У него не было врагов. Он ни с кем не ссорился. У него ничего не украли. Впрочем, и красть-то было нечего.
— Каким образом он был убит?
— Как раз этот вопрос больше всего интересует комиссара.
Начальник полиции посмотрел на заметки, сделанные им во время телефонного разговора.
— Этих мест я не знаю, а потому мне трудно точно себе представить… Позавчера вечером…
— А я понял, что это случилось вчера.
— Нет. Позавчера. Несколько человек собрались в «Ноевом ковчеге». Это, как видно, гостиница или кафе. В это время года там бывают только завсегдатаи. Все друг друга знают. Был там и Марселен. Шел более или менее общий разговор, и Пако заговорил о вас.
— Почему?
— Понятия не имею. О знаменитых людях всегда охотно говорят. Марселен утверждал, что вы были его другом. Может быть, кто-нибудь высказал сомнение насчет ваших профессиональных качеств? Во всяком случае, он защищал вас с необыкновенным пылом.
— Он был пьян?
— Он всегда был более или менее пьян. Дул сильный мистраль; насколько я понял, это имеет какое-то значение. В частности, из-за мистраля Пако, вместо того чтобы, как обычно, ночевать в лодке, направился к хижине возле парка, где рыбаки складывают свои сети. На следующее утро его нашли мертвым с несколькими пулями в голове. Неизвестный стрелял в упор и выпустил в него всю обойму. Не удовольствовавшись этим, он ударил жертву по лицу тяжелым предметом. Похоже, что убийца был в неистовстве.
Мегрэ поглядел на Сену сквозь завесу дождя и подумал, что на Средиземном море сейчас сияет солнце.
— Буавер, главный комиссар, — славный малый. Я был когда-то с ним знаком. Он не из тех, кто порет горячку. Он только что прибыл на место преступления, но сегодня же вечером должен уехать. Он согласен с Леша, что именно разговор о вас был причиной всей драмы. Он даже склонен думать, что стрелявший в Пако в некотором роде целился в вас. Понимаете? Человек ненавидит вас настолько, что готов напасть на любого, кто защищает вас и называет своим другом.
— А на Поркероле есть такие люди?
— Это-то больше всего и смущает комиссара. На острове все друг друга знают. Никто не может ни высадиться там, ни уехать оттуда незамеченным. До сих пор никого ни в чем нельзя было заподозрить, или уж пришлось бы подозревать всех подряд. Что вы об этом думаете?
— Думаю, что мистер Пайк не прочь прокатиться на Юг.
— А вы?
— И я бы не прочь, если бы можно было ехать одному.
— Итак, когда вы едете?
— Ночным поездом.
— Вместе с мистером Пайком?
— Да. Вместе с мистером Пайком.
Может быть, англичанин думал, что французская полиция обладает мощными автомобилями, чтобы доставлять своих сотрудников на место преступления?
Во всяком случае, он должен был предполагать, что комиссары уголовной полиции пользуются для этого неограниченными средствами. Правильно ли поступил Мегрэ? Будь он один, он удовольствовался бы плацкартой. Приехав на Лионский вокзал, он колебался, но все же в последний момент взял два места в спальном вагоне.
Вагон был роскошный. В коридоре они увидели шикарных пассажиров с внушительным багажом. Нарядная толпа с букетами цветов провожала какую-то кинозвезду.
— Это «Голубой экспресс», — пробормотал Мегрэ, словно извиняясь.
Если бы он мог знать, что думает его коллега! В довершение всего они вынуждены были раздеться на глазах друг друга. А завтра утром им предстояло разделить крошечную уборную.
— В общем, — сказал м-р Пайк, уже в пижаме и накинутом сверху халате, — в общем, можно считать, что следствие начинается.
Что он, собственно говоря, хотел этим сказать? Французский язык англичанина был настолько точен, что всегда хотелось искать в его словах некий скрытый смысл.
— Да, начинается.
— Вы скопировали карточку Марселена?
— Нет. Признаться, даже не подумал об этом.
— Вы справились, где теперь эта женщина; если не ошибаюсь, ее, кажется, звали Жинеттой?
— Нет.
Был ли упрек во взгляде, брошенном на него м-ром Пайком?
— Вы запаслись бланком постановления на арест?
— Тоже нет. Взял только удостоверение на право ведения следствия, чтобы иметь возможность вызывать и допрашивать нужных мне людей.
— Вы знаете остров Поркероль?
— Ни разу там не бывал. Я плохо знаю Юг. Как-то мне пришлось вести следствие в Канне и Антибе, но у меня сохранилась в памяти только ужасающая жара. Меня там все время клонило ко сну.
