— Да… пожалуй, да… Слушайте, а что, если я предложу вам сделку, а?
— Никаких сделок! Это право прокурора и судьи смягчить приговор за чистосердечное признание. Вам-то должно быть хорошо известно, что они часто делают подобное.
— Да, мне известно это.
— Ну вот, в таком случае и отвечайте на мой вопрос.
Итон глубоко вздохнул и с трудом начал:
— Вы совершенно правы. Я встречался с ним и до вчерашнего вечера. И не один раз, а много. — Он повернулся к Горану и злобно ухмыльнулся. — Правильно? Проклятый трус и предатель!
— Клевета! — холодно возразил Горан и, обращаясь к Кремеру, продолжал: — Инспектор, вы умышленно подвели его к подобному утверждению.
— Да? В этом случае я поведу его еще несколько дальше. Как имя мистера Горана?
— Деннис.
— Адрес его конторы?
— Восточная Сорок первая улица, дом сто двадцать один.
— Где он живет?
— Грэмерси-парк, дом номер триста пятнадцать.
— На какой автомашине он ездит?
— На «крайслере» выпуска 1951 года.
— Какого цвета его машина?
— Черная.
— Какой номер его служебного телефона?
— Риджуэй, три-четыре-один-четыре-один.
— А домашнего?
— Палас, восемь-шесть-три-ноль-семь.
— Пока довольно. Мистер Горан, я задерживаю вас как важного свидетеля, показания которого будут весьма существенны для следствия по делу об убийстве. Пэрли, отведи его в другую комнату… Кстати, кто там сейчас?
— Даркин и Пензер с Эрвином.
— Скажи им, чтобы присмотрели за Гораном, и возвращайся сюда.
Горан встал.
— Инспектор, я предупреждаю, что вы делаете серьезную ошибку, о которой вам потом придется сожалеть, — спокойно и с достоинством заявил он.
— Посмотрим, мистер Горан. Пэрли, уведи его.
После ухода Горана в сопровождении Стеббинса Кремер выкинул остатки сигары в корзинку для мусора, подошел было к Вулфу, но, увидев, что тот с закрытыми глазами сидит, откинувшись на спинку кресла и не говоря ни слова, возвратился на свое место, а затем спросил у меня, можно ли его слышать из соседней комнаты. Я ответил отрицательно и пояснил, что стены звуконепроницаемые. В это время вернулся Пэрли Стеббинс.
— Ну, хорошо, выкладывай все начистоту, — обратился Кремер к Игену. — Горан состоит в вашей банде?
— Я хочу предварительно договориться с вами о сделке, — упрямо заявил Иген.
— Черт тебя побери! — с отвращением воскликнул Кремер. — Твоя песенка уже спета, и, будь у меня мешок возможностей, я ни одной бы на тебя не потратил. Если хочешь, чтобы к тебе потом отнеслись со снисхождением, заработай его, да поживее. Итак, Горан состоит в вашей шайке?
— Да.
— Какую роль он играет?
— Дает мне указания, как нужно держаться с «клиентами», делает наводки, как и в случае с Леопольдом Хеймом… чтоб ему провалиться на месте.
— А ты потом передаешь деньги ему?
— Нет.
— Никогда?
— Никогда. Он получает свою долю от Бирча… Получал.
— Откуда тебе известно это?
— Через Бирча. Он сделал мне предложение года два назад, и я решил попробовать. Месяца три-четыре спустя у одного парня в Бруклине возникли серьезные неприятности с властями, и Бирч послал меня на встречу с юристом в известном вам гараже, чтобы тот просветил меня, как поступить. Юристом оказался Горан. После этого я встречался с Гораном еще раз… двадцать.
— И всегда в том же самом гараже?
— Да, и больше нигде. Правда, иногда я разговаривал с ним по телефону.
— У тебя есть что-нибудь, написанное Гораном? Что-нибудь, чти он присылал или давал тебе?
— Нет.
— Ничего?
— Я же сказал, что нет. Трус паршивый!
— Кто-нибудь еще бывал на твоих встречах с Гораном?
— А как же! Бирч.
— Но он мертв. А кто-нибудь еще?
— Больше никого, — подумав, ответил Иген.
— Ни разу?!
— В подвальном помещении с нами никого и никогда не было, хотя ночной сторож, конечно, всякий раз, когда Горан приходил, видел его. — Иген оживился. — Да, да, сторож видел его!
— Не сомневаюсь, — равнодушно заметил Кремер. — Но Горан резонно спросит, кому можно больше верить — такому солидному и крупному адвокату, как он, или такому гангстеру, как ты, поддерживаемому дружком, про которого он заявит, что ты научил его дать подобные показания. Я не хочу сказать, что сторож с его показаниями не нужен нам. Мы найдем сторожа и… Послушайте, вы это куда? — внезапно обратился он к Вулфу, который встал с кресла, намереваясь уйти.
— Наверх, в оранжерею. Уже девять часов, — ответил Вулф, направляясь к двери.
