— Уже почти шесть, — ответил он и не успел закончить фразы, как старинные бронзовые часы пробили первый удар. После шестого леди вскочила и обратила к майору одно из самых необычных и привлекательных лиц, какие тому доводилось видеть, — открытое, но мучительное лицо.
— Вот и кончился третий год моего ожидания! — воскликнула она — Сегодня годовщина. Ожидая, поневоле мечтаешь о том, что страшное случится раз и навсегда.
Ее слова еще звучали, когда тишину нарушил крик. Снизу, из полумрака улицы (уже опустились сумерки), хриплый голос с безжалостной четкостью выкрикнул:
— Майор Браун! Майор Браун! Где живет шакал?
Действуя, майор был решителен и немногословен. Он бросился к парадной двери и выглянул на улицу, но в синих сумерках, где лимонными бликами светились первые фонари, не обнаружил никого. Вернувшись в гостиную, он увидел, что леди в зеленом платье дрожит от страха.
— Это конец, — проговорила она дрожащими губами. — Это смерть для нас обоих. Как только…
Ее слова прервал новый, отчетливо хриплый крик, донесшийся с темной улицы:
— Майор Браун! Майор Браун! Как умер шакал?
Браун ринулся к двери, сбежал вниз, но опять никого не увидел. Улица была слишком длинна и пустынна для того, чтобы кричавший мог скрыться, на ней не было ни души. Даже привычный ко всему майор был так ошеломлен, что вернулся в гостиную спустя некоторое время.
Но едва он переступил порог, как ужасный голос послышался снова:
— Майор Браун! Майор Браун! Где…
Одним прыжком Браун очутился на улице — и вовремя. Он увидел такое, что кровь у него на мгновение застыла. Крики издавала голова без туловища, лежавшая на тротуаре.
Но уже в следующую секунду побледневший майор понял все. Голова принадлежала человеку, высунувшемуся из люка, через который в подвал засыпали уголь. Она снова исчезла, и Браун вернулся в комнату.
— Где у вас подвал для угля? — спросил он и тут же направился в узкий коридор.
Женщина взглянула на него испуганными серыми глазами.
— Не пойдете же вы, — воскликнула она, — в яму, к этому чудовищу?
— Это здесь? — спросил Браун, прыгая через три ступеньки вниз по черной лестнице. Он рывком распахнул дверь в пещеру подвала и вошел туда, пытаясь нащупать в кармане спички. Пока его правая рука была занята, две огромные скользкие руки, принадлежавшие без сомнения великану, появились из темноты и обхватили его сзади за шею. Руки с силой тянули вниз, в душную тьму, словно в безжалостный мрак смерти. Но голова его, хотя и перевернутая, мыслила ясно и здраво. Невидимые руки пригибали его к полу, пока он почти не опустился на четвереньки. И тут, нащупав колени невидимого чудовища, он протянул свою длинную, натренированную руку и, крепко вцепившись в ногу противника, с силой потянул ее вверх, опрокинув громадного незнакомца на пол. Тот попытался было подняться, но Браун прыгнул на него, как кошка. Они покатились по полу. Как ни велик был нападавший, теперь он явно желал одного — спастись бегством. Снова и снова он пытался проскользнуть в дверь, но майор железной рукой поймал его за ворот и повис на нем, другой рукой ухватившись за балку потолка. Незнакомец рванулся с бычьей силой, и Брауну показалось, что рука у него не выдержит и оторвется.
Но не выдержало и порвалось что-то другое, и смутно различимая фигура внезапно исчезла, оставив майору порванный сюртук — единственный плод приключения и единственный ключ к тайне. Да, единственный, ибо, когда майор Браун выбрался наверх, ни леди, ни роскошных портьер, ни мебели просто не было. Остались белые стены да пустой пол.
— Женщина, конечно, участвует в сговоре, — сказал Руперт, покачав головой.
Майор Браун покраснел.
— Простите, — сказал он, — я так не думаю.
Руперт вскинул брови, несколько мгновений смотрел на Брауна и наконец спросил:
— В карманах у него было что-нибудь?
— Семь с половиной пенсов и один трехпенсовик, — старательно перечислил майор, — мундштук, кусок веревки и это письмо.
И он положил его на стол. Там было написано:
Дорогой мистер Пловер!
С сожалением узнал, что произошла некоторая задержка с делом майора Брауна. Пожалуйста, примите меры, чтобы завтра на него напали, как было договорено. Не забудьте угольный погреб!
Преданный Вам
П.Дж. Нортовер.
Руперт Грант наклонился вперед. Глаза его горели, как у коршуна.
— На письме есть адрес? — спросил он.
— Нет… а впрочем, вот, — ответил Браун, — Теннерс Корт, 14.
Руперт вскочил с места.
