пытался отравить целую компанию?
— Возможно, — осторожно согласился Сандерс. — А может быть, злоумышленники просто хотели вывести гостей из строя. Атропин вызывает своего рода расстройство сознания. Прежде чем жертва догадается, что с ней происходит, она уже не в состоянии двигаться. Кстати, вы, наверное, сумеете помочь.
— Кто — я?!
— Да. Почему вы боялись, что ваш отец окажется здесь?
Марша так и подскочила на месте, словно удивленная вопросом, который, казалось, привел ее в полное замешательство. Ее испуг был неподдельным — она явно чего-то боялась.
— Не знаю…
— Но… — не выдержал Сандерс; он уже собирался сказать: «Но, моя милая!» — своим самым сухим, лекционным тоном; так он обращался к студенткам, которые несли околесицу на экзамене. Однако сейчас ему отчего-то не хотелось устраивать выговор молодой девице. — Но ведь должно же быть что-то?
— Да. Я знаю только, что отец ненавидел мистера Хея пуще яда. — Девушка запнулась, поняв, что выбрала неудачное сравнение; ее передернуло. — И тем не менее он все же отправился к нему сегодня. А до того он пригласил своего поверенного и составил завещание. Более того, он вел себя странно Он…
— Да? Продолжайте.
— Перед тем как уйти из дому, — сказала Марша, глядя на Сандерса в упор, — он рассовал по карманам четверо часов.
— Четверо… чего?
— Часов. Знаете, таких приборов, с помощью которых определяют время. И не смотрите на меня так, будто я полная дура! Я говорю правду. Джефферсон все видел; Джефферсон — папин лакей. Он и рассказал мне о часах, потому что встревожился. После того как отец надел смокинг, он положил двое часов в нагрудные карманы и еще двое часов в карманы брюк. Одни часы он взял у мамы, а еще одни одолжил у Джефферсона, потому что такого количества своих у него нет.
Сандерса так и подмывало спросить: уж не спятил ли сэр Деннис Блайстоун? Однако с виду Блайстоун совсем не походил на психа; как и говорила его дочь, он был представительным мужчиной, хоть и сидел в нелепой позе.
— Да, но зачем ему понадобилось четверо часов?
— Ну откуда же мне знать?! Если бы я знала, то так не волновалась бы!
— Часы и сейчас при нем?
— Не знаю. — Марша вызывающе вскинула вверх подбородок. — Вы велели ничего не трогать, вот я и не трогала — только убедилась, что папа жив. — Внезапно она присмирела. — Кстати, зачем вы скрыли от меня, что Феликс Хей умер не от отравления? Его закололи. По всей вероятности, тем самым зонтиком-шпагой, с которым вы не расстаетесь.
— Да, — согласился он.
— Вот почему я спросила вас, что произошло, — объяснила Марша, помолчав. — Кто-то пытался убить всех или, может быть, только опоить зельем…
— Кто-то из их же компании?
— Вполне возможно. — Девушка оживилась. — Наверное, злоумышленник подмешал яд во все стаканы, кроме своего, а сам только притворился, будто теряет сознание. После того как все отключились, он заколол Хея, а потом и сам принял немного яда, чтобы никто не догадался, что он убийца. Или нет… Наверное, дело было так: их отравил кто-то посторонний. Когда все четверо потеряли сознание, злоумышленник спокойно убил Хея и ушел. Ведь ясно, что подозревать станут одного из тех, кто находится в комнате!
Сандерсу не впервые приходилось сталкиваться с трудной задачей. Он принадлежал к числу тех чудесных молодых людей, кто готов ломать голову над подобными проблемами ночи напролет, и чем сложнее и запутаннее задача, тем интереснее.
— Нам еще многое неизвестно, — заявил он. — Начнем с того, что Хея было гораздо проще отравить. Зачем убийце возиться со шпагой, спрятанной в зонтике?
— Да, в том-то и сложность.
— Далее. Если убийца — посторонний человек, который хотел навлечь подозрение на гостей Хея, зачем он, убегая, оставил зонтик-шпагу на видном месте, двумя лестничными пролетами ниже? — Сандерс вздохнул. — К сожалению, пока мы просто гадаем на кофейной гуще.
— Плохо дело, — согласилась Марша. — Вы очень смешной и довольно милый. Что же нам делать? — Она улыбнулась.
Сандерс сконфузился.
