– Не... Неважно. Мы делаем все, что можем. Повернувшись ко мне, он спросил:
– А вы кто – родственник?
– Друг. Я отвезу миссис Дэвидсон домой.
– Так, – сказал он. – Вы подождете или зайдете попозже вечером? – Его осторожный голос, эти неопределенные слова могли означать только одно.
Я вгляделся в его лицо и понял, что Билл умирает.
– Я подожду.
– Хорошо.
Я ждал четыре часа, я детально изучил узоры на портьерах и все щели в линолеуме. Больше всего я думал о проволоке.
Наконец вошла медсестра. Серьезная, молодая, красивая.
– Я очень, очень сожалею... Майор Дэвидсон умер.
Потом она сказала, что миссис Дэвидсон хотела бы, чтобы я вошел и посмотрел на него, и предложила мне идти за ней. Она провела меня по длинному коридору в небольшую белую палату, где Сцилла сидела у единственной в комнате кровати.
Сцилла только подняла на меня глаза, говорить она не могла.
Билл лежал там, серый, неподвижный, безжизненный. Билл. Лучший друг, которого мог бы пожелать себе человек.
На следующий день рано утром я отвез Сциллу, просидевшую над ним всю ночь, обессиленную и вконец опоенную снотворным, домой в Котсуолд. Дети встретили ее на пороге, у них были испуганные лица и округлившиеся глаза. Позади них стояла Джоан, проворная и умелая девушка, которая присматривала за детьми. Я с вечера сообщил ей обо всем по телефону.
Тут на ступеньках Сцилла села и зарыдала. Дети опустились на колени возле нее, стали ее обнимать и утешать в горе, которого они не могли еще ясно понять.
Потом Сцилла поднялась в свою спальню. Я задвинул занавески, укрыл ее одеялом и поцеловал в щеку. Она была вконец измучена и немедленно заснула. Я надеялся, что она проснется только через много часов.
Я пошел в свою комнату и переоделся. Внизу, в кухне, Джоан приготовила мне кофе, яичницу с беконом и горячие пышки. Я дал детям по плитке шоколада, который купил для них в прошлое утро (казалось, оно было бесконечно давно, это утро), и они сидели рядом со мной, грызя шоколад, пока я завтракал. Джоан налила кофе и себе.
– Аллан, – начал Уильям, самый младший. Ему было пять лет, и он ни за что не продолжал разговора, если ему не отвечали «да» в знак того, что его слушают.
– Да? – сказал я.
– Что случилось с папой?
Я рассказал им. Обо всем, кроме проволоки.
Некоторое время они как-то странно молчали. Потом Генри, которому как раз сравнялось восемь, спокойно спросил:
– Его похоронят или сожгут?
И прежде чем я успел ответить, он и его старшая сестра Полли принялись горячо и с удивительным знанием дела обсуждать всякие такие вещи, что лучше – захоронение или кремация. Я пришел в ужас, но в то же время почувствовал облегчение, а Джоан, перехватив мой взгляд, еле сдержалась, чтобы не хмыкнуть.
Эта бессознательная детская черствость занимала мои мысли, когда я возвращался в Мейденхед. Я поставил большой автомобиль Билла в гараж и вывел оттуда мой маленький темно-синий «лотос». Туман полностью рассеялся, но я все равно двигался очень медленно по сравнению с тем, как обычно езжу, и все обдумывал, что же мне делать.
Сперва я поехал в больницу. Я забрал вещи Билла, подписал какие-то бланки, сделал нужные распоряжения. Полагающееся по закону вскрытие назначили на следующий день.
Было воскресенье. Я поехал на ипподром, но ворота были заперты. Я вернулся в город. Контора ипподрома была пуста и тоже заперта. Я позвонил управляющему домой, но там не отвечали.
После некоторого колебания я позвонил председателю Национального комитета конного спорта, решив обратиться в самую высокую инстанцию, которой подведомственны скачки с препятствиями. Дворецкий сэра Кресвелла Стампе ответил, что узнает, может ли сэр Кресвелл уделить мне несколько минут. Я сказал, что это чрезвычайно важное дело. Тогда сэр Кресвелл взял трубку.
– Надеюсь, дело действительно очень важное, мистер Йорк, – сказал он. – Вы оторвали меня от обеда с друзьями.
– Вы слышали, сэр, что майор Дэвидсон умер вчера вечером?
– Да, я очень этим огорчен, право, очень огорчен. – Он ждал, что я скажу дальше. Я набрал воздуху.
– Его падение вовсе не несчастный случай, – сказал я.
– Что это значит?
– Лошадь майора Дэвидсона была сбита. Проволока, – сказал я.
Я рассказал ему о своих поисках у забора и о том, что я нашел там.
