Пышная дама в яркой одежде, знаменитая актриса Хильда Орандж, которую пригласили на роль мадам Мэрфи, содержательницы притона; Ева Эллис, игравшая главную героиню, худенькую изящную «уличную бродяжку Наннет»; высокий дюжий Джемс Пил, герой «Перестрелки», в дешевом костюме из твида и в кепке; Стивен Барри, юный денди в смокинге, изображавший светского молодого человека, попавшего в когти гангстеров; Люсиль Хортон, чье удачное воплощение образа уличной женщины вызвало негодующий вой театральных критиков, которым зимний сезон почти не давал повода для саркастических тирад; пожилой актер с бородкой клинышком, в безукоризненно сшитом смокинге, который свидетельствовал о талантах костюмера труппы месье Ле Бруна; звероподобный «злодей» пьесы, злобный оскал которого сменился при виде беснующегося зала выражением недоумевающей кротости, — короче, все члены труппы, в париках и гриме (некоторые полотенцами торопливо стирали краску с лица), нырнули под опускающийся занавес и сбежали по лестницам в зал, где стали пробиваться вдоль прохода к последнему ряду с левой стороны.
Тут зрители, несмотря на запреты Дойла, опять стали вскакивать с мест, чтобы разглядеть, что происходит в дверях: в зале появились полицейские с дубинками в руках. Дойл облегченно вздохнул и отдал честь возглавлявшему их высокому человеку в штатском.
— Что тут происходит, Дойл? — спросил тот, изумленно взирая на столпотворение в зале. Полицейские, которых он привел, принялись теснить толпу от места происшествия. Зрители, покинувшие свои места, попытались туда вернуться, но их отлавливали и загоняли в толпу негодующих нарушителей, которые теснились позади последних рядов партера.
— Похоже, этого типа кокнули, сержант, — сказал Дойл.
— Угу.
Человек в штатском без всякого интереса взглянул на единственного человека в зале, который не кричал и не бесновался, а мирно лежал у их ног, закинув на лицо руку и неуклюже растопырив ноги под креслами.
— Чем его — из ствола? — спросил сержант Дойла.
— Вроде нет, сэр. Я тут сразу позвал доктора из публики, и тот сказал, что похоже на отравление.
— Ну-ну, — буркнул сержант. — А это кто? — спросил он, указывая на дрожащего Пьюзака, которого Дойл все еще держал за руку.
— А это тот парень, что обнаружил труп. Я его все это время не отпускал от себя.
— Очень хорошо. — Детектив повернулся к стоящей неподалеку группе людей и спросил: — Кто из вас директор?
Панзер выступил вперед.
— Меня зовут Вели, я сержант-детектив из отдела по расследованию убийств, — сказал человек в штатском. — Вы не пробовали как-нибудь унять это сборище горлопанов?
— Пробовал, сержант, — проговорил директор. — Но они возмущены распоряжениями этого полицейского. — Он с виноватым видом кивнул на Дойла. — Как я могу убедить их спокойно сидеть на своих местах, словно ничего не случилось?
— Ладно, этим я сам займусь! — рявкнул Вели и отдал какое-то распоряжение стоявшему поблизости полицейскому. — А как насчет дверей? — повернулся он к Дойлу. — Ты что-нибудь предпринял?
— Само собой, — с улыбкой ответил тот. — Я велел мистеру Панзеру поставить у всех дверей капельдинеров. Да они и так там находились во время представления. Я просто внушил ему, чтобы они оставались на местах и никого не выпускали.
— Правильно. Ну и что, никто не пытался смыться?
— За это я могу поручиться, сержант, — вставил Панзер. — Во время представления мы ставим капельдинеров у каждой двери — для создания атмосферы. Это же пьеса про бандитов, в ней полно воплей, стрельбы и всякого такого, и стоящая у дверей охрана нагнетает ощущение тайны и опасности. Я могу выяснить для вас…
— Мы сами выясним, — перебил его Вели. — Ты за кем послал, Дойл?
— За инспектором Квином, — ответил Дойл. — Сказал Нейлсону — это заведующий службой информации — позвонить в управление.
Ледяное лицо Вели на секунду смягчила улыбка.
— Обо всем, гляжу, подумал. А к трупу кто-нибудь прикасался после того, как его нашел этот парень?
Перепуганный человечек, которого Дойл держал за руку, жалобно вскричал:
— Но я его только нашел, сержант, клянусь богом! Я…
— Ладно, ладно! — холодно сказал Вели. — Подождешь, ничего с тобой не сделается. Так как, Дойл?
— С тех пор, как я сюда подошел, к телу никто не прикоснулся и пальцем. Кроме, конечно, врача, доктора Штутгарда, я пригласил его удостовериться, жив пострадавший или мертв. Доктор сказал, что мертв, и больше я никого к трупу не подпускал.