— Необходимо раздобыть факты, — ответил он. — Кто такой был этот Хей и почему кто-то захотел убить его? — Хотя глаза у Марши по-прежнему сверкали, доктору показалось, что она намеренно и с самым невинным видом водит его за нос. — Что вы о нем знаете? Он дружил с вашим отцом?
Марша как будто прочитала его мысли.
— Если вы думаете, будто он какой-нибудь мошенник, например шантажист, выбросьте такие мысли из головы! Он биржевой маклер. У него куча денег. Все его знают. Возможно, он не всегда зарабатывал деньги честно, но, но крайней мере, его капиталы нажиты на фондовой бирже.
— Вы были с ним знакомы?
— Немного.
— Он вам нравился?
— Я его терпеть не могла, — откровенно призналась Марша. — По-моему, он был противным пошляком, хотя многие считали его веселым и щедрым. И потом, он вечно все вынюхивал. Не для чего-то особенного, не с какой-то целью, а просто так. Хотел все знать, понимаете?
Она покосилась в сторону гостиной; и тотчас же, словно он дожидался вопроса Марши, оттуда вышел служащий Англо-египетской импортной компании. Он с силой закрыл за собой дверь — собственно говоря, почти захлопнул. Его трясло.
— Ну и ну! — проговорил он.
Сандерс подосадовал на себя, — оказывается, о клерке он совсем позабыл.
— Хорошенькие дела у нас творятся! Как мы все это объясним, а?
— Нам не нужно ничего объяснять, — ответил Сандерс. — Вы ведь ни к чему там не прикасались?
— Я в чужие дела не лезу, — мрачно заявил клерк и как бы нехотя добавил: — Моя фамилия Фергюсон. Я работаю внизу, в фирме Бернарда Шумана. А сам Бернард Шуман находится там.
— Который из них?
Фергюсон приоткрыл дверь. Они увидели край узкого обеденного стола, на котором распростерся старик, похожий на ученого, с жесткими седыми волосами.
— Вон он. Молодой человек, вы, кажется, врач? Как он, плох?
— Вы имеете в виду, поправится ли он?
— Именно это я и спрашиваю, молодой человек.
— Поправится, — сухо отрезал Сандерс. Из-за враждебности, выказанной клерком с шотландской фамилией, молодой доктор вспомнил о своих шотландских корнях. Он тоже способен быть упрямым и несговорчивым! — Мне просто интересно, не намерены ли вы рассказать нам о событиях сегодняшнего вечера.
— Нет. Я иду домой.
— Что ж, дело ваше. Идите, если хотите. Все равно полицейские вас вызовут.
Не затруднившись ответом, Фергюсон заковылял прочь. Но, сделав несколько шагов, остановился и с мрачным видом повернулся к молодым людям:
— Я здесь ни при чем. Я в чужие дела не лезу.
— Вот именно! Может быть, вы поможете пролить свет на то, что случилось у вашего соседа? Вы говорили, что сидели у себя в кабинете и слышали, как гости наверху смеются, хохочут. У них, видите ли, началась истерика, когда подействовал наркотик. И очень важно знать, не входил ли кто-нибудь в то время туда или, наоборот, не выходил.
Фергюсон ссутулился.
— Властям я отвечу. Вам — нет.
— Значит, помочь вы не хотите?
— Я не намерен вам помогать! Именно вам!
— Но там ведь ваш директор!
— А что мой директор? — вспылил Фергюсон; неожиданно звучный голос не вязался с его ссутулившейся фигурой. — Если Бернард Шуман желает пить коктейли — в его-то возрасте! — и валять дурака, пусть будет благодарен, что остался жив.
— Жаль, что вы так воинственно настроены, — осторожно проговорила Марша. Судя по всему, престарелый клерк отчего-то внушал ей страх. — Если вы нам поможете, вам вреда не будет. Там мой отец, и он…
Фергюсон впервые выказал слабый проблеск интереса:
— Ваш отец? Который?
— Сэр Деннис Блайстоун. Он сидит напротив вашего мистера Шумана. Высокий мужчина лет пятидесяти…
— Нет, я его не знаю, — буркнул Фергюсон, глядя в пол. — Он-то чем знаменит?
— Он, видите ли, известный хирург, — холодно пояснила Марша.
Сандерса точно громом поразило. Теперь он понял, почему имя отца Марши показалось ему знакомым и почему девушка решила, что он должен знать ее отца. Хотя Сандерс подвизался, так сказать, в смежной отрасли, он слышал, что Блайстоун считается светилом в области операций на голове. Однако дерзкий вопрос Фергюсона: «Он-то чем знаменит?» — явно подразумевал нечто непристойное.
