— А кот? Как он реагирует на всю эту шумиху?
— Он возбуждён. Я держу его в своей комнате, и он вскакивает при малейшем шорохе. После того как прошлой ночью полиция ушла и всё утихло, я положил шерстяное одеяло на диван и попытался заставить его улечься спать, но он бродил из угла в угол до утра.
— Хотел бы я знать, что известно этому коту.
— А я хотел бы знать, что Маунтклеменс делал во внутреннем дворике в холодную зимнюю ночь в домашнем вельветовом халате, — сказал Квиллер. — Это всё, что на нём было, и ещё перчатка на здоровой руке. Тем не менее он взял с собой верхнюю одежду. В углу дворика на кирпичах лежали британский твидовый костюм и накидка. Кто, кроме него, носит накидку?
— Всё это лежало около тела?
— В углу двора, ближе к воротам, которые ведут в аллею. Накидка выглядела так, будто он прислонился спиной к кирпичной стене, может оперся о неё когда его ударили ножом.
— Нож задел аорту, — сказал Лодж. — У него не было шансов.
— Нужно подумать о новом художественном критике, — перешёл к делу Арчи. — Джим, тебе нужна работа?
— Кому? Мне? Ты спятил?
— Это наводит меня на мысль, произнёс Лодж. — А не было ли в городе человека, который хотел бы получить работу Маунтклеменса?
— Это не стоит того риска, который связан с убийством.
— Но работёнка весьма престижная, — возразил Квиллер. — Какой-нибудь художественный эксперт мог увидеть в этом шанс побыть чуть—чуть богом. Критик может создать или уничтожить художника.
— У кого здесь достаточно квалификации для такой работы?
— У преподавателя. Хранителя музея. У кого-то из сотрудников искусствоведческих журналов.
— Но он должен знать, как писать, — сказал Арчи. — Большинство художников не умеет писать, они думают, что умеют, но это заблуждение.
— Интересно, кто будет предлагать свои услуги?
— А что нового по делу Ламбрета?
— Полиция не дает материала, пригодного для публикаций, — ответил Лодж.
— У меня есть кандидатура на место критика, — предложил Квиллер. — Он в настоящее время безработный.
— Кто?
— Ноэль Фархор, из музея.
— Ты думаешь, он заинтересуется? — воодушевился Арчи. — Я мог бы замолвить за него словечко.
После обеда Квиллер потратил большую часть времени, отвечая на телефонные звонки, и в конце дня его желание вернуться домой и увидеть Коко пересилило желание поужинать в пресс-клубе. Он говорил себе, что кот теперь сирота. Сиамские коты особенно нуждаются в компании. Обездоленное животное было заперто в одиночестве в комнате Квиллера на весь день. Трудно даже представить, какой упадок сил переживает Коко.
Когда Квиллер отпер дверь своей квартиры, он не увидел кота ни на диване, ни на большом стуле, ни в позе льва на красном ковре. На кровати в нише тоже не было видно бледного сгустка шерсти.
Квиллер позвал Коко. Он опустился на четвереньки и посмотрел под диваном. Он искал кота за драпировками, за занавесками в душе… Он вглядывался в дымовую трубу…
В панике Квиллер подумал, что нечаянно запер Коко в кабинете или туалете. Но безумное лязганье дверьми и выдвижными ящиками не помогло. Убежать кот не мог: дверь была заперта, окна закрыты.
«Он должен быть где-нибудь здесь, — подумал Квиллер. — Нужно начать готовить ужин, тогда, возможно, кот вылезет из какого-нибудь шкафа».
Квиллер пошёл на кухню, подошёл к холодильнику и носом к носу встретился со спокойным, невозмутимым Коко.
Квиллер задохнулся:
— Ты дьявол! И ты сидел здесь всё это время?
Коко, застывший в нелепой позе на холодильнике, ответил ему коротким мяуканьем.
— В чём дело, старина? Ты страдаешь?
Коко раздражённо сменил позу: припал к холодильнику всем телом, согнул задние лапы под прямым углом и распушил шерсть над лопатками, подобно огромному созревшему одуванчику.
— Тебе неудобно! Вот в чём причина. После ужина мы сходим наверх и возьмём твою подушку. Хорошо?
Кот моргнул в ответ.
Квиллер начал резать говядину.
— Когда этот кусок мяса закончится, тебе придётся довольствоваться тем, что я смогу предложить, или поехать в Милуоки. Там ты будешь жить лучше, чем я.
Когда Коко дожевал свою говядину, а Квиллер — бутерброд с салями, они пошли наверх, чтобы взять голубую подушку с холодильника Маунтклеменса. Его квартира сейчас была заперта, но у Квиллера по-прежнему оставался ключ, который критик дал ему неделю назад.
