— Какое-то постановление в этом роде существует, хотя с ним никто не считается. Мне, по крайней мере, ни разу не доводилось с этим сталкиваться.
— Ладно, здесь дело другое, — сказал Мейсон. — Мой клиент или сходит с ума или уже сошел.
— Из-за этой воющей псины?
— Не знаю, но хочу выяснить. Если его нужно лечить, пусть его лечат. Если он дошел до грани нервного срыва, я хочу обеспечить ему передышку. Вы понимаете — одних собачий вой только раздражает, а иного, с другим складом психики, может довести до безумия.
— Как я понимаю, вы собираетесь доставить его прямо сюда? — спросил Доркас.
— Да, собираюсь привезти его к вам, и пусть при этом присутствует врач — кто-нибудь из психиатров, занимающихся делами душевнобольных. И не называйте его врачом, а представьте каким-нибудь помощником: пусть посидит при разговоре, а то и задаст вопрос-другой. Тогда, если моему клиенту нужно лечение, позаботимся, чтобы он его получил.
— А если он не захочет лечиться?
— Я же сказал, — заметил Мейсон, — что обеспечить ему лечение — это наша забота.
— Чтобы добиться этого, — указал Доркас, — вам придется вчинить иск и получить разрешение на принудительную экспертизу.
— Знаю, — ответил Мейсон, — и готов собственноручно написать заявление, если клиента и вправду нужно лечить. Я только хочу удостовериться, вот и все. Если он окажется сумасшедшим, я намерен поступать, как лучше для него. А если нет — проследить, чтобы его иску немедленно дали ход. Я пытаюсь действовать в его жизненных интересах, вы меня понимаете?
— Понимаю, — ответил Доркас.
— Будем через четверть часа, — сказал Мейсон и повесил трубку.
Надевая шляпу, он открыл дверь в кабинет и кивнул Картрайту.
— Все в порядке, он нас ждет. У вас машина или едем в такси?
— Едем в такси, — решил Картрайт. — Я не могу править — расшатались нервы.
Питер Доркас, худой и длинный как уж, поднялся из-за ободранного письменного стола, холодно посмотрел на Артура Картрайта, которого представил ему Перри Мейсон, и произнес обычную в таких случаях любезную фразу. Повернувшись вполоборота, он сделал жест в сторону низенького господина с брюшком, чье лицо на первый взгляд излучало сплошное добродушие. И, лишь приглядевшись, можно было уловить настороженное внимание, затаившееся в глубине поблескивающих серых глаз.
— Познакомьтесь, — представил Доркас, — мой помощник мистер Купер.
Мужчина с брюшком расплылся в улыбке, подошел и пожал Картрайту руку. Блестящие глазки мигом охватили Картрайта цепким взглядом, да и его ладонь мужчина задержал в своей несколько дольше, чем требовало обычное рукопожатие.
— Ну что ж, — сказал Мейсон, — полагаю, можно приступить к делу. Все готовы?
— Все, — ответил Доркас, снова усаживаясь за стол.
Он был высокий, худой, скуластый и лысый; во всем его облике чувствовался цепкий ум, от чего посетителям становилось как-то не по себе.
— Речь идет о собаке, — начал Перри Мейсон. — Мистер Клинтон Фоули, проживающий, как и находящийся здесь мистер Картрайт, на Милпас-драйв в соседнем доме, номер 4889, держит полицейскую овчарку, которая воет.
— Однако, — усмехнулся Доркас, — если псу положено раз в жизни куснуть, он может раз в жизни и повыть.
Артур Картрайт даже не улыбнулся. Он судорожно сунул руку в карман, вытащил сигареты, помедлил и затолкал пачку назад. Глаза Купера, который следил за каждым движением Картрайта, на минутку утратили выражение всеобъемлющего благодушия, но сразу опять заблестели.
— Его необходимо арестовать, — заявил Картрайт. — Нужно положить конец этому вою. Слышите? Конец!
— Конечно, конечно, — заметил Перри Мейсон, — для этого, Картрайт, мы сюда и приехали. Давайте рассказывайте.
— Мне нечего рассказывать. Собака воет — вот и весь сказ.
— Все время? — спросил Купер.
— Все время. То есть, я не хочу сказать — постоянно, а с перерывами, ну, вы знаете, как воют собаки. Черт побери! Ни один пес не воет безостановочно — повоет-повоет, перестанет и снова принимается выть.
— А чего он воет? — поинтересовался Купер.
— Фоули его заставляет, — решительно заявил Картрайт.
— Зачем? — спросил Купер.
— Затем, что знает: вой действует мне на нервы. И его жене — это он тоже знает. Если собака воет — значит, по соседству кто-то умрет, а у него жена болеет. Говорю вам, нужно положить конец вою.