— Чего же мы теряем время? Идем туда! Одолжи мне свой револьвер, Бэзил.
Бэзил Грант, как зачарованный, пристально смотрел на догорающие угли и ответил не сразу:
— Не думаю, чтобы он тебе понадобился.
— Возможно, и нет, — согласился Руперт, надевая пальто, — но кто знает… Когда отправляешься на встречу с преступниками…
— А ты уверен, что там преступники? — спросил его брат.
Руперт добродушно рассмеялся:
— Может быть, тебе и кажется безобидным, когда приказывают задушить ни в чем не повинного человека в подвале, но…
— Ты думаешь, они хотели задушить майора? — спросил Бэзил все тем же монотонным голосом.
— Да ты все проспал, дорогой! Посмотри-ка на письмо.
— Я и смотрю, — спокойно ответил сумасшедший судья, хотя смотрел на огонь в камине. — Не думаю, чтобы один преступник мог написать это другому.
— Нет, ты просто великолепен! — воскликнул Руперт, и в его голубых глазах засветилась усмешка. — Вот письмо, оно есть, в нем распоряжение об убийстве. С таким же успехом можно сказать, что колонны Нельсона совсем и нет на Трафальгарской площади.
Бэзил Грант затрясся от беззвучного смеха, но с места не двинулся.
— Недурно! — произнес он. — Только здесь эта логика непригодна. Тут все дело в атмосфере. Такое письмо просто не может написать преступник.
— Он же его написал! — воскликнул Руперт в бешеном, буйном приступе здравомыслия. — Это факт.
— Факт… — пробормотал Бэзил, словно рассуждая о каком-то диковинном животном. — Факты часто скрывают истину. Может быть, это и глупо — я ведь, заметьте, не в своем уме… — но я никогда не мог поверить в этого, как его там зовут в тех прекрасных рассказах?.. Да, Шерлок Холмс. Конечно, каждая деталь указывает на что-то, но обычно совсем не на то. Факты, мне кажется, как ветки на дереве, смотрят во все стороны. Только жизнь дерева объединяет их, только его зеленая кровь, фонтаном возносящаяся к небу.
— Но что же это такое, если не письмо преступника?
— Для ответа понадобится вечность, — ответил судья. — Оно может означать бесконечное множество вещей. Мне они неведомы… Я видел только письмо и говорю, что его писал не преступник.
— Так кто же?
— Не знаю.
— Почему же ты не принимаешь простых объяснений?
Бэзил еще какое-то время пристально смотрел на угли, словно собираясь с мыслями, потом заговорил снова.
— Представьте, вы пошли погулять при лунном свете, представьте, что вы идете по длинным улицам, по серебряным площадям и вдруг, выходя на какое-то пустое пространство с двумя-тремя памятниками, видите балерину, танцующую в белом сиянии. Представьте, что, всмотревшись, вы узнаете в ней мужчину, мало того — лорда Китченера. Что вы подумаете?
Он помолчал и начал снова:
— Простого объяснения вы принять не сможете. Особые, необычные одежды надевают потому, что они нас красят. Но вы не поверите, что лорд Китченер оделся балериной из тщеславия. Скорее всего, вы подумаете, что он унаследовал безумие от прабабушки, или танцует под гипнозом, или запутан тайным обществом. Баден-Пауэлл мог бы плясать на пари, но не Китченер! Это я знаю точно, во время моего общественного служения мы нередко виделись. Вот и тут я знаю и письмо, и преступников. Все дело в атмосфере. — Он закрыл глаза и провел рукой по лбу.
Руперт и майор смотрели на него и с жалостью, и с уважением. Наконец Руперт сказал:
— Ну, я пойду. Пока твоя духовная тайна не откроется, буду думать, что человек, распорядившийся об убийстве, да еще таком, которое чуть не совершилось, не слишком праведен. Можно взять револьвер?
— Да, конечно, — сказал Бэзил, вставая. — Но я и сам иду. — И он накинул старый плащ и взял трость, в которой была шпага,
— Ты!.. — удивился Руперт. — Да ты почти не выходишь из своей норы, ничего не хочешь видеть!
Бэзил надел огромную шляпу, которая была когда-то белой.
— Я почти не слышу ничего такого, чего не могу понять, не увидев, — ответил он с бессознательным высокомерием и первым вышел в лиловато-синюю тьму.
Мы быстро двигались по освещенным фонарями улицам Лэмбета, по Вестминстерскому мосту, по набережной, к той части Флит-стрит, где расположен Теннерс Корт. Прямая темная фигура майора Брауна, маячившая впереди, являла полную противоположность Руперту Гранту в причудливо развевающемся пальто, который пригибался к земле, как гончая, и с детским восторгом принимал позы сыщиков из романа. Сзади, обратив лицо к звездам, как лунатик, двигался Бэзил.
