– Так позвоните Байноу и договоритесь о встрече. По делам вы из дому не выходите, но в данном случае речь идет не о деле, а об остром приступе неизлечимой зависти. Я составлю вам компанию, чтобы посмотреть, как перекосится ваша физиономия, когда вы…
– Я уже звонил ему! Он любезно пригласил меня к себе на Лонг-Айленд, чтобы я мог в любое удобное мне время ознакомиться с его коллекцией, но отрицал, что располагает розовой вандой, так что я ее не увижу. По словам мистера Хьюитта, Байноу намеревается выставить ее в полном блеске на Международном цветочном салоне в будущем году. Я столько ждать не могу. Кроме самого мистера Байноу, его жены и садовника, никто розовую ванду не видел. Но, опять же по словам мистера Хьюитта, жена вытянула из мистера Байноу разрешение украсить орхидеями туалет, в котором появится на пасхальном параде. Перед парадом они отстоят пасхальную службу в церкви Святого Фомы. Вот тогда-то и представится возможность если не исследовать гибрид, то хотя бы полюбоваться цветками.
– Как же, – живо согласился я. – Вы никогда еще не бывали на пасхальном параде, так что отведете душу. Только вам нужны новые костюм и шляпа, а до Пасхи всего пять дней…
Я прикусил язык, поскольку Вульф реагировал на мои слова совершенно не так, как ему полагалось. Вместо того чтобы ожечь меня испепеляющим взглядом, или рыкнуть, или и ожечь и рыкнуть сразу, он внимательно слушал и задумчиво кивал, как будто предстоящая толкотня локтями и другими частями тела в пасхальной сумятице с братьями по разуму на Пятой авеню ничуть не претила ему. Воистину зависть облагораживает человека.
– Нет, не выйдет, – провозгласил Вульф. – Если бы я сумел на протяжении всей службы стоять прямо перед ней и разглядывать цветы… – Его плечи чуть приподнялись и вновь опустились. – Нет. Я должен рассмотреть их без помех. Под лупой. Хотя бы один цветочек. Ты отказался. Сол тоже не согласится. Орри?
Я помотал головой:
– Сомневаюсь. За две сотни он за это не возьмется. Разве что даром, в качестве личного одолжения вам.
Вульф скорчил гримасу:
– Я не стану просить его об одолжении.
– Хорошо. Поместить объявление в газете? Просьба откликнуться опытного похитителя орхидей? На это времени уже нет. Хотите, чтобы я подыскал подходящего проходимца?
– Да.
– Тогда я порыщу вокруг. Есть у меня на примете одна кандидатура, даже две. Но не вздумайте сулить ему награду за дополнительные осложнения. Если таковые возникнут, это его сложности. Сотнягу за риск и еще сотнягу, если ему удастся заполучить побег или хотя бы его приличную часть. Согласны?
– Да. – Вульф нахмурился. – А вдруг он потерпит неудачу? – Он исподлобья воззрился на меня. – У тебя есть фотоаппарат для цветной съемки.
– У вас есть, – поправил я. – Вы за него заплатили. Но я пользуюсь им при случае, вы правы.
– Считай, что сейчас как раз подвернулся такой случай. Воскресенье – твой выходной, когда мы не ведем важного расследования. Но я бы предложил, чтобы в этот раз ты взял выходной в другой день. Я полагаю, во время этого столпотворения на Пятой авеню будет несколько дюжин людей с фотоаппаратами?
– Не дюжин. Несколько тысяч.
Вульф поднял руку ладонью вверх:
– Так что?
– Что ж, – задумчиво промолвил я, – должен признать, что Орри мог бы завалить это дело. А вот я, скорее всего, сумею щелкнуть пару кадров. Правда, не уверен, что цвет получится натуральным. С розовым можно намучиться. Но, увы, ничего не выйдет. Вы сами признали, что воскресенье – мой выходной. Я мог бы пожертвовать им только в качестве личного одолжения вам, но вы же не станете просить об одолжении. Так что мне очень жаль.
– Вношу уточнение. Есть только четыре человека, к которым я могу обратиться с просьбой о личном одолжении. Орри в их число не входит. Ты входишь.
– О, тогда другое дело. Только зовите меня «мистер Гудвин».
Вульф стиснул зубы.
– Мистер Гудвин, – процедил он, – я прошу вас о личном одолжении.
Поразительно все-таки, сколь низко способны пасть завистники!
В пасхальное воскресенье погодка выдалась не ахти, хотя случалось и похуже. Когда незадолго до полудня я вышел из нашего старого особняка, косые солнечные лучи освещали только противоположную сторону Западной Тридцать пятой улицы. Поэтому, чтобы хоть немного прогреть косточки, я перешел на другую сторону. С Ист-Ривер дул довольно свежий бриз, но не такой пронизывающий, как я ожидал, так что я даже позволил себе роскошь расстегнуть пальто. Не подумайте, что я вырядился по случаю Пасхи, вовсе нет – просто оделся поудобнее и повесил на шею «центрекс», который болтался наготове на длинном ремешке.
