Казалось, еще немного, и Мышь, наконец, расколется. Но не тут-то было! Опустив голову в пол, он что-то долго и сосредоточенно обдумывал, потом поднял глаза на Люка и улыбнулся ему в лицо.
— Этот номер у вас не прокатит!
— Ну, это мы еще посмотрим! Так, значит, сказать тебе нечего?
— Что сказать?
— То есть, ни в каких противоправных действиях ты не замешан, улики не прячешь, преступников не покрываешь. Так?
— Я устал! — отрезал старик.
— Хорошо! — тяжело вздохнул Люка. — Сейчас тебе дадут возможность поспать. — И уже совсем другим, официальным тоном обратился к одному из своих помощников: — Жанвье! Отведите старика в камеру. И проследите за тем, чтобы ему дали мокрое полотенце стереть кровь с лица.
Мышь увели, и в кабинете остались двое: Люка и начальник муниципальной полиции. Они мрачно переглянулись, и Люка позволил себе еще один тяжелый вздох. Им все было понятно без слов. Дело обещает быть чертовски сложным.
Как и предполагал Люка, четверка вела себя на допросах по-разному. Лили допрашивали первым, и он держался с вызывающей наглостью.
— Что я делал в машине? Катался по городу. А что, это запрещено законом?
— Арчибальд? Какой Арчибальд? Никогда не слышал о таком! Дурацкое имя!
— Чем зарабатываете на жизнь?
— Разве вы сами не видите, что с такой внешностью, как у меня, с голоду не помрешь!
Фред, напротив, вел себя со сдержанным достоинством. Четко назвал имя, место и год рождения, а на вопрос о роде занятий дал немного неожиданный ответ:
— Массажист и по совместительству спортивный тренер в оздоровительных дамских салонах.
Гангстер сохранял олимпийское спокойствие, и лишь глаза сверкали злорадным блеском, словно подначивая старшего инспектора, — ну-ка, попробуй, расколи меня, приятель!
Самым забавным оказалось то, что Фред вдруг вспомнил о дипломатическом протоколе и заговорил таким же витиеватым стилем, что и господа финансисты из Базеля или господин Стаори из Будапешта.
— Хочу предупредить вас, старший инспектор, что вы несете персональную ответственность перед послом Соединенных Штатов за превышение должностных полномочий. Вы, наверное, не вполне отдаете себе отчет в том, что имеете дело с гражданином суверенного государства.
— Зачем вы похитили Мышь с террасы ресторана Фуке?
— Я буду отвечать на ваши вопросы только в присутствии своего адвоката!
Да, такого не запугаешь. Пришлось отпустить ни с чем. Надо запасаться терпением.
Оставалась лишь одна, последняя надежда. Граф! В нем упрямства поменьше.
— Не узнаю я тебя, приятель! — начал Люка доверительным тоном. — Мне всегда казалось, что у тебя есть мозги. Ну да! Время от времени и у тебя случались неприятности с законом, но все это были сущие пустяки в сравнении с тем, во что ты вляпался на сей раз.
Сказать по правде, старшему инспектору и в самом деле было немного жаль сидевшего перед ним типа, представительного, дородного мужчину, слишком хорошо одетого для заурядного бандита. Граф уныло уставился в пол, тщетно пытаясь найти какие-то слова оправдания в собственный адрес.
— И что же тебя подвигло спутаться с таким откровенным негодяем, как Фред, а? Ты же человек воспитанный, завсегдатай лучших парижских баров, а тут такое! Имея труп на руках, мы постараемся, чтобы ты, мой дорогой, получил у нас по полной программе. Обещаю!
— А что вам сказал Фред?
— Да все! Разве он стал тебя выгораживать? И не подумал! Он тут же бросился спасать собственную шкуру. А что ему оставалось, коль скоро мы нашли тело.
— Неправда!
— Что неправда?
— Все! И вообще, вы не имеете права меня допрашивать. Я стану отвечать только на вопросы следователя!
— Как знаешь, приятель.
Люка предвидел такой исход. Он слишком хорошо знал подобную публику. Эти ребята не из пугливых, к тому же не дураки. Их просто так не возьмешь.
Близилось утро. Надо садиться и писать отчет. Он пообещал префекту подготовить отчет к утру. Вот только о чем писать? Нет, лучше пока об этом не думать.
— Пойду-ка я перекушу! — сказал он помощнику.
С трудом прожевывая холодное мясо, то немногое, чем можно было разжиться в ночном баре на площади Шатле, Люка мрачно разглядывал унылый пейзаж за окном. Дождь, монотонный дождь, редкие фигуры прохожих под зонтиками. Скоро парижские улицы превратятся в настоящие каналы, прямо как в Венеции.
