— Кто обнаружил тело?
— Служанка.
Мегрэ показал на старуху, которая без видимых эмоций продолжала следить за каждым их движением и жестом.
— Вы ее допросили?
— Нет еще, я только обменялся с ней несколькими фразами.
— Она что-нибудь знает?
— Если и знает, то будет не просто заставить ее говорить.
Он рассказал, что произошло в министерстве иностранных дел.
— Была кража?
— На первый взгляд — нет. Я жду, пока люди из отдела установления личности закончат свою работу, чтобы убедиться в этом.
— Есть родственники?
— Племянник.
— Ему сообщили?
— Пока нет. Пока здесь люди работают, я хочу пойти сам известить его. Он живет в двух шагах отсюда, на улице Жакоб.
Мегрэ мог бы позвонить антиквару и попросить его прийти, но он предпочитал встретиться с ним в его стихии.
— Если я вам пока не нужен, то я отлучусь ненадолго. А ты, Жанвье, оставайся здесь…
Какое это было облегчение снова увидеть лучи солнечного света, заливающего деревья на бульваре Сен-Жермен! Воздух был теплым, женщины одеты в светлые одежды, поливальная машина орошала половину проезжей части.
Он без труда нашел на улице Жакоб антикварный магазин, одна из витрин которого была заполнена старинным оружием, в особенности саблями. Он толкнул дверь, звякнул колокольчик, и спустя две-три минуты из темноты вынырнул хозяин.
Поскольку дяде было семьдесят семь лет, Мегрэ не рассчитывал, что племянник будет очень молод. Но каково же было его удивление, когда он увидел перед собой старика.
— Что вам угодно?
У него было вытянутое бледное лицо, кустистые брови, почти лысый череп, а в своей просторной одежде он выглядел более тощим, чем на самом деле.
— Вы месье Мазерон?
— Да, Ален Мазерон.
Внутри магазин был тоже загроможден оружием: мушкеты, мушкетоны, а в глубине даже двое рыцарских доспехов.
— Я комиссар Мегрэ из уголовной полиции.
Сдвинув брови, Мазерон пытался сообразить.
— Вы племянник графа де Сент-Илера, так ведь?
— Да, он мой дядя. А в чем дело?
— Когда вы видели его последний раз?
Он ответил без колебаний:
— Позавчера.
— У вас есть семья?
— Да, у меня есть жена и дети.
— Когда вы видели своего дядю позавчера, он выглядел нормально?
— Да. Он даже был весел. А почему вы меня об этом спрашиваете?
— Потому что он мертв.
Мегрэ уловил в глазах своего собеседника такую же подозрительность, как у старой служанки.
— Несчастный случай?
— В некотором роде…
— Что вы хотите этим сказать?
— Что его убили прошлой ночью у него в кабинете несколькими пулями, выпущенными из револьвера или автоматического пистолета.
Лицо антиквара выражало недоверие.
— Вы не знаете, есть ли у него враги?
— Нет… наверняка нет…
Если бы Мазерон ограничился словом «нет», Мегрэ это не насторожило бы. А вот «наверняка нет», прозвучавшее как уточнение, заставило его держать ухо востро.
— У вас нет подозрения, кто мог бы быть заинтересован в смерти вашего дяди?
— Нет… Никакого подозрения…
— У него было состояние?
— Довольно маленькое… Он жил в основном на свою пенсию…
— Он заходил сюда?
— Иногда…
— Пообедать или поужинать по-семейному?
Мазерон выглядел рассеянным, отвечал еле слышно, и казалось, что он думает о чем-то другом.
— Нет… Он заходил утром во время прогулки…
— Он заходил поболтать с вами?
— Да… Он приходил, присаживался ненадолго…
— А вы к нему ходили?
— Время от времени…
— Вместе с семьей?
— Нет…
— Вы сказали, что у вас есть дети?
— Двое!.. Две дочери…
— Вы живете в этом же доме?
— Да, на втором этаже… Старшая из моих дочерей сейчас в Англии… А младшая, Марсель, живет с матерью…
— Вы не живете со своей женой?
— Да, уже несколько лет…
— Вы разведены?
— Нет… Все это так сложно… Может, мы пойдем в дом дяди?
Он ушел за шляпой в полутьму задней комнаты, потом повесил на дверь табличку «Закрыто», запер ее на ключ и пошел по тротуару вслед за Мегрэ.
— Вы знаете, как это произошло? — спросил он.
— Я не знаю почти ничего.
— Там была кража?
— Не думаю. В квартире нет беспорядка.
— А что говорит Жакетта?
— Вы имеете в виду служанку?
— Да… Ее так зовут… Не знаю, как по документам, но в доме ее называли Жакетта…
— Вы ее недолюбливаете?
