— Няня отвела их на кухню и поручила заботам другой служанки, а сама попыталась оказать помощь умирающей.
Здесь что-то не так. Ведь комиссар сначала сказал, что Адриена умерла почти сразу же, а теперь он заявляет, что няня пыталась оказать ей помощь. Ален прекрасно знал квартиру на Университетской улице, во втором этаже старинного особняка. Высокие окна, потолок, расписанный одним из учеников Пуссена.
— Скажите, господин Пуато, в каких отношениях вы были с вашей свояченицей?
— В самых хороших.
— Прошу поточнее.
— А что бы это могло изменить?
— Насколько я понимаю, убийство произошло не на почве материальных соображений. Разве между сестрами были какие-нибудь денежные дела?
— Конечно, нет!
— Полагаю, что речь также идет и не о старой затаенной вражде между детьми, выросшими в одной семье, — такое иногда бывает.
— Что вы!
— Имейте в виду, что на преступления, совершенные из ревности, присяжные обычно смотрят сквозь пальцы.
Они взглянули друг на друга.
Комиссар, чье имя Ален уже успел забыть, даже и не притворялся, будто расставляет допрашиваемому каверзные ловушки. Он устал и с нескрываемой скукой задавал вопросы-в лоб.
— Вы были ее любовником?
— Нет. Собственно, да. Я хочу сказать, что это не могло быть причиной. Это было слишком давно. Понимаете?
Слова его следовали за мыслью, но он отдавал себе отчет, что всетаки они за ней не поспевают. Вот если бы рассказать все по порядку, не торопясь, с подробностями, объяснить, что…
— Мы уже почти год, как… Меньше года… С рождества…
— Ваша связь началась год назад?
— Наоборот. Окончилась.
— Совсем?
— Да.
— Это вы ее прервали?
Ален отрицательно покачал головой. Впервые в жизни он осознал, как трудно, даже невозможно все объяснить. Объяснить то, что было между ним и Адриеной. В отчаянии он чуть не обхватил голову руками.
— Это не было связью.
— Как же вы это назовете?
— Не знаю. Это произошло…
— Расскажите же, как это произошло.
— Почти случайно. Мы с Мур-мур тогда еще не были женаты, но жили уже вместе.
— Когда это было?
— Лет восемь назад. Еще до того, как стал выходить мой журнал. Я тогда зарабатывал газетными репортажами, статьями. Писал песенки. Мы жили в отеле близ Сен-Жермен-де-Пре. Мур-мур тоже работала.
— Она была тогда студенткой?
Комиссар снова заглянул в досье, чтобы освежить в памяти историю, а Ален подумал: что там еще написано у него в этой папке?
— Да. Она занималась на втором курсе философского факультета.
— Продолжайте.
— Однажды…
Шел дождь, как сегодня. Возвратившись домой в конце дня, он вместо жены застал в комнате Адриену.
— Жаклина не вернется к обеду. У нее интервью с каким-то американским писателем в отеле «Георг V».
— Что ты здесь делаешь?
— Забежала к ней поболтать. Но она меня бросила, и я решила дождаться тебя.
В то время ей еще не было двадцати. Насколько сестра ее была живой и энергичной, настолько Адриена казалась холодной, даже вялой.
Комиссар ждал, почти не скрывая нетерпения. Он закурил сигарету, протянул пачку Алену, тот тоже закурил.
— Это случилось так просто, что не расскажешь.
— Она вас любила?
— Вероятно. Два часа назад я безусловно сказал бы «да». Но теперь не осмелился бы.
Слишком все изменилось с той минуты, когда стеснительный и вежливый инспектор подошел к нему у подъезда и попросил разрешения подняться с ним наверх.
— Я думаю, что все сестры… Нет, пожалуй, не все, но многие. Даже среди своих знакомых я знал ряд случаев…
— Ваша связь продолжалась примерно семь лет?
— Это не было связью. Я хочу, чтобы вы меня поняли. Мы никогда не объяснялись друг другу в любви. Я продолжал любить Мур-мур и через несколько месяцев на ней женился.
— Что вас заставило решиться на этот шаг?
— Что заставило? Но…
А в самом деле, что его заставило? По правде сказать, в ту ночь, когда Ален сделал ей предложение, он был чертовски пьян.
— Вы ведь и так жили вместе. Детей у вас не было.
Он сидел за столом в пивной, окруженный такими же захмелевшими, как он, приятелями, и вдруг заявил:
— Через три недели мы с Мур-муркой поженимся.
— Почему через три?
— Столько требуется для оглашения.
Разгорелись споры. Одни утверждали, что брак заключают уже через две недели после оглашения, другие уверяли, что через три.