Доркас полистал указатель книги в кожаном переплете и ворчливо изрек своим пронзительным голосом:
— Действительно, для таких случаев имеется постановление. Оно предусматривает, что если кто-нибудь держит собаку, корову, лошадь, цыплят, петуха, цесарку, домашнюю птицу, домашнее животное или любую иную живность, скотину и тварь в густонаселенном районе, входящем в черту города либо находящемся за его пределами, и их содержание нарушает общественный порядок, то означенное лицо может привлекаться к судебной ответственности. Это считается уголовно наказуемым проступком.
— Вам этого мало? — спросил Картрайт.
Доркас рассмеялся.
— Мне вот как всего хватает, — ответил он. — Лично я не люблю, когда воют собаки и кричат петухи. В свое время это постановление приняли для того, чтобы вывести молочные хозяйства и извозные дворы за границы густонаселенных районов. Милпас-драйв — фешенебельный жилой район, там довольно роскошные особняки. В каком доме вы проживаете, мистер Картрайт?
— 4893.
— А Фоули — в номере 4889?
— Верно.
— Дома тем не менее стоят рядом?
— Правильно.
— У вас обширный участок?
— Это у него.
— А у вас?
— У меня средних размеров.
— Фоули богат? — спросил Доркас.
— Какое это имеет отношение к делу? — раздраженно возразил Картрайт. — Конечно, богат, а то бы он там не жил.
— Прямого отношения не имеет, — протянул Доркас, — но поймите, здесь, в прокуратуре, мы должны принимать взвешенные решения. Мне не хотелось бы брать под стражу достойного гражданина без предварительного предупреждения. Что, если я пошлю ему предупреждение?
— Это ничего не даст, — ответил Картрайт.
Перри Мейсон произнес — медленно и величаво, почти как в суде:
— Мой клиент желает действовать честно. Как решать — это, Доркас, ваше дело, но я намерен добиваться устранения чинимого ему неудобства, положив конец собачьему вою. Вы сами видите, что у моего клиента расстроены нервы, а все из-за этого воя.
— Ничего я не расстроен, — резко возразил Картрайт, — просто я выбит немного из колеи, только и всего.
Перри Мейсон молча кивнул. Купер перехватил взгляд Мейсона, едва заметно покачал головой и снова уставился на Картрайта.
— Я полагаю, — сказал Доркас с расстановкой, — что нам следует взять за правило привлекать к уголовной ответственности только после того, как сделано предупреждение. Нам нужно направить мистеру Фоули письмо с сообщением о поступившей на него жалобе и обратить его внимание на постановление окружных властей, согласно которому содержание такой собаки рассматривается как нарушение общественного порядка. Мы можем указать ему, что, если собака больна или с ней вообще что-то не так, ее надлежит поместить в ветеринарную лечебницу или на псарню и держать там, пока она не придет в норму.
Перри Мейсон глянул на Картрайта, который открыл было рот, но его опередил Доркас.
— Собака живет у Фоули уже какое-то время, не так ли, мистер Картрайт?
— Да.
— Сколько?
— Не знаю, пару месяцев — это уж точно. Когда я поселился там два месяца назад, собака уже была.
— А до этого она выла?
— Нет.
— Когда это началось?
— Позапрошлой ночью.
— Насколько я понимаю, — заметил Доркас, — вы не в лучших отношениях с Фоули? То есть вы не можете пойти к нему вот так, запросто, и попросить, чтобы он ради бога унял пса?
— Нет, такого я не могу.
— А позвонить ему?
— Тоже.
— Ну а если я направлю ему письмо?
— Вы не знаете Фоули, — с горечью сказал Картрайт. — Он порвет его на кусочки и заставит пса выть еще пуще. И будет смеяться дьявольским смехом от одной мысли, что он таки меня достал. Он даст прочитать письмо жене и…
— Не останавливайтесь, — попросил Доркас, — продолжайте. Что он еще вытворит?
— Ничего, — грубо отрезал Картрайт.
— Полагаю, — подал голос Мейсон, — нас устроит, чтобы вы, мистер Доркас, написали письмо, но с условием, что если собака не перестанет выть, то будет выдан ордер на арест.
— Разумеется, условие именно таково, — согласился заместитель окружного прокурора.
— Далее. Отправленное обычным путем, письмо придет к адресату только завтра, даже если будет опущено сегодня, — продолжил Мейсон. — Я предлагаю написать официальное предупреждение и направить его с одним из полицейских. И пусть он вручит предупреждение под расписку лично мистеру Фоули или другому лицу, находящемуся в доме, если не застанет самого Фоули. Это даст Фоули понять, что обращение Картрайта — серьезная жалоба, подкрепленная законом.
