Сестра О’Брайен была высокой рыжеволосой женщиной лет тридцати с ослепительно-белыми зубами, веснушчатым лицом и обаятельной улыбкой. Пациенты любили ее за бодрость и жизнерадостность. Хопкинс, районная медицинская сестра, простоватая, уже не очень молодая, приходила каждое утро, чтобы помочь ей перестелить постель и совершить туалет пожилой леди, которая была довольно грузной. Надо сказать, помощницей она была неоценимой – ловкой и быстрой.
– В этом доме все сделано на совесть, – одобрительно заметила Хопкинс.
– Что верно, то верно, – кивнула ее коллега. – Правда, кое-что здесь устарело и нет центрального отопления, но зато много каминов и служанки внимательные. Миссис Бишоп спуску им не дает.
– Эти нынешние служанки, – подхватила сестра Хопкинс, – терпенья на них не хватает… Сами не знают, чего хотят. А прилично прибраться в доме не могут.
– Мэри Джерард – очень славная девушка, – возразила сестра О’Брайен. – Просто не представляю, как бы миссис Уэлман обходилась без нее. Вы видели, она и сейчас ее вызвала к себе? Ну конечно же, такое милое создание и знает, как ей угодить.
– Мне жаль Мэри, – сказала сестра Хопкинс. – Этот старик, ее папаша, делает все ей назло.
– Ни одного доброго слова от этого скряги не дождешься, – согласилась сестра О’Брайен. – А чайник-то уже шумит. Как закипит, сразу заварю.
Чай вскоре уже был налит в чашки – горячий и крепкий. Чаепитие происходило в комнате сестры О’Брайен, расположенной рядом со спальней миссис Уэлман.
– Приезжают мистер Уэлман и мисс Карлайл, – сказала сестра О’Брайен. – Утром пришла телеграмма.
– Вот оно что, – проговорила сестра Хопкинс. – А я никак не пойму, что это старая леди так взволнована. Они ведь давненько ее не навещали, да?
– Месяца два, если не больше. Мистер Уэлман приятный молодой джентльмен. Только очень уж гордый.
Сестра Хопкинс сказала:
– А я на днях видела фотографию мисс Карлайл в «Тэтлере»[4]. Они с подругой на ипподроме в Ньюмаркете.[5]
– Она ведь очень известна в обществе, а? И всегда так чудесно одевается. Как по-вашему, сестрица, она на самом деле красивая?
Сестра Хопкинс ответила:
– Сегодняшних девушек не очень-то и разглядишь под пудрой да румянами. По мне, так ей очень далеко до Мэри Джерард!
Сестра О’Брайен поджала губы и склонила голову набок.
– Возможно, вы и правы. Но у Мэри нет стиля!
– Что и говорить, птичку красят перышки, – назидательно заметила сестра Хопкинс.
– Еще чашечку, сестрица?
– Спасибо, сестрица. С удовольствием.
Женщины ближе придвинулись друг к другу.
– А знаете, нынче ночью такое случилось… Не знаю, что и думать, – доверительным тоном сказала сестра О’Брайен. – Около двух часов я, как всегда, вошла в спальню, чтобы поудобнее устроить нашу голубку, а она вовсе и не спит, видать, думает о чем-то о своем, потому, как только я вошла, тут же говорит: «Фотография. Дайте мне фотографию». Я, само собой, ей в ответ: «Конечно, миссис Уэлман. Но не лучше ли подождать до утра». А она: «Нет, я хочу взглянуть на него сейчас». Тогда я спросила: «Где эта фотография? Вам нужна одна из фотографий мистера Родерика?»
А она мне: «Родерика? Нет, Льюиса». И смотрю, старается приподняться, ну я к ней подошла, чтобы помочь. Она достала ключи из маленькой шкатулки, стоявшей рядом с постелью, и попросила отпереть второй ящик секретера. И там, точно, оказалась большая фотография в серебряной рамке. А на ней такой красавец! А в углу наискосок написано: «Льюис». Старинная фотография, должно быть, сделана много лет назад. Ну подала я ей ее, а она долго всматривалась, и шептала, и шептала: «Льюис… Льюис». Потом вздохнула, протягивает эту фотографию мне и просит положить обратно. И, поверите ли, когда я обернулась, она уже спала – сладко, как дитя.
– Думаете, это ее муж? – заинтересовалась сестра Хопкинс.
– Ничего подобного! Наутро я как бы между прочим спросила миссис Бишоп, как звали покойного мистера Уэлмана. И она сказала: Генри!
Женщины обменялись красноречивыми взглядами. Кончик длинного носа сестры Хопкинс подрагивал от приятного возбуждения.
– Льюис… Льюис, – задумчиво проговорила она. – Любопытно… У нас тут вроде бы никого нет с таким именем.
– Ну это, видимо, очень давняя история, дорогуша, – предположила О’Брайен.
– Ну конечно. Я ведь здесь всего два года. Интересно, интересно…
– Очень красивый мужчина, – снова повторила сестра О’Брайен, – похож на кавалерийского офицера!