– Вы известили об этом мистера Дэйса? – спросил он. Дэйс был управляющим ипподромом. Я объяснил, что не мог его найти.
– И звоните мне? Понятно. – Он помолчал. – Ну что ж, мистер Йорк, если вы правы, это слишком серьезное дело, чтобы им занимался один только Национальный комитет конного спорта. Я полагаю, вам следует немедленно известить полицию в Мейденхеде. И непременно держите меня в курсе дела. До вечера. Я попытаюсь связаться с мистером Дэйсом.
Я повесил трубку. Я понял, что ответственность переложена на чужие плечи. Я представлял себе, как стынет на тарелке у сэра Кресвелла соус к его ростбифу, пока он заставляет гудеть телефонные провода.
Полицейский участок на пустой воскресной улице выглядел темным, пыльным и неприютным. Я вошел. За барьером стояли три стола, за одним из них молодой констебль уткнулся в воскресное приложение к какой-то газете. «Должно быть, детективом зачитался», – подумал я.
– Чем могу быть полезен, сэр? – спросил он, поднимаясь.
– Есть тут еще кто-нибудь? – спросил я. – То есть, я хотел сказать, старший чином. Речь идет об убийстве.
– Одну минуту, сэр. – Он вошел в дверь в глубине комнаты и, тут же вернувшись, сказал:
– Пройдите, пожалуйста, сюда.
Он посторонился, пропуская меня, и закрыл за мной дверь.
Человек, вставший мне навстречу, был, пожалуй, малорослым для полицейского. Коренастый крепыш, лет под сорок. У него были темные волосы. Он выглядел скорее воином, чем мыслителем, но, как я впоследствии убедился, это было поверхностное впечатление. На его столе была разбросаны газеты и толстенные юридические справочники. В кабинете стояла духота от газовой грелки, пепельница была полна окурков. Он тоже проводил воскресенье за чтением, с пользой для дела.
– Добрый день. Я инспектор Лодж, – сказал он, показывая на стул против письменного стола. Он тоже сел и принялся складывать газеты в аккуратные стопки.
– Вы пришли по поводу убийства? – Мои слова, когда он повторил их, прозвучали очень глупо, но он говорил весьма деловым тоном.
– Дело идет о майоре Дэвидсоне, – начал я.
– Да, у нас есть рапорт об этом. Он умер в госпитале ночью после падения на скачках.
– Это падение было подстроено, – выпалил я. Инспектор Лодж посмотрел на меня долгим взглядом, потом достал из ящика лист бумаги, отвинтил колпачок вечной ручки и написал, как я увидел, дату и час. Аккуратный человек.
– Я думаю, надо вернуться к началу, – сказал он. – Ваше имя?
– Аллан Йорк.
– Возраст?
– Двадцать четыре года.
– Адрес.
Я назвал адрес, сказал, чья это квартира, и объяснил, что живу по большей части там.
– А вообще ваше местожительство?
– Южная Родезия, – ответил я. – Скотоводческая ферма близ деревни под названием Индума, около пятнадцати миль от Булавайо.
– Род занятий?
– Представляю отца в его лондонской конторе.
– А чем занимается ваш отец?
– Собственное дело. Торговая компания «Бэйли Йорк».
– Чем вы торгуете? – поинтересовался Лодж.
– Медь, свинец, скот. Чем попало и всем на свете. Вообще-то мы транспортная фирма.
Он записал все это быстрым, четким почерком.
– Ну, а теперь, – сказал он, положив перо, – выкладывайте, в чем дело.
– В чем дело, я не знаю, а произошло вот что... – Я рассказал ему все, что знал. Он слушал не перебивая, потом спросил:
– Что же вас заставило думать, что это не обычное падение?
– Адмирал – самый надежный прыгун на свете. У него ноги гибкие, как кошачьи лапы. Он не делает ошибок в прыжке.
Но по его вежливо-удивленному выражению лица я понял, что он очень мало знает, если вообще знает что-нибудь, о скачках с препятствиями и, наверно, думает, что упасть может любая лошадь.
Я попытался еще раз убедить его.
– Адмирал блестяще берет препятствия. Он ни за что не упал бы вот так, этот забор – безделка для него, он сам рассчитывал темп, его никто не подгонял. Он отлично поднялся в воздух, я сам видел. Его падение было неестественным. Для меня оно выглядело так, словно что-то было подстроено, чтобы свалить его. Я подумал, что это, может быть, проволока. И я вернулся, чтобы найти ее, и нашел. Вот и все.
– Гм. А эта лошадь должна была выиграть скачку?
– Безусловно.
– А кто выиграл на самом деле?
– Я.
Лодж помолчал, покусывая кончик своей авторучки.
– Как принимают на работу служителей на скачках? Есть определенный порядок? – спросил он.