Свернув на Пятую авеню, я без помех двигался по ней пять кварталов, однако к библиотеке слетелась уже изрядная стая ранних пташек, и мне пришлось немного поработать локтями. Чем дальше, тем гуще становилось скопище народу. И я невольно порадовался, что вышел не впритирку. Ведь мы с Мурлыкой уговорились встретиться перед церковью Святого Фомы в половине первого.
Хотя я знаю его настоящее имя и адрес, для вас он останется Мурлыкой. Большего этот тип не заслужил. Мы совершили ошибку, посулив ему две сотни – одну вперед, вторую по выполнении. Его красная цена – пара двадцаток. От слишком большой суммы у него могли затрястись руки, но, увы, я должен был подчиниться распоряжению босса.
Я тщательно растолковал Мурлыке задание, показал фотоснимки Милларда Байноу и его жены и даже познакомил с вандой, вручив ему экземпляр. Конечно, не «розовый фламинго», а цветок из коллекции Вульфа. Ведь наверняка в людском потоке отыщется несколько дюжин женщин, украсивших себя орхидеями. Если не вандами, то уж на худой конец каттлеями, лелиями или калантами. Ну и вдобавок, чтобы Мурлыка не промахнулся, я должен был подать ему условный сигнал.
К тому времени как я добрался до собора Святого Патрика, на пересечении Пятой авеню с Пятидесятой улицей, откуда мне оставалось проталкиваться всего три квартала до Святого Фомы, уже не только тротуары, но и вся проезжая часть была запружена разодетыми двуногими. Удивительно, но некоторые из них выглядели довольными и даже счастливыми.
Будь у меня в запасе капелька времени, я бы непременно остановился, чтобы поглазеть на губы, вымазанные самыми невообразимыми помадами, дурацкие шляпы и кричащие галстуки, но за неимением времени я продолжал протискиваться вперед, извиваясь, как червяк.
Протолкавшись к краю тротуара напротив церкви Святого Фомы, я уже начал подумывать, не прийти ли мне сюда по собственному почину на следующую Пасху, если удастся раздобыть рыцарские доспехи по сходной цене. В противном случае полюбоваться на любопытное зрелище мне не дадут: едва свернув на Пятьдесят вторую улицу, я удостоился мощнейшего тычка под ребра от шестифутовой амазонки в лиловом костюме.
Я вытянул собственные шесть футов, приподнявшись на цыпочках, и приметил Мурлыку, который спасался от людского потока, угнездившись в нише сбоку от церковных врат. Росточка он был небольшого – до шести футов недотянул дюймов пять, – но того, что я увидел, оказалось достаточно, чтобы понять: полученная им в качестве аванса сотня ухнула коту под хвост.
Мурлыка красовался в новом пальто из серого твида и роскошной серой шляпе с лихо заломленными полями. Воистину не угасает дух подлинных ценителей пасхальных парадов, подумал я и, перехватив взгляд Мурлыки, приветственно растянул губы. Проталкиваться к нему надобности не было: Мурлыка получил замечательный инструктаж.
Я огляделся по сторонам в поисках тактически выгодной позиции, откуда мог без помех щелкать выходящий из церкви люд. Обнаружилась таковая в двух шагах от меня. На самом краю тротуара торчал деревянный ящик высотой дюймов шестнадцать. Как раз то, что мне требовалось.
Одна беда: ящик был уже занят. На него взгромоздилась молодая женщина, одетая в светло-коричневое шерстяное пальто с пояском и следившая за толпой в видоискатель фотоаппарата.
Я легонько ткнул мизинцем ее локоть и в ответ на недоуменный взгляд лучезарно улыбнулся, вложив в широкий оскал все свое радушие. Впрочем, особо напрягаться мне не пришлось. Женщина оказалась прехорошенькая.
– Скажите, – обратился к ней я, – вам приходилось прежде стоять на одном ящике с пэром королевских кровей?
– Конечно, – заявила она. – Тысячу раз. Не мешайте мне, я занята.
И женщина вернулась к своему занятию.
Я повысил голос:
– Но вы никогда не стояли на ящике бок о бок с принцем крови. И это ваш единственный шанс. Моя бабушка, вдовствующая королева, сейчас соизволит лично выйти из церкви. Я должен запечатлеть сей бессмертный миг. Не беспокойтесь, я встану на самый краешек и постараюсь не дрыгать конечностями.
Она посмотрела на меня сверху вниз:
– Мне, право, больно вам отказывать, ваше высочество, но это не мой ящик. Мне одолжил его шеф, и он…