— Ладно, увидим. А ты, Мур-мур, что об этом думаешь?
Она прижалась к нему и ничего не ответила.
— После женитьбы вы встречались с вашей свояченицей?
— Обычно вместе с женой.
— А кроме этого?
— Да, мы иногда встречались. Был период, когда мы виделись еженедельно.
— Где?
— У нее в комнате. Она осталась там жить после того, как Мур-мур вышла замуж.
— Адриена работала?
— Слушала лекции по истории искусств.
— А после того как вышла замуж?
— Сначала уехала с мужем в свадебное путешествие. А когда вернулась, позвонила мне и назначила свидание. Мы отправились на улицу Лоншан, и я снял там меблированную комнату.
— Ваш свояк ни о чем не подозревал?
— Конечно, нет.
Ален был поражен таким вопросом. Ролан Бланше был слишком занят своей финансовой инспекцией и слишком уверен в себе, чтобы хоть на минуту допустить, что его жена может иметь связь с другим мужчиной.
— Надеюсь, вы не задали ему этого вопроса?
— Разве недостаточно того, что случилось? — довольно сухо ответил полицейский. — А ваша жена?
— Тоже нет. Она считала нас добрыми друзьями. Как-то раз, вначале, еще до замужества сестры, Мур-мур сказала мне:
— Как жаль, что мужчинам нельзя жениться сразу на двух женщинах.
Я понял, что она имеет в виду Адриену.
— А потом? Она не изменила своего мнения?
— После того, что произошло, я и сам не знаю, что вам ответить. Случалось, мы с Адриеной не виделись по два-три месяца. У нее было двое детей. У нас рос сын. Их загородный дом находился в другой стороне, в Орлеанском лесу.
— Что же произошло на рождество?
— Это было за день до сочельника. Мы встретились…
— По-прежнему на улице Лоншан?
— Да, мы оставались ей верны. Праздники нам предстояло провести врозь, и мы решили распить бутылку шампанского до встречи в Новом году.
— По чьей инициативе произошел разрыв? Алену надо было собраться с мыслями.
— Вероятно, по ее. Понимаете, мы встречались уже только по привычке. Я все чаще и чаще бывал занят. Она сказала что-то вроде: «От нашего чувства уже ничего не осталось, ты согласен, Ален?»
— Вам тоже хотелось покончить с этой связью?
— Быть может… Вы задаете мне вопросы, которых сам я себе никогда не задавал.
— Да, но поймите, что еще два часа назад я и не подозревал о существовании вашей жены или вашей свояченицы, и если мне знакомо ваше имя, то только благодаря журналу.
— Я пытаюсь ответить.
Ален словно просил прощения, а это было вовсе не в его характере. Да и вообще, с той минуты, как он переступил порог уголовной полиции, все его поведение, мысли, чувства, слова были не в его характере.
— Помнится, я хотел приласкать ее в последний раз.
— Она уступила?
— Она предпочла, чтоб мы расстались добрыми друзьями.
— А потом?
— Все было в порядке. Мы с Мур-мур не раз у них ужинали. Встречали ее с мужем в театре, в ресторане.
— В поведении вашей жены никаких перемен не произошло?
— Нет… Не знаю… Простите, что я так часто произношу эти слова, но мне, право, нечего больше сказать.
— Вы с женой всегда ужинаете вместе?
— Почти каждый вечер…
— Вдвоем, без посторонних?
— Нет, вдвоем — редко. У нас много друзей, и часто приходится присутствовать на всевозможных ужинах, коктейлях…
— Как вы проводите конец недели?
— Суббота у нас обычно спокойный день. Но на Мур-мур почти всегда висит какая-нибудь недописанная статья. Случается, я уезжаю, а она остается в Париже до воскресенья, чтобы закончить работу. Мур-мур набила себе руку на интервью с приезжими знаменитостями… Но, может быть, вы мне скажете наконец, почему она все-таки убила сестру?
Его вдруг охватило негодование, он сам себе удивился. Так обнажаться перед каким-то полицейским, который от усталости слушает его вполуха! Выворачивать перед ним наизнанку свою семейную жизнь, свои интимные отношения!
— По-моему, как раз мы оба и пытаемся это выяснить.
— Нет, невероятно…
— Что невероятно?
— Что она вдруг ни с того ни с сего приревновала меня к Адриене и из ревности…
— Вы с женой очень любили друг друга?
— Я вам уже сказал.
— Вы мне рассжазывали о начале вашей совместной жизни в Сен-Жерменде-Пре. А с тех пор?
— Нет, мы друг друга любим…