— И вы уходите, — запротестовал Кремер, как раз в то самое время, когда…
— Что когда? — потребовал Вулф. — Я уже сделал для вас все, что мог, и вы больше не нуждаетесь во мне. Меня же шантажисты не интересуют — я ищу убийцу. Мое расписание вы знаете, и после одиннадцати часов я снова к вашим услугам. Буду признателен, если вы очистите мой дом от этих подонков. С таким же успехом вы можете продолжить их допрос где-нибудь еще, а не у меня.
— Могу, могу! — вставая, раздраженно подтвердил Кремер. — Но в таком случае мне придется забрать с собой Гудвина, Пензера, Даркина и Кэтера.
— Ну, положим, вы можете забрать только первых троих, так как мистера Кэтера здесь сейчас нет.
— Но мне он нужен. Где он?
— Мало ли, что вам нужно. Он выполняет мое поручение. Разве вы еще недостаточно получили от меня сегодня? Арчи, ты помнишь, куда отправился Орри?
— Нет, сэр. Я не могу вспомнить, даже если бы это было нужно для спасения моей жизни.
— Вот и хорошо. И не пытайся вспоминать. — Вулф повернулся и вышел.
За всю свою жизнь я не видел столько большого начальства, сколько увидел всего лишь за восемь часов — с девяти утра до пяти вечера. И произошло это в четверг, то есть через неделю после того, как Пит Дроссос побывал у Вулфа, чтобы посоветоваться по своему делу. В Десятом полицейском участке меня принял заместитель начальника нью-йоркской полиции Ниери, в управлении полиции Нью-Йорка — сам начальник Скиннер, и прокуратуре не кто иной, как прокурор Боуэн, совместно с тремя помощниками, включая Мандельбаума.
Я вовсе не намерен утверждать, что у меня закружилась голова от этого, поскольку понимаю, что пользуюсь подобной популярностью не только потому, что они видят во мне интересного собеседника. Во-первых, убийство миссис Фромм и два связанных с ним преступления стоили того, чтобы расходовать на сообщения о них не одну тысячу бочек типографской краски, не говоря уже о времени, затраченном на радио— и телетрансляции. Во-вторых, в городе началась подготовка к муниципальным выборам, а Боуэн, Скиннер и Ниери не страдали от недостатка амбиций. Для людей, которые так преданы идее служения обществу, что не возражают взвалить на себя дополнительную ответственность (с более высоким жалованьем, конечно), расследование убийства какой-либо хорошо известной личности открывает весьма интересные возможности.
В Десятом участке полиции нас изолировали друг от друга, но меня это не обеспокоило. Я твердо знал, что полиции ни в коем случае нельзя сообщить о наших методах допроса Игена, а также о его записной книжке. Сол и Фред хорошо знали об этом. Я провел битый час в маленькой комнатушке со стенографисткой, продиктовал ей свои показания, дождался, пока она перепечатает их, подписал, а затем был проведен к Ниери для допроса. Ни Кремера, ни Стеббинса не было. Ниери был угрюм и мрачен, но не хамил. Наша беседа продолжалась всего полчаса. Когда меня провожали по зданию к выходу, все встречавшиеся знакомые и незнакомые полицейские любезно здоровались со мной. Вероятно, по управлению полиции уже циркулировал слух, что меня уговаривали выставить свою кандидатуру на пост мэра, а ведь все полицейские получали жалованье от муниципалитета. Во всяком случае, я также вежливо отвечал на приветствия, как человек, понимающий их подоплеку, но страшно занятый в данный момент.
В прокуратуре, куда меня доставили после этого, я тут же был проведен к самому Боуэну. Перед ним на столе уже лежала копия моих показаний. В ходе нашего разговора он неоднократно меня останавливал, ссылаясь на то или иное место показаний, находил его, хмурясь, прочитывал и затем кивал, словно желая сказать: «Да, возможно, что ты и не привираешь». Он не только не похвалил меня за задержание Эрвина и Игена и за хитроумную уловку, принудившую Горана поехать с нами, но наоборот, даже намекнул, что, доставив их в дом Ниро Вулфа вместо полиции, я вполне мог заработать не менее пяти в каталажке, возьмись лично он за это дело. Прекрасно зная Боуэна, я умышленно не придал этому значения и пропустил мимо ушей, чтобы не расстраивать его: в этот день у него хватало неприятностей и без меня. Несомненно, ему был испорчен уик-энд, от недосыпания у него покраснели глаза, телефон не переставал звонить, все время приходили его помощники, и в довершение ко всему в списке наиболее популярных кандидатов на пост мэра, опубликованном в одной из утренних газет, он оказался лишь на четвертом месте. Не забывал он и того обстоятельства, что к следствию по делу шантажистской организации, раскрытой Солом, мной и Фредом, а значит, и к расследованию дела Фромм — Бирч — Дроссос, к сожалению, теперь примажется ФБР. Вовсе не удивительно, что после всего этого прокурор был не очень любезен со мною. Хотя, говоря по совести, это же самое можно было сказать и про всех остальных. Никому даже и в голову не пришло, что я иногда ем.