— Алло! Виши? Слушаю вас! Одну минуточку! Сейчас я возьму карандаш, чтобы пометить. Так говорите, одна банкнота достоинством пятьсот долларов, одна в сто долларов, одна… А конверт? Пустой? Так я и знал! Будь оно все неладно! Опишите мне сам конверт. Какой он? Как все обычные конверты? Говорите, старый? Очень старый? А что в нем еще необычного? Так… так… Вот оно! Есть! Нет, старший инспектор! Я вовсе не шучу! Так какого цвета, говорите, марка? Синего? Гавайская марка? Прекрасно! Это все, что я хотел узнать. У вас надежный сейф? Немедленно спрячьте все под замок.
Люка повернулся к сержанту Жанвье.
— Графа ко мне! Быстро!
У последнего уже успели изъять галстук и шнурки от туфель, что моментально лишило его элегантности и поубавило уверенности в себе.
— Всего один вопрос, любезный. По-прежнему увлекаешься филателией, особенно редкими марками, а? Помнится, три года тому назад у тебя уже были проблемы с полицией именно на почве филателии. Говорят, ты тогда умудрился всучить клиенту фальшивые зарубежные марки. Я прав?
— Меня оправдали за отсутствием доказательств.
— Ну и слава богу! А расскажи-ка ты мне, приятель, во всех подробностях, сколько стоит одна гавайская марка, выпущенная в середине прошлого века. Отвечай! Чего молчишь? Я с тобой не в кошки-мышки играю, идиот! Будешь молчать, я получу ответ в другом месте.
— Гавайи выпуска 1851 года стоит около четырехсот тысяч франков за штуку.
— Это — которая, синяя?
— Да. На сегодняшний день их сохранилось не более дюжины. Из них лишь несколько — в приличном состоянии.
— Благодарствую за информацию. Вот теперь можешь отправляться спать.
— Так я свободен?
— Еще чего! Ступай спать в свою камеру, вот что я имел в виду. Больше ничего добавить не желаешь?
После секундного колебания Граф проговорил с нескрываемым сожалением в голосе:
— Нет, ничего!
…вот она, разгадка того, кто такой этот Арчибальд…
Старший инспектор писал отчет, тщательно выверяя каждое слово. Три часа ночи. По окнам барабанит дождь. Густые свинцовые тучи нависли над Сеной. Лишь изредка из-за них выныривала луна и тут же снова исчезала в кромешной мгле.
…Граф, промышляющий маклерством, случайно познакомился с Фредом в одном из баров на Елисейских Полях. Поначалу это было лишь шапочное знакомство, не более того, пропустить вместе по бокалу вина, сыграть партию в покер. Пока однажды он не разоткровенничался и не проболтался кое о чем. Конечно, это всего лишь моя рабочая гипотеза, но зная нравы подобной публики, не сомневаюсь, что она весьма правдоподобна.
Эдгар Лоём был страстным коллекционером. Его коллекция марок стоит целое состояние. Недаром после ее оценки господа из Базеля немедленно упрятали коллекцию в одном из банковских сейфов. Настоящей гордостью коллекции являлись две гавайские марки выпуска 1851 года, одна из которых была наклеена на конверт, адресованный известному английскому ботанику сэру Арчибальду Ландсберри, который в те далекие годы находился в научной экспедиции на островах Тихого океана, занимаясь изучением тамошней флоры.
Вполне возможно, Лоём пытался обменять дубликат на другую марку и даже поместил соответствующее объявление в журнале для филателистов. А у Графа, прочитавшего объявление, мгновенно возник план, как обвести вокруг пальца богатого собирателя марок. Уверен, что именно таким был первоначальный замысел Графа, которым он поделился с Фредом.
После чего начались уже непосредственные переговоры с владельцем редкой марки. Скорее всего, злоумышленники разместили встречное объявление или вышли на Лоёма каким-то иным способом. Вполне вероятно, ему предложили равноценный или даже еще более выгодный обмен, но с обязательной предоплатой части суммы. Сержант Жанвье, который когда- то увлекался коллекционированием марок, рассказал мне, что существуют и более дорогие марки. К примеру, ярко-красная марка островов Маврикий номиналом в один пенни. В настоящее время цена за нее колеблется в пределах от пятисот до шестисот тысяч франков. Что вполне сопоставимо с той суммой аванса, которую имел при себе Лоём, отправляясь на свидание. А то, что часть денег была в долларах, косвенно подтверждает участие Фреда в афере. Гангстер, конечно же, предпочитал иметь дело с долларами.