— Вы не любите Средиземное море?
— В принципе мне не нравятся те места, где я теряю вкус к работе.
— Это потому, что вы любите работать, не так ли?
— Не знаю.
Это была правда. С одной стороны, всякий раз, как начиналось очередное дело, Мегрэ проклинал его за то, что оно нарушает установившийся порядок его жизни.
С другой стороны, стоило ему несколько дней остаться без работы, как комиссар становился угрюмым, даже, пожалуй, начинал тосковать.
— Вы хорошо спите в поезде? — спросил м-р Пайк.
— Я везде хорошо сплю.
— Стук колес не помогает вашим размышлениям?
— Я, знаете ли, мало размышляю.
Мегрэ раздражало, что купе наполнилось дымом от его трубки, тем более что англичанин не курил.
— В общем, вы еще не знаете, с какого конца начать?
— Понятия не имею. Даже не знаю, есть ли там какой-нибудь конец, за который можно ухватиться.
— Благодарю вас.
Чувствовалось, что м-р Пайк не пропускает даже самых незначительных слов, сказанных Мегрэ, что он фиксирует их в мозгу в определенном порядке, чтобы впоследствии ими воспользоваться. Можно было представить, как он вернется в Скотленд-Ярд, соберет сослуживцев (может быть, даже у школьной доски) и произнесет своим четким голосом:
— Так вот, расследование комиссара Мегрэ…
А что, если его ждет провал? Если эта история окажется одной из тех, когда приходится топтаться на месте, а правда выясняется только лет через десять, и то совершенно случайно? Что, если это обычное дело, и Леша встретит их завтра на перроне словами:
— Все в порядке. Пьяница, который убил Пако, арестован. Он сознался.
Если…
Г-жа Мегрэ не положила халат в чемодан мужа. Она не захотела дать ему старый, который был похож на монашескую рясу. В ночной рубашке комиссар чувствовал себя неловко.
— Хотите «ночной колпак»? — предложил м-р Пайк, протягивая ему серебряный флакон и стопку. — Так мы называем последнюю рюмку виски, которую выпиваем перед сном.
Мегрэ выпил. Правда, он не любил пить перед сном.
Может быть, м-р Пайк также не любил кальвадос[2], который комиссар заставлял его глотать в течение трех дней.
Он заснул и чувствовал сквозь сон, что храпит. А проснувшись, увидел оливковые деревья, окаймлявшие Рону, и понял, что они проехали Авиньон.
Сияло солнце, над рекой расстилался легкий туман.
Англичанин, свежевыбритый, корректный с головы до ног, стоял в коридоре, прильнув лицом к окну. В уборной было так чисто, словно ею никто не пользовался.
Там слегка пахло лавандой.
Мегрэ, еще не понимая, в каком настроении он проснулся, проворчал, разыскивая в чемодане свою бритву:
— Теперь только бы не оказаться идиотом.
Может быть, эта грубость была его реакцией на безупречную корректность м-ра Пайка.
В общем, первый раунд прошел вполне прилично.
Это не значит, что они соревновались друг с другом, во всяком случае на профессиональном поприще. Если м-р Пайк и участвовал в полицейской деятельности Мегрэ, то лишь в качестве зрителя.
И все-таки Мегрэ подумал: «Именно первый раунд».
Когда, например, он подошел к английскому инспектору в коридоре пульмановского вагона, м-р Пайк, захваченный врасплох, попытался, конечно, скрыть свое восхищение. То ли из простой стыдливости — сотруднику Скотленд-Ярда не пристало любоваться восходом солнца над одним из прекраснейших пейзажей мира, то ли англичанин считал неприличным выражать восхищение при посторонних.
Мегрэ, не раздумывая, мысленно засчитал очко в свою пользу.
В вагоне-ресторане м-р Пайк тоже зачел себе очко, и справедливо. Это был пустяк: он просто слегка поморщился, когда подали яичницу с беконом, которая в его стране была бесспорно лучше.
— Вы не бывали на Средиземном море, мистер Пайк?
— Я обычно провожу отпуск в Суссексе. Впрочем, однажды ездил в Египет. Море было серое, бурное, и почти в течение всего времени шел дождь.
Мегрэ, который в глубине души не очень любил Юг, сейчас испытывал непреодолимое желание защищать его.
Сомнительное очко: метрдотель, который узнал комиссара, — наверное, он где-то его уже обслуживал, — заискивающим тоном предложил сразу после первого завтрака:
— Рюмочку спиртного, как обычно?