— Вижу, ты даром время не терял, Дойл. Тебе это зачтется. — Вели повернулся к Панзеру, который невольно отступил на шаг: — Идите-ка на сцену и сделайте оттуда объявление, господин директор. Вся эта компания останется на месте, пока их не отпустит инспектор Квин. Понятно? Скажите, что скандалить и возмущаться бесполезно: чем больше будут скандалить, тем дольше здесь пробудут. И еще скажите, чтобы сидели на своих местах, а тем, кто уйдет, не поздоровится.
— Хорошо, скажу. Господи, какая катастрофа, — простонал Панзер и пошел по проходу к сцене.
В эту же минуту главная входная дверь открылась, и в зал вступила небольшая группа людей.
Глава 2
Где один Квин работает, а другой Квин наблюдает
В облике и поведении инспектора Ричарда Квина не было ничего примечательного. Это был сероглазый пожилой человек небольшого роста, сухопарый и на вид довольно добродушный. Волосы и усы у него были седые, он слегка сутулился и, казалось, неспешно обдумывал каждый шаг.
На многочисленных зрителей, которые наблюдали, как инспектор Квин идет по проходу быстрыми мелкими шагами, он не произвел особого впечатления. Однако спокойное достоинство его облика и благожелательная улыбка, освещавшая его морщинистое лицо, вызвали в зале какой-то явственный, но странным образом уместный шорох.
Поведение полицейских тоже заметно изменилось. Дойл отступил в угол возле левого выхода из зала. Детектив-сержант Вели, возвышавшийся над трупом с надменно отрешенным видом, расслабился, словно готовясь уступить свое место под солнцем. Полицейские, стоявшие на страже у выходов, поспешно отдали честь. Рассерженная, ворчащая публика с непонятным облегчением притихла.
Инспектор пожал руку сержанту Вели.
— Сочувствую, Томас. Говорят, ты как раз собирался уходить домой — и тут такое.
Дойлу он улыбнулся отцовской улыбкой. Потом с сожалением поглядел на лежавший на полу труп.
— Ты перекрыл выходы, Томас? — спросил он.
Вели кивнул.
Инспектор с любопытством обвел взглядом соседние ряды и что-то спросил тихим голосом у Вели, который кивнул в ответ. Потом поманил пальцем Дойла.
— Дойл, а где люди, которые сидели на соседних креслах?
Он показал на три кресла, соседствовавшие с тем, на котором сидел покойник, и четыре кресла в предыдущем ряду.
— Я там никого не видел, — с недоумением ответил Дойл.
Квин минуту постоял молча, потом махнул рукой Дойлу, чтобы тот вернулся на свое место у выхода, и тихо сказал Вели:
— И это при аншлаге…
Вели значительно поднял брови.
— Пока мне ничего не понятно, — добродушно сказал инспектор. — Вижу только труп и толпу вспотевших галдящих зрителей. Прикажи Хессе и Пигготту навести порядок в проходах.
Вели бросил несколько резких слов двум детективам, которые пришли в театр вместе с инспектором. Те стали пробиваться к выходам, расталкивая скопившихся в проходе недовольных зрителей. К ним присоединились полицейские. Актерам и актрисам, которые толпились неподалеку от трупа, было приказано отойти в сторону. В задней части партера полицейские отгородили веревками что-то вроде загона и затолкали туда человек пятьдесят пытавшихся разбежаться по театру зрителей. Потом принялись опрашивать каждого, требуя показать билет и отправляя на законное место. Через пять минут в зале не осталось ни одного стоящего зрителя. Актерам же и актрисам было приказано ждать на отгороженном веревками пространстве.
— Так-то будет лучше, Томас, — ухмыльнулся Квин. — Ты знаешь, как я не люблю шум. Известно, кто этот бедняга?
Вели покачал головой:
— Я к нему даже не прикасался. Да и приехал сюда всего за несколько минут до вас. Патрульный позвонил мне с Сорок седьмой улицы и сообщил, что слышит у театра свистки Дойла. Дойл тут не дремал, сэр. Лейтенант отозвался о нем с похвалой.
— Ага, — сказал инспектор, — значит, Дойл. Пойди сюда, Дойл.
Полицейский подошел и отдал честь.
— Расскажи нам, что же здесь случилось, Дойл, — сказал инспектор, удобно усевшись в кресло.
— Так вот, — начал Дойл. — Минуты за две до конца второго акта этот человек, — он кивнул на уныло стоявшего в углу Пьюзака, — подбежал ко мне — я стоял позади кресел и смотрел постановку — и сказал: «Там убили человека… Человека убили!» Из глаз слезы текут, изо рта пузыри, как у младенца, — я решил, что он чокнутый. Но все же побежал, куда он показывал. В зале было темно, на сцене шла пальба, но на полу действительно лежал человек. Я не стал его поворачивать — только пощупал пульс. Пульса не было. На всякий случай я велел объявить, что нужен врач, и отозвался этот Штутгард…