Сестра Хопкинс, прихлебывая чай, произнесла:
– Это очень любопытно.
– Может, они в юности любили друг друга, а жестокий отец их разлучил… – с надеждой произнесла склонная к романтизму сестра О’Брайен.
– А может быть, его убили на войне… – глубоко вздохнув, предположила сестра Хопкинс.
Только сестра Хопкинс, приятно взбудораженная романтическими догадками О’Брайен, наконец покинула дом, как ее нагнала выбежавшая вслед за ней Мэри Джерард.
– Можно мне прогуляться вместе с вами до деревни, сестрица?
– Конечно, моя дорогая.
– Мне нужно поговорить с вами, – чуть задыхаясь, произнесла Мэри. – Меня так все беспокоит.
Женщина участливо на нее взглянула.
Мэри Джерард исполнился двадцать один год, и она была очаровательным созданием, напоминавшим своим хрупким обликом дикую розу: длинная нежная шея, бледно-золотистые волосы, мягкими волнами лежавшие на точеной головке, и ясные небесно-голубые глаза.
– А что случилось? – спросила сестра Хопкинс.
– Понимаете, время идет, а я до сих пор ничего не делаю!
– Ну это вы всегда успеете, – сухо проговорила сестра Хопкинс.
– Да, но это меня так… так огорчает. Миссис Уэлман была удивительно добра ко мне, оплатив такое дорогое обучение. Я чувствую, что теперь должна сама зарабатывать себе на жизнь. Мне необходимо получить какую-нибудь профессию.
Сестра Хопкинс сочувственно кивнула.
– Мне нужно работать, иначе зачем было столько учиться, – продолжала Мэри. – Я старалась… старалась объяснить, что я чувствую, миссис Уэлман, но… это так трудно… она, по-моему, не понимает меня. Она постоянно говорит, что у меня впереди еще много времени.
– Не забывай, что она очень больна, – сказала сестра Хопкинс.
Мэри залилась краской.
– Да, конечно. Мне не нужно было ее беспокоить. Но это постоянно меня тревожит… а тут еще отец… Он так на меня из-за этого злится. Ворчит, что я строю из себя настоящую леди! Но я ведь на самом деле не хочу сидеть сложа руки!
– Я знаю.
– Беда в том, что обучение любой профессии тоже всегда стоит больших денег. Почти всегда. Вообще-то я неплохо знаю немецкий и могла бы как-то это использовать. Но мне очень бы хотелось стать медсестрой. Мне нравится ухаживать за больными.
– Запомни, для этого нужно быть сильной, как лошадь! – скептически изрекла сестра Хопкинс.
– Я сильная! И мне действительно нравится ухаживать за больными! Мамина сестра, та, что в Новой Зеландии, была медсестрой. Как видите, это у меня в крови.
– А как насчет массажа? – предложила сестра Хопкинс. – Или Норлендского медицинского училища?[6] Ведь ты любишь детей. Но вообще-то массаж более денежное дело.
Мэри засомневалась:
– Но выучиться на массажистку дорого стоит, не так ли? Я надеялась… но, конечно же, это я уж слишком… она и так много для меня сделала.
– Ты имеешь в виду миссис Уэлман? Чепуха! По-моему, она просто обязана тебе в этом помочь. Она дала тебе шикарное образование, но от него мало толку. А ты не хочешь стать учительницей?
– Я не слишком умна для этого.
– Ум уму рознь. Послушайся моего совета, Мэри, потерпи еще немного. По-моему, миссис Уэлман обязана тебе помочь встать на ноги. И, я не сомневаюсь, она собирается это сделать. Но она так тебя любит, что не хочет с тобой расставаться.
– Ох! – У Мэри на мгновение перехватило дыхание. – Вы действительно так думаете?
– Ни капельки не сомневаюсь! Ну сама посуди: несчастная старая леди, наполовину парализованная, а значит, почти беспомощная. Заперта в четырех стенах. И ей, конечно, приятно видеть рядом такое молодое, пригожее существо, как ты. Ты замечательно умеешь обращаться с больными.
– Если вы и вправду считаете, что она… ценит меня, – тихо проговорила Мэри, – это меня успокаивает… Милая миссис Уэлман! Я очень ее люблю, очень! Она всегда так хорошо ко мне относилась. Я готова сделать для нее все, что угодно!
– Лучшее, что ты можешь для нее сделать, – это оставаться при ней и не морочить себе голову заботами о будущем, – сухо сказала сестра Хопкинс. – Это долго не протянется.
– Вы имеете в виду… – Глаза Мэри округлились от испуга.
Районная сестра кивнула.
– Она держится замечательно, но хватит ее ненадолго. Будет второй удар, затем третий. Уж я-то знаю, как это бывает. Потерпи, душенька. Если ты скрасишь последние дни старой леди, то тем самым сделаешь благое дело. А все остальное еще успеется.