— Почему вы об этом спрашиваете?
— Потому что, мне кажется, она недолюбливает вас.
— Она не любит никого, кроме моего дяди. Если бы это зависело только от нее, никто никогда не переступил бы порог его квартиры.
— Как вы думаете, она была бы способна его убить?
Мазерон удивленно посмотрел на него:
— Она? Убить его?
Было похоже, что эта мысль казалась ему в высшей степени нелепой. Однако вскоре он стал размышлять.
— Нет! Это невозможно…
— Но вы какое-то время колебались.
— Это из-за ее ревности…
— Вы хотите сказать, что она его любила?
— Она не всегда была старухой…
— Вы полагаете, что между ними…
— Это вероятно… Я не решился бы присягнуть… От такого человека, как мой дядя, трудно что-либо узнать… Вы уже видели фотографии Жакетты в молодости?
— Я еще ничего не видел.
— Увидите… Все это очень сложно… Особенно то, что это происходит как раз сейчас…
— Что вы хотите этим сказать?
Ален Мазерон посмотрел на Мегрэ с унылым выражением во взгляде:
— Сам не знаю… Вы нашли письма?
— Я только начинаю расследование.
— У нас сегодня среда?
Мегрэ кивнул.
— Это как раз день похорон…
— ЧЬИХ?
— Принца де В. Вы все поймете, когда прочтете письма…
Когда они пришли на улицу Сен-Доминик, машина отдела установления личности отъезжала, и Мере помахал Мегрэ рукой.
— О чем вы думаете, шеф?
Жанвье не ожидал, что этот вопрос, который он задал-то только для того, чтобы нарушить затянувшееся молчание, вызовет такую реакцию. Можно было подумать, что слова не доходили сразу до мозга Мегрэ, что ему нужно было сначала упорядочить звуки, прежде чем осознать смысл сказанного.
Комиссар смотрел на своего подчиненного широко раскрытыми глазами и с таким выражением лица, как будто он только что позволил раскрыть одну из своих тайн.
— Об этих людях… — пробормотал он.
Разумеется, он имел в виду не тех людей, которые обедали вокруг них в ресторане на улице Бургонь, а других, о которых он накануне ничего не знал, а сегодня должен был раскопать их тайную жизнь.
Всякий раз, когда Мегрэ покупал костюм, пальто или ботинки, он сначала по вечерам ходил в них с женой на прогулку или в кино.
«Мне нужно к ним привыкнуть…» — говорил он мадам Мегрэ, которая беззлобно подшучивала над ним.
То же самое бывало, когда он приступал к новому расследованию. Его сотрудники не замечали этого из-за его внушительной фигуры и выражения спокойствия на лице, которое все принимали за уверенность в себе.
На самом деле он переживал более или менее продолжительный период колебаний, беспокойства, может, даже робости.
Ему нужно было привыкнуть к чужому дому, образу жизни, к людям, у которых были свои привычки, свой образ мыслей, своя манера их излагать.
А в этом случае была еще одна дополнительная сложность. Сегодня утром ему пришлось вступить в общение со средой не только довольно замкнутой, но с такой, которая из-за его детских впечатлений представлялась ему живущей в другом измерении.
Он понимал, что за все время, проведенное на улице Сен-Доминик, он ни разу не проявил своей обычной непринужденности, чувствовал себя неловко, вопросы задавал невпопад. Заметил ли это Жанвье?
Если и заметил, то он никак не мог связать это с далеким прошлым Мегрэ, с теми годами, что он прожил под сенью замка, где управляющим был его отец и чьи хозяева, граф и графиня де Сен-Фиакр, казались юному Мегрэ людьми особого рода.
Мегрэ и Жанвье выбрали для обеда этот ресторан на улице Бургонь из-за его террасы. Они быстро сообразили, что здешние завсегдатаи — это служащие расположенных поблизости министерств, президентского совета и офицеры в штатском из министерства обороны.
Это были не простые служащие. Все они занимали по меньшей мере посты начальников отделов, и Мегрэ поражало то, что они так молоды. Кое-кто из них узнал его и потихоньку говорил о нем, раздражая комиссара своей осведомленностью и напускной ироничностью.
А люди с набережной Орфевр, тоже государственные служащие, производили такое же впечатление чиновников, знающих ответы на все вопросы?
Об этом и многом другом размышлял комиссар, когда Жанвье отвлек его от мыслей и об утре, проведенном на улице Сен-Доминик, и об убийстве семидесятисемилетнего графа Армана де Сент-Илера, долгое время работавшего послом, и о странной Жакетте Ларрье, с ее маленькими глазками, следящими за движением его губ, и, наконец, об Алене Мазероне, бледном и вялом, живущем в одиночестве на улице Жакоб среди сабель и доспехов.