Коко, странно помедлив на пороге, вошёл в комнату. Он бесцельно побродил, понюхал ковёр и уверенно направился в угол гостиной. Там его привлекли жалюзи на двери, и он обнюхал их края и петли с предельным вниманием.
— Что ты ищешь, Коко?
Кот сделал стойку на задних лапах и начал царапать дверь, потом опустился и принялся за ковёр.
— Ты хочешь в кладовку? Зачем?
Коко энергично царапал ковер, и Квиллера осенило. Он открыл двойные двери.
В прежней жизни этого дома в кладовке находилась, возможно, швейная или мастерская. Сейчас окна были закрыты ставнями, и пространство заполняли шкафы с картинами, поставленными вертикальными рядами. Некоторые были в рамах, другие — просто растянутые холсты, но большинство представляли собой беспорядочное, бессмысленное нагромождение пятен краски.
Коко прошёл внутрь кладовки и, жадно принюхиваясь, начал переходить от одного шкафа к другому. В дверцы одного, особенно его заинтересовавшего, он попытался просунуть лапу.
— Хотел бы я знать, что означает это представление… — заметил Квиллер.
Коко возбужденно завыл. Он попробовал всунуть одну лапу, потом другую. Наконец он подошёл к Квиллеру и потёрся о его ногу, после чего возобновил свои попытки.
— Ты, должно быть, хочешь, чтобы я тебе помог. Давай посмотрим, что в этом шкафу. — Квиллер достал картину в рамке, которая заполняла узкий паз, а Коко схватил что-то зубами.
Квиллер отобрал у кота маленький тёмный предмет и внимательно рассмотрел его. Что бы это могло быть? Мягкий… пушистый… легкий…
Коко возмущённо завыл.
— Извини, — сказал Квиллер. — Мне просто любопытно. Это же Мятная Мышь!
Он бросил пахнущую мятой игрушку коту, который тотчас сжал её в передних лапах и принялся кататься по полу.
— Пойдём отсюда. — Квиллер попытался засунуть картину на место, попутно разглядывая её. Это был сказочный пейзаж, заполненный безголовыми телами и бестелыми головами. Он скривился и поспешно засунул картину в шкаф. Итак, здесь был тайник Маунтклеменса.
Квиллер просмотрел ещё несколько картин. Одна из них представляла собой набор чёрных линий на белом фоне — некоторые параллельные, некоторые пересекающиеся. Он удивленно поднял брови. Другой холст был покрыт серой краской — лишь серая краска и подпись в нижнем углу. Потом ему попалась картина с яркой пурпурной сферой на красном поле, и Квиллер почувствовал, что у него начала болеть голова.
Следующая картина, на которую упал его взгляд, вызвала особое состояние усов Квиллера. Импульсивно он спикировал на Коко, подхватил его и бросился вниз по лестнице.
Он подбежал к телефону, набрал номер, который знал наизусть.
— Зоя? Это Джим. Я нашёл здесь, в этом доме, нечто такое, что хотел бы тебе показать… Картину… Картину, которая тебя заинтересует. Мы с Коко поднялись в квартиру Маунтклеменса за подушкой, и кот привёл меня в кладовку. Он очень настаивал. Ты никогда не поверишь, что мы там нашли… Обезьяну… Картину с обезьяной!.. Ты сможешь приехать?
Вскоре подъехало такси. Поверх широких спортивных брюк и свитера Зоя набросила меховое манто. Квиллер с нетерпением ждал её. Он принёс картину с обезьяной в свою комнату и водрузил на камин.
— Это она! — воскликнула Зоя. — Это вторая половина Гиротто! Это её искал Эрл!
— Ты уверена?
— Это несомненно Гиротто, его стиль невозможно не узнать. И тот же самый жёлто—зелёный фон! К тому же разве ты не видишь — кусочек одежды балерины на правой кромке картины!
Они смотрели на холст, пытаясь ввести в логические рамки свой мысленный хаос.
— И если это пропавшая половина…
— Что это означает?
Зоя внезапно побледнела. Она села и прикусила нижнюю губу. В Эрле Ламбрете эту манерность Квиллер находил неприятной. У Зои же получалось трогательно. Она медленно произнесла; — Маунтклеменс знал, что Эрл охотится за этой обезьяной. Он был одним из тех, кто хотел купить балерину. И неудивительно: он нашёл обезьяну!
Квиллер начал нервно теребить усы ногтем большого пальца. Он спрашивал себя, мог ли Маунтклеменс убить Эрла Ламбрета, для того чтобы завладеть балериной. И если это было так, зачем он оставил картину в доме? Может, он забыл, что убрал её в кладовку?
Усы Квиллера дрогнули. Он вспомнил сплетню об отношениях Зои и Маунтклеменса.
